[228]. В 1939-м Гитлер посетил семью Зигфрида Вагнера (сына знаменитого композитора) в Байройте. Дети Зигфрида полюбили его и стали называть «дядей Волком». Жена Зигфрида, Винифред, стала близкой знакомой Гитлера, и он доверил ей рассказ о впечатлениях от «Риенци»: «Все началось именно тогда» – «всем» был процесс, в ходе которого ничем не примечательный юноша превратился в фюрера. Впоследствии Гитлер рассказал об этом членам узкого круга приближенных (в их число входил, например, его личный архитектор Альберт Шпеер) и своим генералам.
Конечно, это не значит, что, пропусти юный Адольфус «Риенци», мир избежал бы Второй мировой войны и холокоста, однако даже самые скептично настроенные историки признают, что великие героические саги Вагнера – сюжеты о германских богах и рыцарях, валькириях и гигантах, изображенных во всем своем величии, о добре и зле – в некотором роде сформировали характер Гитлера.
Рис. 39. «Внутренний двор старой мюнхенской резиденции» (The Courtyard of the Old Residency in Munich) Адольфа Гитлера (1914). В 1983 году в Швейцарии вышла книга под названием «Адольф Гитлер: картины и эскизы» (Adolf Hitler as Painter and Draftsman). В ней представлены около 750 акварелей, работ маслом и эскизов Гитлера. Книга была предложена нескольким нью-йоркским издательствам, однако «была отвергнута по той причине, что ее читатели могут посчитать Гитлера человечным»
Вагнер был не только гениальным композитором. