Ожидаемый упрек «после драки кулаками не машут» я отметаю. Киселев, будучи хозяином передачи, вел ее как хотел и в ту сторону, в которую намеревался. В этом у меня сомнения не было и до ее начала. Нет и претензий. В конце концов, каждый имеет право на защиту своих интересов, да еще на своей площадке, всеми разрешенными и даже некоторыми не вполне разрешенными методами.
Но есть пределы «неразрешенного». Киселев, зная меня, предполагал, что я не буду перебивать других. Но я, тоже давно зная Евгения Киселева лично, все-таки не мог предполагать, что он воспользуется знанием меня, чтобы не дать мне сказать ни слова в течение всех последних 20 минут 45-минутной передачи.
505
Сразу после нее один мой знакомый, телевизионщик, позвонил мне и спросил: «Это что, был не прямой эфир? Они тебя в конце вырезали?» Нет, не вырезали.
Я не собираюсь сейчас доспоривать с некоторыми участниками передачи и с самим Евгением Киселевым. Я хочу лишь акцентировать внимание на основных методах ведения этой передачи, не останавливаясь на сомнительных во всех смыслах трюках ведущего — типа неожиданного утверждения в начале, что я приглашен в эфир вместо представителей спецслужб, которые «совершили налет» на «Медиа-Мост», или, мягко выражаясь, поразительно пошлой его реплики в конце: «Не заводите глаза, Виталий Товиевич».
А основные методы следующие <...>:
• я объясняю, по какой, на мой взгляд, логике действовали инициаторы акции, — мои слова тут же трактуют как оправдание этой акции;
• я говорю, что считал бы реальные, а не мифические репрессии против НТВ показателем наступления на свободу слова в России, но пока вижу лишь атаку на олигополию Гусинского и на него лично,
— мои слова тут же переворачивают как одобрение «репрессий» против СМИ, входящих в данную олигополию, хотя сам факт выхода в свет вторничного «Гласа народа» доказывает отсутствие каких-либо репрессий;
• я объясняю, почему, на мой взгляд, целью акции Кремль выбрал Гусинского, — мое объяснение трансформируют в поддержку судов над Бухариным и Зиновьевым.
Словом, прием распространенный: если не можешь добиться от собеседника того, что тебе нужно, то даешь выгодным тебе участникам разговора извратить его мысли и слова, а ему самому, дабы он не смог возразить, просто не предоставляешь возможности выступить. Это такая цензура — без ножниц, цензура утонченная. Киселев слишком опытный телеведущий, чтобы не суметь, как он мне сказал после передачи, дать мне слово в последней двадцатиминутке.
Все-таки средства не только оправдывают цели, но и объясняют их, разоблачают.
506
Если меня, никак не причастного к «налету», не оправдывавшего его, более того — утверждавшего, что сохранение профессиональной свободы НТВ (но не империи Гусинского или любой другой империи-олигополии, включая и олигополию Березовского) есть условие сохранения демократии, даже управляемой, пытаются тут же представить сторонником свертывания свободы СМИ, а чтобы аудитория, не дай бог, не разуверилась в этом, не дают возможности (внимательно следя за моим поведением, даже за движением моих глаз) отреагировать на финальный раунд довольно однообразной по позициям дискуссии, то именно это и называется несвобода, неплюрализм, недемократичность поведения.
Вот что я имел в виду, когда после эфира сказал Евгению Киселеву, уже не ограниченный его «ведением дискуссии»: «А все-таки это нечестно».
Нет, в «НГ» мы себе такого не позволяем, хотя «НГ» и входит в олигополию Березовского. Ни один журналист не посмел бы у меня не дать слово оппоненту, да еще приглашенному редакцией.
И если НТВ в лице своего Главного Журналиста и одного из своих Главных Руководителей не стесняется демонстрировать это публично, то у меня возникает вопрос: а что же «Медиа-Мост» или группа «Мост» вообще не стесняется делать непублично?
Евгений Киселев упорно делал вид, что не понял содержания моей вторничной статьи, на которую многократно ссылался.
Может быть, действительно не понял. Может, я невнятно ее написал.
Тогда напишу совсем уж внятно.
Все гадали, с кого из олигархов Путин начнет после своей инаугурации? И все мечтали, чтобы не с его олигарха. А некоторые подсказывали, НТВ в том числе: надо начать с Березовского.
Но Путин начал с Гусинского. Обидно, я понимаю. Хотелось, чтобы с Березовского. И на нем же закончил.
Это бы и случилось. Если бы президентом стал Примаков или Лужков. Что поделать, если не случилось. Сочувствую Владимиру Александровичу, но при чем здесь свобода независимых СМИ?
А если бы спецслужбы (даже при Примакове или Лужкове, да и при том же Путине) разгромили офис не Гусинского, а Березовского, сказали бы журналисты НТВ, что это угроза свободе слова в стране и независимости «Независимой газеты»?
507
Нет, не сказали бы.
Собственно, все сравнения уже проведены жизнью. Когда заводили уголовное дело на Березовского, обыскивали его фирмы, включая и службу безопасности, работавшую с «Сибнефтью», «НГ» ни разу не написала, что это угроза свободе слова в России вообще или хотя бы попытка заткнуть рот «НГ». Ни разу.
И не только потому, что идеологическая дисциплина в медиаимперии Березовского ниже, чем в медиаимперии Гусинского.
Мы не писали этого потому, что это не было бы правдой.
А НТВ — по другой причине.
Гусинскому не повезло. Лично я ему не желаю зла, а желаю вывернуться, что, кстати, он пока удачно делает.
Тем более я желаю профессиональной свободы и независимости НТВ, а также того, чтобы именно НТВ, «Эхо Москвы», газета «Сегодня», журнал «Итоги» вышли из последних передряг без всяких потерь.
Но защищать олигополию Гусинского я не намерен.
Ибо считаю, что олигополия Гусинского (но не НТВ), как и Карфаген, должна быть разрушена. Так же, как и олигополия Березовского. Как все олигополии в России.
Пусть кто-нибудь из руководства НТВ скажет то же самое в эфире. Можно в обратном порядке.
<...>
18 мая 2000 г.
Второе открылось вслед за первым — исход неясен
Арест Владимира Гусинского поставил много вопросов. В часы, прошедшие с момента ареста, ответы на них выстреливаются разными людьми безостановочно и чаще всего безапелляционно. Лейтмотив большинства тех ответов, которые звучат громко, однозначен: власть во всем не права, Гусинский прав во всем.
Тот, кто осмеливается сказать противоположное (таких я пока почти не слышал) или даже просто пытается употребить хотя бы слова «возможно», «надо разобраться», подвергается остракизму либо осмеивается. В лучшем случае как глупец. В худшем (и более распространенном) как пособник спецслужб, гонитель свободы печати и во-
508
обще едва ли не один из виновников того, что Владимир Гусинский оказался за решеткой.
Типичная ситуация, когда возможны только две расшифровки произошедших событий и вызванных ими комментариев и оценок: либо мифом является невинность Гусинского, либо, напротив, полностью сфабрикованным и незаконным (то есть мифом же) является «дело Гусинского».
Какие бы нюансы в данном столкновении этих двух мифов, или двух правд, или одной правды и одного мифа, или двух полуправд и двух полумифов не имелись в реальности, в массовом сознании в конечном итоге останется только что-то одно из двух: (1) Гусинский прав — власть нет; или (2) власть права — Гусинский нет.
Правда (если даже это неправда) останется за тем, кто победит в борьбе юридической, политической и пропагандистской. Победителей не судят — это как раз случай «дела Гусинского». И «дела Путина», возникшего одномоментно.
Случай беспрецедентный для истории России последнего десятилетия. Беспрецедентный по всем параметрам. Ибо даже в сходном по громкости деле о «коррупции в Кремле» во всех его ответвлениях, с не менее громкими фигурантами арестован никто не был.
Самая модная формула, звучащая из уст тех, кто не имеет непосредственного отношения к группе «Мост», или холдингу «Медиа-Мост», или лично к Владимиру Гусинскому, следующая: я Гусинского не люблю (вариант: меня Гусинский не любит), но истина мне дороже... и далее — минимум аргументов и максимум утверждений.
Если сотрудникам (некоторым) «Медиа-Моста» простительны понятные в данной ситуации однобокость и даже — в зависимости от темперамента и иных психофизических качеств — либо истеричность, либо агрессивность, либо катастрофичность, либо приписывание всех доблестей свободной прессы исключительно своим СМИ, а страха — тем, кто не вышел на два митинга на Пушкинскую площадь и не вложил свой логотип (но не слова или мысли) в очередной внеочередной номер «Общей газеты», то от тех, кто по профессиональному или политическому статусу в данном случае мог бы прояснить публике, да и самим себе суть происходящего, хотелось бы услышать нечто более внятное, чем заклинания. В
конце концов — это их общественная миссия.
509
Я не буду ни клясться в любви к Владимиру Гусинскому, ни тем более присягать на ненависть к нему. Именно потому, что сегодня и то и другое мешает (хотя бы внешне) объективности. О любви и ненависти как-нибудь потом — когда Владимир Александрович будет на свободе.
Собственно, этого я ему сегодня больше всего и желаю. А именно: не только как можно быстрее покинуть следственный изолятор (в просторечии — тюрьму), но и доказать полную свою невиновность. А его коллегам, сотрудникам и подчиненным по «Медиа-Мосту» — не потерять за эти дни самообладания, а в последующие — права говорить и писать то, что они сами думают.
Теперь же все-таки попробуем проанализировать суть происходящего. С разных сторон, если не удастся со всех. Но, во всяком случае, — не с одной.
Краткая история (борьбы)
Мне уже приходилось утверждать (вызвав соответствующую негативную реакцию в соответствующих узких кругах), что история борьбы (а в некоторых стадиях, пожалуй, уже и войны) империи Гусинского, которую я называл олигополией (одной из), и Кремля не есть ист