Революционный хаос, царящий сейчас в СССР, опасен во многих отношениях. В том числе он опасен и для только что народившейся настоящей свободы печати.
Совершенно очевидны признаки того, что традиционные советские демократические газеты и еженедельники, в той или иной степени (теперь) независимые, а также являющиеся органами новой власти, печатавшиеся на типографской базе КПСС под контролем хоть и ослабленной, но внешней и внутренней цензуры, желают разделить эту типографскую базу между собой, оставив «объедки» для действительно независимых изданий, родившихся в последние месяцы. Желание вполне «объяснимое»
— наступил период жесткой конкуренции между различными органами демократической печати. Тем более что путч лишь на три дня прервал подписную кампанию в стране.
Редакции традиционных изданий уже находятся в помещениях издательских комплексов бывшей КПСС (они там находились всегда), рядом с типографиями. Складывается парадоксальная ситуация — независимая пресса может погибнуть в результате... победы над путчистами и ликвидации КПСС. Эта угроза серьезная. Если она реализуется, свобода печати в России вновь превратится лишь в гласность, контролируемую теперь традиционными демократическими изданиями.
В этих условиях, зная о реальных фактах попыток дележа «между собой» типографского наследства КПСС, я обращаюсь к президенту России Борису Ельцину и мэру Москвы Гавриилу Попову с предложением законодательным путем гарантировать свободу конкуренции, а следовательно, и свободу печати в республике и ее столице. Если такового не случится, у меня нет сомнения, что традиционные издания сумеют получить лучшие условия, сроки выпуска, возможности экспедирования и распространения, льготы на приобретение бумаги и т. п. За счет личных контактов между руководителями традиционных газет, журналов, типографий, радио- и телестанций все они получат более широкие, чем независимая пресса, возможности рекламирова-
445
ния друг друга. Вообще-то говоря, всё это называется просто — недобросовестная конкуренция, ведущая к одному — возникновению нового монополизма в средствах массовой информации.
Я предлагаю не национализировать, а акционировать крупнейшие издательские комплексы Москвы. Акционерами должны стать читатели, то есть частные лица. Контрольный пакет акций не должен находиться в руках какого-либо одного издания, правительства или ведомства, сколь бы велики ни были их демократические заслуги. Контроль за акционированием должен осуществляться группой редакторов изданий, представляющих все законно существующие газеты и журналы разных политических направлений, вплоть до коммунистических. В эту группу должны войти представители как традиционных, так и новых изданий вне зависимости от нынешнего тиража, определенного подпиской прошлого года, когда новой демократической прессы практически не существовало. Договоры на типографские услуги должны составляться на основе результатов подписки и предполагать возможность беспрепятственного (но на коммерческих условиях) наращивания тиража тех изданий, которые пользуются популярностью у читателей, и снижения тиража непопулярных изданий. Таким же образом необходимо подойти к распределению служебных помещений в типографиях и наборных комплексах, если только они не принадлежат на законных основаниях какому-либо одному изданию.
«НГ» будет всеми доступными ей законными методами бороться с новой монополией на рынке информации страны. Мы отстоим и нашу независимость, и независимость других изданий. Даже от демократов.
31 августа 1991 г.
ГРЯЗНОЕ ДЕЛО - НЕХИТРОЕ
Но СТАЛО ОЧЕНЬ ПОПУЛЯРНЫМ и, К СОЖАЛЕНИЮ, БЕЗНАКАЗАННЫМ
Уже сформировались клан изданий и стая журналистов, которые пытаются сделать себе имя на обливании грязью коллег. Это стало такой же нормой московской журналистики, как грязь на улицах — нормой московского городского хозяйства.
446
К сожалению, нормой стало и молчание всех, кто сам не практикуется в подобных писаниях, когда очередная порция грязи или лжи выливается на чью-либо репутацию. Исключения не просто редки, они редчайши. Аргументы известны (и удобны): 1) и так ясно, что это ложь; 2) но все же знают, что он (она) — больной человек; 3) с ним (ней) связываться — себя не уважать. Но на самом деле причина одна — страх. Так зло оказывается безнаказанным не только в юридическом, но и в моральном смысле.
Привычное и как бы уже приличное в «своем», «домашнем» кругу, похоже, теперь переносится и на корпус иностранных журналистов, работающих в Москве.
Во втором номере еженедельника «Столица» опубликован беспомощный, но грязный опус неизвестного мне Владимира Воронова, цель которого — дискредитировать доброе имя и профессиональную честь корреспондента газеты «Ла Стампа» в Москве Джульетта Кьезы.
Содержание опуса доказывает только одно: его автор не только не знает, но даже не понимает, что он пишет. Делая вид, что он раскрывает какие-то суперсекреты взаимоотношений ЦК КПСС, КГБ, Красного Креста и журналистов зарубежных коммунистических газет во времена СССР, В. Воронов несет ахинею, демонстрируя лишь свою некомпетентность, непонимание различий между, например, итальянской и болгарской компартиями в тот период, незнание практики обмена журналистами коммунистических газет между СССР и другими странами, где легально существовали компартии. Более того, даже о том, что такое инвалютный рубль в Советском Союзе, человек, взявшийся судить о «кознях» то ли КГБ через Кьезу, то ли Кьезы через КГБ, не представляет.
