Отказавшись подписать письмо, я позвонил председателю Союза журналистов России, секретарем которого являюсь, Всеволоду Богданову, с предложением собрать экстренное заседание правления и секретариата СЖ по вопросу о Бабицком. В ответ я услышал, что такое заседание только что состоялось, а я на него почему-то не приехал. Проверка показала, что мне не поступало приглашения на это заседание из Союза журналистов, я вообще не знал об этом.
На следующий день, то есть вчера, Всеволод Богданов принес мне официальные извинения, сказав, что виновник этого — конкретный работник СЖ (в немалой, кстати, должности). Я совершенно уверен, что это не случайная забывчивость (правление и секретариат — всего-то 10—12 человек). Мою позицию прогнозировали — потому меня и не пригласили. Сделал это не Богданов, но кто-то иной, заинтересованный в работе по алгоритму «Свободы».
Хотя я и принял эти извинения, сейчас ответственно заявляю, что,
464
во-первых, отдельные члены руководства СЖ, очевидно, односторонне подходят к проблеме «угрозы свободы печати» в России; во-вторых, свою личную точку зрения они навязывают (иногда не без успеха) Союзу журналистов в целом; в-третьих, я сложу с себя полномочия секретаря СЖ России, если эта линия будет продолжаться, потребовав до этого созыва внеочередного съезда Союза журналистов.
В последние дни я много раз отвечал различным зарубежным СМИ о своей оценке дела Бабицкого. Два тезиса хотел бы повторить здесь.
Политическая цель операции «обмен Бабицкого», на мой взгляд, со стороны российских спецслужб состоит не в преследовании его лично, а в ограничении той деятельности радиостанции «Свобода», которой она имеет возможность заниматься в России сверх того, что позволяют себе другие зарубежные радиостанции.
Конкретная цель операции «обмен Бабицкого» персонально по этому журналисту, на мой взгляд, состоит в следующем: путем обнажения связей Бабицкого с чеченскими боевиками дать ему возможность покинуть Россию по их каналам, с тем чтобы затем он сам принял решение о своем гражданстве.
Однако, повторюсь, до тех пор, пока Андрей Бабицкий является гражданином России, обмен его на кого-либо лично я считаю аморальным, незаконным и политически недопустимым.
Другое дело, что и власти иногда из двух зол выбирают меньшее. Это не оправдание, это — объяснение.
Мне также кажется, что за все последние изломы судьбы Бабицкого и его семьи должно нести полную ответственность и руководство радиостанции «Свобода», либо бросившее его на произвол судьбы на какое-то время, быть может, в силу его неуправляемости, либо даже специально использовавшее эту неуправляемость сначала просто в журналистских целях (интересные эксклюзивные репортажи), а теперь, когда нужно отвечать за несчастье, случившееся с сотрудником этой радиостанции, пытающееся уйти от собственной, а не только спецслужб России, ответственности за случившееся. И это еще самое малое. Я писал в начале, что не исключаю, что случай с Бабицким — дело рук спецслужб, но не только российских. Они преследуют свои цели. А иные — свои. Какие иные? Не ичкерийские же.
465
И в этом случае активность «Свободы», даже при персональной честности ее отдельных рядовых сотрудников, включая Бабицкого, вообще может быть отнесена к другому жанру.
Надоело, что моду на честность в журналистике у нас в Москве диктует «Свобода». Да так, что всё больше действительно честных журналистов боятся не то что возразить — даже сказать о случившемся не в тех выражениях и не тем тоном, что продиктованы «Свободой».
Да хранят Бог, Аллах или спецслужбы задействованных стран жизнь Андрея Бабицкого!
10 февраля 2000 г.
Егор Яковлев: юбилейное. Артем Боровик: прощальное
В рамки одной, правда, не календарной недели парадоксальным образом вместились два события, имеющие отношение к истории (не только современной) русской журналистики.
В прошлый четверг, 9 марта, погиб Артем Боровик.
14 марта исполнилось 70 лет со дня рождения Егора Яковлева.
Два главных редактора, помимо других должностей, прилагательных к основной, к той, что определяет, иногда крайне субъективно, стиль изданий, ими возглавляемых. В одном случае — «Совершенно секретно». В другом случае — «Московские новости» (апофеоз) и нынешняя «Общая газета».
Я знаю обоих.
О юбилее одного писать собирался давно, о гибели другого, естественно, не предполагал.
Теперь по старой, ироничной, но ставшей вдруг абсолютно буквальной, а не метафоричной, присказке начну за здравие, а закончу за упокой.
Егор Владимирович Яковлев — главный редактор милостью Божьей. Я познакомился с ним весной 1988 года — в пик его журналистской и редакторской славы.
466
Он возглавлял «Московские новости», одно из двух изданий, носивших тогда неофициальный, но более чем почетный титул «трибуна гласности». Вторым изданием был «Огонек» Виталия Коротича. Кстати, насколько я знаю, отношения Яковлева с Коротичем не отличались особой близостью, хотя среди других главных редакторов Егор Владимирович имел и друзей, и приятелей. Видимо, слишком силен был соревновательный, конкурентный фактор, одновременно и объединявший, и разделявший двух лидеров гласности.
Я пишу это не в упрек и не в оправдание ни тому, ни другому. Моя цель — показать то, что делало из просто журналиста Егора Яковлева лучшего главного редактора страны, а не человека, приятного во всех отношениях. Тем более что это — две вещи практически несовместные.
