Наконец, издание или программа поражали бы стилевой разноголосицей, даже хаосом, отражающим пристрастия и вкусы, часто невысокие, тех, кто «творит».
Оттачиванием и полировкой изготовленных журналистами деталей (а часто — вообще сырья, полуфабрикатов, болванок) и сборкой из них единого и гармоничного целого, называющегося газета X, еженедельник Y, телепрограмма Z, занимаются редакторы.
Еще более анонимные, чем журналисты. Еще более неизвестные широкой публике. Чаще всего
— меньше журналистов получающие.
На телевидении справедливость отчасти торжествует, ибо в титрах всякой солидной программы имена редакторов обозначаются. В печатных изданиях, как правило, нет и этого.
Уникальность профессии редактора состоит в том, что он, начисто лишенный авторского самолюбия или вынужденный от него отказаться, не умея создавать текст, способен увидеть его достоинства
— и усилить их, а также способен раньше других заметить недостатки текста — и убрать, замаскировать или смикшировать эти недостатки. А в случае работы с текстом именитого нештатного автора, не соблюдающего никакой производственной дисциплины, но крайне амбициозного и обидчивого, сократить, поправить, объяснить, уговорить, принять удар авторского недовольства на себя. И часто — добиться поразительного эффекта, когда автор, получив свежий номер издания, обливается слезами умиления над собственным текстом: как же я замечательно написал!
Между тем если бы ему показать его подлинный текст и если бы он при этом не был его автором, то есть человеком, в 90% случаев неспособным этот текст объективно оценить, он бы ужаснулся.
418
Высококлассных редакторов крайне мало. Даже просто классных не очень много. Во всяком случае меньше, чем классных журналистов.
Что такое высококлассный редактор? Это человек, который умеет делать четыре вещи (возьму пример печатного текста):
• во-первых, с ходу оценить достоинства текста и его недостатки и отправить в корзину, не тратя лишних слов и времени, текст некачественный, изобретя при этом благовидный предлог, под которым автору будет вежливо отказано в публикации;
• во-вторых, ювелирными прикосновениями, не вписывая автору ни одной своей мысли, ни одного не характерного для автора слова, но убрав всё, что портит текст, довести его до приемлемого уровня совершенства;
• в-третьих, получив от руководства задание подготовить к печати текст, который, будь на то воля самого редактора, был бы отправлен в корзину, так обработать его, что этот текст не портит издания, автор остается доволен, а читатель все-таки видит все те авторские глупости, из-за которых этот текст и не следовало бы печатать;
• в-четвертых, если текст, по мнению редактора, представляет несомненную ценность, но может быть по каким-то, например цензурным, соображениям отвергнут руководством редакции, отредактировать его так, чтобы вся острота осталась, руководство не имело бы причин текст не печатать, а автор и читатель были бы удовлетворены.
Будучи весьма неплохим редактором (что могут засвидетельствовать десятки нештатных авторов, чьи тексты я редактировал), я часто, еще работая в «Московских новостях», занимался как раз последним, ибо только со стороны казалось, что это издание, носившее неофициальный титул «трибуны гласности», с ходу и без всяких изменений печатало всё самое острое и необычное. Цензура была: и внешняя, и внутренняя, и цензура (минимальная в сравнении с другими СМИ того периода) главного редактора.
419
Входить в публичное обсуждение действий и решений последнего, пока ты с ним работаешь, непрофессионально и неприлично.
ГЛАВНЫЙ РЕДАКТОР - ЭТО ТО ЖЕ, ЧТО РЕДАКТОР ВООБЩЕ, НО ТОЛЬКО ОТВЕЧАЮЩИЙ, ДАЖЕ НЕ ЧИТАЯ ИХ, ЗА ВСЕ ТЕКСТЫ (А РАВНО И ДЕЙСТВИЯ) ВСЕХ СВОИХ СОТРУДНИКОВ, ЗА КОНЦЕПТУАЛЬНУЮ ВЫДЕРЖАННОСТЬ ИЗДАНИЯ, А ТАКЖЕ ЕЩЕ И ЛИЦО, ОТВЕЧАЮЩЕЕ ЗА ИЗДАНИЕ ПЕРЕД ВНЕШНИМ МИРОМ, ПЕРЕД ВСЕМИ ПРОТИВОБОРСТВУЮЩИМИ В НЕМ СИЛАМИ. ЧЕЛОВЕК, ИМЕЮЩИЙ СВОЮ ТАКТИКУ И СТРАТЕГИЮ ВЕДЕНИЯ ИЗДАНИЯ, ЕГО СОХРАНЕНИЯ И РАЗВИТИЯ. И ОН НЕ ОБЯЗАН ПОСВЯЩАТЬ ВО ВСЕ НЮАНСЫ ЭТОЙ ТАКТИКИ И СТРАТЕГИИ ВСЕХ СВОИХ СОТРУДНИКОВ, ВСЕХ РЕДАКТОРОВ, ВСЕХ ЖУРНАЛИСТОВ.
