пиаровский текст маскируется всякими расплывчатыми рубриками, серыми рамками, крохотными значками. И есть черный пиар — нелегальные деньги и полная маскировка «под журналистику».
Реклама пропагандирует свой продукт, но не умаляет, не низвергает чужой. Как правило, она позитивна, хотя и использует ныне многие формальные приемы черного искусства.
Пропаганда может рекламировать свою идею, может разоблачать, обличать идеи чужие, даже клеветать на них. Но она, пропаганда, делает это открыто. Автору-пропагандисту редакция не станет заказывать объективный, даже только по форме, материал. Читатель и зритель узнает пропагандиста с первой фразы.
Пиаровские тексты (заказные, или «джинса», «заказуха» на редакционном жаргоне) — чаще «разоблачают» и клевещут, чем что-либо просто пропагандируют или рекламируют.
Случайностей в мире, видимо, столько же, сколько и неслучайного. Так поддерживается баланс между хаосом и гармонией. PR — это Propaganda и Reclama. Это не случайная расшифровка навязшей в зубах аббревиатуры. То есть лингвистически это, конечно, случайность, а в сущности — закономерность.
402
Российский (по крайней мере) PR есть нелегальная Реклама-Пропаганда, тщательно замаскированная под журналистский продукт, или — черная пропаганда, распространяемая за деньги.
Почему пиар ужасен и вреден?
Потому что он (1) развращает журналистов, (2) обманывает аудиторию, (3) подменяет и вытесняет журналистику из СМИ.
У некоторых (очень многих) журналистов большая часть их зарплаты является доходом от одобренной редакцией, но часто и скрываемой от редакции (чего не бывает с рекламой и пропагандой) и от коллег работы в жанре пиара.
Аудитории всё труднее и труднее различать пиаровские тексты и нормальные. Большая часть аудитории сегодня уже не может этого сделать, хотя она же легко отличает рекламный продукт от журналистского и пропагандистский журналистский продукт от объективной журналистики.
Мой диагноз: пиар является чумой, раком, СПИДом журналистики конца XX — начала XXI века; это единственная болезнь, от которой журналистика как таковая может погибнуть, а в отдельных СМИ — уже погибла. Я не слышу возражений, да и не хочу их слышать.
Dixi. И больше об этом — ни звука.
403
Раздел 4. ЖУРНАЛИСТЫ КАК ЛЮДИ (ТИПЫ И СТРАСТИ)
В лекции, посвященной репортажу, я, как, надеюсь, вы помните, привел самую очевидную классификацию типов журналистов. Классификацию, основанную на естественно-жанровой (наиболее распространенной) специализации журналистов: информационщик, репортер, интервьюер, аналитик, публицист, ведущий (игрок). Теперь же посмотрим на профессиональную типологию журналистики шире, в контексте не узкопрофессиональном, а общественно-политическом, столь актуальном для СМИ сегодня.
Для этого прежде всего вспомним все те профессии, с которыми, по ходу этих лекций, я сравнивал журналистику, пытаясь передать суть того, чем (а не как) она занимается. К этим профессиям для полноты картины теперь я добавлю и ряд других.
• политика(политик)
• писательство (писатель)
• лицедейство, актерство (актер)
• исследовательско-аналитическая деятельность (ученый)
• расследовательская деятельность (следователь)
• расследовательско-защитная деятельность (адвокат)
• оценочно-арбитражная деятельность (судья)
• информационная деятельность (рассказчик)
• интерпретаторская деятельность (эксперт, комментатор)
• медиативно-модераторская деятельность (ведущий, модератор)
404
Вот эти десять типов деятельности (каждый из которых сам по себе может охватывать довольно обширный спектр более конкретных профессий) и составляют в более или менее оригинальном, а чаще всего — в банальном наборе собственно профессиональные типы журналистики или типы профессиональных журналистов.
Чаще всего, что и проще всего, журналистов делят по двум основаниям: информация — аналитика и репортерство — кабинетная работа (опять же «аналитическая», хотя собственно аналитикой она может и не пахнуть).
Информационщик — это тот, кто лучше и быстрее других добывает информацию, причем информацию наиболее точную. Чаще всего он не сидит в редакции, хотя это давно уже не правило. Пользуясь телефоном и услугами своих источников (не журналистов), иной кабинетный информационщик ныне добывает больший урожай, чем его бегающие собратья. Впрочем, если сам журналист такого типа и сидит в редакции, его информационная сеть разбросана вне ее стен. Иначе быть не может.