ЗАРЯЖЕННОСТЬ НА КОНКУРЕНЦИЮ, АМБИЦИОЗНОСТЬ, СТРАСТЬ К ЛИДЕРСТВУ - БЕЗУСЛОВНО НЕОБХОДИМЫЕ КАЧЕСТВА ГЛАВНОГО РЕДАКТОРА, КОТОРЫЙ ХОЧЕТ ДОБИТЬСЯ УСПЕХА ДЛЯ СВОЕГО ИЗДАНИЯ, А СЛЕДОВАТЕЛЬНО, И ДЛЯ СЕБЯ.
Два года и четыре месяца, которые я работал в «Московских новостях» под началом Егора Яковлева, дали мне возможность рассмотреть его с разных сторон и многому у него научиться. Тем более что по отношению к нему я находился в разных позициях: поступил в газету обозревателем отдела, через четыре месяца был назначен Егором, как все его называли за глаза, политическим обозревателем «МН», а еще через год — заместителем главного редактора, то есть заместителем его самого, что в данном случае немаловажно. А кроме того, я перенес и приливы Егоровой любви, и отливы охлаждения
— не специфически главредовское отношение к подчиненным, но очень ценное для познания жизни и работы «снизу».
Хотя среди шестидесятников имя Егора Яковлева было и известным, и достаточно громким, в том числе и среди журналистов, я услышал его только после прихода Яковлева в «Московские новости» (осень 1986 года). Первой, насколько я помню, громкой публикацией нового главного редактора стало короткое интервью, взятое тогда корреспондентом «МН» у Вячеслава Михайловича Молотова, восстановленного в рядах КПСС.
Сейчас это называется к месту и не к месту употребляющимся в СМИ словом «эксклюзив».
467
Чаще всего получение эксклюзивной информации не требует ни особой смелости, ни даже особой доблести, а лишь хорошего знания жизни и желания выйти за пределы стереотипов журналистского труда.
ГЛАВНЫЙ РЕДАКТОР ДОЛЖЕН ОБЛАДАТЬ ЕСЛИ И НЕ НЮХОМ НА ЭКСКЛЮЗИВ, ТО ХОТЯ БЫ НЮХОМ НА ЛЮДЕЙ, УМЕЮЩИХ ЭКСКЛЮЗИВ ДОБЫВАТЬ.
У Яковлева этот нюх есть.
В 1960—1970-е годы Егор Яковлев, как я потом узнал, отработав на командных постах в «Советской России», журнале «Журналист» и газете «Известия», был снят за какое-то идеологическое прегрешение и отправлен в почетную ссылку корреспондентом «Известий» в Прагу, где тогда, помимо прочего, находилась штаб-квартира теоретического органа международного коммунистического движения — журнала «Проблемы мира и социализма», чья редакция, как это ни странно, была рассадником вольнолюбия и официального диссидентства (не путать с неофициальным).
Кому пришло в голову сделать из небезынтересных, но вполне идейно выдержанных до того «Московских новостей» трибуну гласности, я не знаю. Не исключено, что самому Валентину Фалину, назначенному председателем правления агентства печати «Новости», а «МН» тогда издавались при АПН. Тем более мне неизвестно, в результате каких персональных инициатив главным редактором «МН» и одновременно зампредом правления АПН был назначен Егор Яковлев. Но то, что событие это фактически, как вскоре оказалось, перевернуло советскую журналистику, поставив практически все издания в позицию догоняющих «Московские новости», очевидно.
Заслуга в этом одного человека — самого Егора Яковлева, кто бы и когда бы ни указал на его кандидатуру пальцем.
Я уверен, что, если бы даже этого не произошло (назначения Егора), он всё равно рано или поздно всплыл бы на московской политической и журналистской сцене конца 1980-х годов по собственной инициативе. Хотя, быть может, и в менее выгодной позиции.
Точно о Егоре Яковлеве тогда было известно мне (со слов других) только одно: он изучал Ленина и любил его. Позже по этой фигуре прошла линия водораздела между главным редактором и неко-
468
торыми более радикально (по молодости) настроенными сотрудниками «МН». Друзья же Яковлева, бывшие его ровесники, относились к этой любви как к «слабости Егора», не вполне понятной, но допустимой.
Кстати, в тот период Егор Владимирович не был самым радикальным из шестидесятников, с которыми я познакомился в основном в его кабинете. И покойный Алесь Адамович, и Юрий Афанасьев, и Юрий Карякин, и Евгений Амбарцумов, и Людмила Сараскина, и многие другие — все были радикальнее Яковлева.
Зато у него была газета, где они могли печататься, умение вести эту газету, каждую неделю отодвигая границу гласности вперед, наконец, просто талант журналиста и главного редактора.
И еще —
ОЧЕНЬ МНОГО ДРУЗЕЙ И ЗНАКОМЫХ, В ТОМ ЧИСЛЕ И НА САМОМ ВЕРХУ, А ТАКЖЕ АБСОЛЮТНОЕ УМЕНИЕ ГОВОРИТЬ С ВЛАСТЬЮ НА РАВНЫХ.
Все эти качества и способности крайне важны для главного редактора, особенно в Москве, буквально набитой начальством, что плохо, но где зато на каждого начальника найдется более высокий начальник, что уже хорошо для главного редактора, особенно в советские времена.