Но еще меньше (если меньше вообще возможно) В. Воронов представляет себе, что писал и пишет Джульетто Кьеза — один из самых авторитетных знатоков советской и российской жизни среди западных журналистов вообще. Написать, что Кьеза «доказывает, какие мерзавцы эти русские», может только человек, не умеющий читать не то что по-итальянски, но и по-русски.
Конечно, грязное дело — нехитрое. Для этого не нужно ни большого ума, ни даже микроскопической капли совести. И здесь у меня нет вопросов. Вопрос в другом: почему мы все, честные московские журналисты, российские и иностранные, всё время молчим?
447
Я пристрастен: Джульетто Кьеза мне друг. Но истина от этого не становится менее дорогой: галиматья и ложь, перемешанные в статье о нем из еженедельника «Столица», бросают вызов всем честным журналистам Москвы. Поэтому я и говорю им: не молчите!
15 января 1994 г.
УБИЙСТВО ВЛАДИСЛАВА ЛИСТЬЕВА Теперь в России возможно всё
Это уже не шутки. То есть это давно уже не шутки, но готовность убить человека такой известности, с неминуемым грандиозным общенациональным резонансом, с обязательным, при любых преградах, широкомасштабным расследованием ясно демонстрирует: в дело пошли либо очень большие деньги, либо очень большая власть (пусть и негласная), либо и то, и другое вместе.
Владислав Листьев стал героем лучшей своей передачи, сценарий которой, однако, написал не он. Передачи под названием «Всякий, кто стоит на нашем пути, умрет».
У Владислава Листьева было очень много друзей, во всяком случае тех, кто может себя к ним причислять. Он был очень открыт внешне, бесконфликтен и обаятелен в повседневной, не касающейся работы жизни.
Мы не были, наверное, друзьями, хотя с Владом трудно было не почувствовать себя другом. Хотя бы потому, что он очень любил более или менее знакомых ему людей называть уменьшительноласкательным вариантом имени.
Мы познакомились в 1989 году в Италии, на Сицилии, оказавшись вместе на одной журналистской конференции. Дело было зимой (нашей), но как-то ночью Влад собрался-таки искупаться в Средиземном море, долго уговаривал меня присоединиться, не добившись своего, сказал: «А я все-таки полезу, когда еще представится такая возможность». Несколько вечеров подряд допоздна мы гуляли по Трапани, одному из главных городов сицилийской мафии. Всё было чинно и благородно — ни одного мафиози мы так и не встретили.
В Риме провели целый день, шляясь по городу. Забрели, естественно, в Колизей. Походя обратили внимание на группу туристов,
448
которым гид по-русски рассказывал что-то приличествующее данному месту. Через несколько секунд нас настигла толпа днепропетровских (кажется) женщин, которые, забыв о гладиаторах, набросились на Влада. Он раздал некоторое количество автографов, но улизнуть нам удалось довольно быстро. Правда, на углу соседней улицы нас окружила еще одна кучка советских женщин. Я сказал, что, слава богу, мы с ним гуляем не по Москве. Он не только присоединился к этому мнению, но и искренне посокрушался по поводу странности человеческих пристрастий, предпочитающих его римским музеям и развалинам.
Он был очень азартен. В азарте иногда безрассуден (на что жаловался мне сам и в чем однажды я мог убедиться воочию). Абсолютно лишен тщеславия в его звездном варианте. Но неравнодушен к профессиональному успеху.
В Москве мы встречались нерегулярно, по большей части случайно. И каждый раз он уже начинал какое-то новое дело, отдав налаженное своему преемнику. Вот это удивительно: большинство телеведущих эксплуатируют свою программу бесконечно. Для Листьева жажда нового (здесь он был более чем тщеславен) всегда превосходила удовольствие от достигнутого. Он был абсолютно не жаден профессионально (да и человечески), но в последние годы, ощутив себя (после успеха «Взгляда», суперуспеха «Поля чудес», успеха «Темы») профессионалом в полной мере, начал замышлять совсем уж что-то грандиозное, что не может сделать никто, кроме него. Поэтому, я думаю, он согласился и на такую опасную, как оказалось, авантюру: возглавить реальный механизм трансформации первого канала в то, чего еще не было на нашем телевидении.
Думаю, именно азарт помешал ему трезво оценить ту роковую грань, через которую он перешел, вступив в борьбу со старой монополией, усиленной новыми деньгами. Это сейчас привычно уже и по существу верно называют в России итальянским словом «мафия». Он, конечно, знал, что это такое. Но гордость и вера в собственную звезду, видимо, помешали ему обзавестись привычными теперь охранниками. Почему банки — учредители Общественного телевидения, вернее их руководители, не позаботились о своем гендиректоре, загадка.