Аналитик не бегает за информацией сам, не собирает ее по кабинетам и коридорам (хотя и должен в принципе иметь обширные знакомства в тех сферах, которые анализирует). Он обобщает и журналистски анализирует то, что либо собрали другие, либо вообще известно всем, но в силу каких-то причин стало сегодня актуальным. Например, приближаются выборы президента. Все кандидаты известны, известны всем в равной мере и их биографии, программы, тактика и стратегия их избирательных кампаний. На основе этого один журналист (не аналитик) не может написать ничего внятного, другой — легко напишет нечто удобоваримое, но в общем-то банальное (главный продукт СМИ— актуальная банальность). А третий — такой текст, которым будет зачитываться вся политизированная публика, который будут цитировать, который откроет что-то новое, порой даже неожиданное в, казалось бы, уже хорошо известном раскладе сил.
Репортер — это, конечно, тот, кто творит тексты, которые никогда и никто (кроме профессиональных фальсификаторов-журналистов же), находясь в редакции, не напишет. Тот, кто умеет, помимо собственно информации (которую ныне большинство печатных СМИ получает не от своих корреспондентов, а от
405
информационных агентств и телевидения), собрать и передать в своем тексте «запахи жизни»: нюансы, детали, картинки (информационно почти пустые, но создающие эффект присутствия, соучастия, сопричастности), эмоции, случайные свидетельства.
Кабинетный же журналист довольствуется переработкой всего того, что поступает на его стол в редакции. В последнее время, кстати, мы стали свидетелями в некотором роде расцвета такой кабинетной журналистики. Объективная основа этого — появление Интернета, откуда можно почерпнуть множество деталей, не присутствующих в основном потоке текстов, проходящих по каналам профессио-
нальных СМИ, и многообразие самих этих текстов, что позволяет, обладая определенными профессиональными навыками, сконструировать любой правдоподобный материал. Несколько случаев подобного рода стали скандально известны в последние годы, например, во время иракской войны 2003 года, когда обозреватель одной более чем уважаемой американской газеты, как выяснилось, все свои репортажи сочинял не выходя из кабинета, но выдавал их за настоящие. Не совсем ясно, каким образом это так долго оставалось тайной для его коллег и редакционного руководства, что, впрочем, доказывает то, сколь, видимо, распространенной является сегодня такая спекулятивная журналистская деятельность.
Кстати, еще одной объективной основой этого типа деятельности является, помимо современных технологических новшеств, редко кем отмечаемая стандартность сюжетных узлов журналистики, чему, как вы помните, я посвятил специальную лекцию.
В этом месте я должен сказать, что к тем десяти видам деятельности, так или иначе инкорпорированным в журналистику, которые я перечислил в начале этой лекции, и являющимся доброкачественными, необходимо добавить еще два, выделив их в особую группу недоброкачественных (или даже злокачественных) типов.
Недоброкачественным является сочинительство (пример приведен выше), а злокачественным — провокаторство, тоже довольно распространенное сейчас (но не сегодня родившееся). Особенно часто провокаторство используется в предвыборных кампаниях и разного рода информационных войнах, в первую очередь массовыми и бульварными СМИ (и чаще всего, естественно, — на телевидении).
406
Всех наиболее известных журналистов-провокаторов хорошо знают в профессиональной среде, да и публике их имена хорошо известны (ибо провокаторские публикации, как правило, приносят их авторам большую известность, временами напоминающую славу). Меньшинство из провокаторов затем тяжело расплачиваются за эту славу (если шум поднялся уж слишком большой и последовало контрразоблачение), но большинство вполне сносно или даже процветая продолжают работать в журналистике и дальше. Объективности ради надо отметить, что в основном за провокациями в СМИ стоят внешние силы, то есть инициаторами провокаций являются не сами журналисты, выступающие лишь в роли исполнителей (за что им достается и плата, и слава и, в случае неудачной провокации, соответствующая репутация). Однако я, да, думаю, и не только я, знаю несколько известных журналистов, которые стали провокаторами по собственной склонности и без каких-либо внешних воздействий (что не исключает эксплуатацию их склонности другими и, соответственно, оплату отдельных проявлений этой склонности).
Еще одна оговорка: иногда провокаторство амбивалентно, то есть используется превентивно против каких-то, как представляется (искренне или спекулятивно) авторам и исполнителям провокации, еще более значительных общественных или политических провокаций. Таким гомеопатическим случаем является, например, по мнению многих, известная история лета 1996 года, случившаяся между двумя турами президентских выборов, следствием которой стало отстранение Борисом Ельциным от власти Коржакова, Барсукова и их, по выражению Чубайса, «духовного отца Сосковца». Началось всё, как известно, с «провокационного», по мнению авторов встречной «провокации», задержания людьми Коржакова двух сторонников Ельцина, но из команды Чубайса, вынесших из Белого дома «коробку из-под ксерокса» с полумиллионом долларов. Подробнейший сюжет об этом был показан по всем телеканалам. В ответ поздно вечером Евгений Киселев вышел в прямой эфир тогдашнего НТВ с заявлениями о готовящемся группой Коржакова государственном перевороте. В результате поднявшегося шума и паники в политических кругах на Ельцина было оказано сильнейшее давление, и утром следующего дня под диктовку Чубай-