Это нужно знать и понимать.
ЖУРНАЛИСТ, ВЫБИРАЮЩИЙ ГДЕ ЕМУ РАБОТАТЬ, ЕСЛИ У НЕГО ЕСТЬ ТАКАЯ ВОЗМОЖНОСТЬ, ВЫБИРАЕТ, В КОНЕЧНОМ ИТОГЕ, ЧЕТЫРЕ ВЕЩИ (ЕСЛИ ДАЖЕ НЕ ВСЕГДА ОБ ЭТОМ ДУМАЕТ): ЗАРПЛАТУ, РАБОТУ (НАСКОЛЬКО ОНА ЕГО УДОВЛЕТВОРЯЕТ), ИЗДАНИЕ И ГЛАВНОГО РЕДАКТОРА. И КАЖДОЕ ИЗ ЭТИХ ЧЕТЫРЕХ УСЛОВИЙ ЗНАЧИМО, ПРИЧЕМ ПОРОЙ ПОСЛЕДНЕЕ - ДАЖЕ БОЛЬШЕ, КАК ВЫЯСНЯЕТСЯ, ЧЕМ ВСЕ ОСТАЛЬНЫЕ ВМЕСТЕ ВЗЯТЫЕ.
Работе главного редактора стоило бы посвятить отдельную лекцию, но меня избавляет от этого публикация в шестом разделе книги статьи, специально посвященной одному из выдающихся главных редакторов нашей страны. Крайне рекомендую ее прочесть. И тем, кто собирается стать главным редактором, и тем, кого эта высота не манит, но кто будет работать в журналистике. Ибо фигуру главного редактора, как валун на узкой тропинке, вам всё равно не обойти.
420
Уважаемые студенты и студентки, а также все остальные слушатели и читатели этого
курса!
Наши беседы подходят к концу и, как я вас учил, финал должен быть, с одной стороны, ярким и запоминающимся, а с другой — неожиданно-интригующим, дабы было желание вновь обратиться к текстам данного автора.
Насчет неожиданности говорить трудно. Скорее кому-то (мне в том числе) может показаться, что курс для такой простой профессии, как журналистика, слишком затянулся. Простой, но крайне важной — напомню я вам. Одной из важнейших в современном мире, ибо посредством СМИ, то есть руками журналистов в значительной степени, этот мир сегодня управляется.
НЕ ЖУРНАЛИСТЫ - ЦЕНТР УПРАВЛЕНИЯ МИРОМ, НО ОНИ - ВЕРНЫЕ БОЙЦЫ, ПРИВОДНЫЕ РЕМНИ И ПЕРЕДОВОЙ ОТРЯД ПАРТИЙ ИЛИ ГРУПП, НАХОДЯЩИХСЯ У ВЛАСТИ.
Все марксистско-советские формулировки, вызывавшие в свое время усмешку, вновь стали актуальными. В то же время журналистика — единственный полнозвучный голос в общем-то немого по отношению к власти общества. Следовательно,
ЖУРНАЛИСТИКА - ПОЛЕ БИТВЫ ВЛАСТИ С ОБЩЕСТВОМ, БИТВЫ ПОСТОЯННОЙ, ПОВСЕДНЕВНОЙ, РУТИННОЙ, КАК ПАРТИЗАНСКАЯ ВОЙНА, И ГРАНДИОЗНОЙ, КАК СТАЛИНГРАД.
Ни одна из сторон не должна одерживать окончательной победы, ни одна не должна разгромить «противника». Нет ничего
421
страшнее в политической и общественной жизни, чем полная и окончательная (окончательной до конца, впрочем, она никогда не бывает) победы одних над другими. Ибо после этого
— тотальность, тоталитарность, диктатура, а далее — взрыв, революция, бунт, хаос.
ЖУРНАЛИСТЫ, УЧАСТНИКИ ЭТОЙ БИТВЫ С ОБЕИХ СТОРОН, ГРУБО ГОВОРЯ - КОЛЛАБОРАЦИОНИСТЫ: СЛУЖА ОБЩЕСТВУ, СОТРУДНИЧАЮТ С ВЛАСТЬЮ, ЯВЛЯЯСЬ ЧАСТЬЮ ВЛАСТИ (В ШИРОКОМ, СОВРЕМЕННОМ СМЫСЛЕ СЛОВА), ТАЙНО И ЯВНО РАБОТАЮТ НА ОБЩЕСТВО. ПРИЧЕМ НЕ ПО НОЧАМ (ПО НОЧАМ ЖУРНАЛИСТЫ, КАК ВСЕ НОРМАЛЬНЫЕ ЛЮДИ, СПЯТ), А ДНЕМ -НА ВИДУ У ВСЕХ, НА ВСЕОБЩЕМ ОБОЗРЕНИИ.
Мой курс лекций, как я уже отмечал в его начале, отличается (надеюсь, уже отличился) не академизмом, а предельной (для нормального человека) откровенностью. Не скрыть, не спрятать ни одной реальной проблемы журналистики, не отделаться красивыми декларациями о демократии, свободе слова и свободе печати, о беспредельной и бескорыстной честности и святости тех, кто этой профессией зарабатывает себе на хлеб, а сообщить вам maximum maximorum правды о журналистике и СМИ (различайте эти понятия) — вот чего я хотел.
Вот почему, возможно, журналистика и журналисты в массе своей в моем курсе предстали не в самом благоприятном свете. Не дон-кихоты, а прагматики, не романтики, а циники, не доброхоты, а честолюбцы.
Не станем, кстати, забывать — я об этом рассказывал, — что журналистика, как всякая публичная профессия, нуждается в аудитории, а значит — в трибуне, кафедре, сцене, с которой журналист к этой аудитории может обратиться. Но как абсолютное большинство актеров не владеет театрами, так и абсолютное большинство журналистов не владеют СМИ. Писатель может писать в стол, надеясь на то, что придут лучшие времена и его рукописи, если сработает закон Булгакова, независимо от него открытый, кстати, Мариной Цветаевой («Моим стихам, как драгоценным винам, настанет свой черед...»), увидят свет и произведут тот эффект, на который рассчитывал автор.
Тексты журналистов злободневны и преходящи. Не опубликованные сегодня - завтра они никому, включая автора, не нужны.
422
А как легко журналисту, в силу многих обстоятельств, потерять трибуну, эфир! Из-за этого тоже приходится идти на сделки с совестью. Не только профессиональной, но и человеческой.
И тем не менее профессия журналиста изумительно интересна и прекрасна. Она открывает возможности, которые мало какая еще сфера деятельности может предоставить. Вступая в младые и безответственные годы в журналистику на условиях анонимности, винтикообразности, каждый (по крайней мере, в меру своих способностей и человеческих качеств) имеет возможность исключительно собственным трудом подняться к вершинам славы, известности, влиятельности и материального процветания. Век журналиста не так короток, как век балерины. Журналист не зависит от чужого текста, как драматический артист. Журналист не связан, по крайней мере так жестко, как политик, цикличностью политического процесса и непосредственной (пусть и корректируемой сегодня, как и всегда) волей избирателей.
Журналистика, как и медицина, функционирует (однажды родившись) и в самых открытых и свободных демократиях, и в самых закрытых и жестких тираниях.
ЖУРНАЛИСТЫ НУЖНЫ ВЛАСТИ БОЛЬШЕ, ЧЕМ ВЛАСТЬ ИМ. В ЭТОМ - ШАНС, ВОЗМОЖНОСТЬ МАНЕВРА, НЕ БЕЗ УЩЕРБА ДЛЯ ПРИНЦИПОВ, РАЗУМЕЕТСЯ.
Журналисты и обществу нужны больше, чем общество журналистам. Без журналистов общество корчится безъязыкое, ему нечем писать и разговаривать. В этом — тоже шанс на свободу, возможность встречного маневра.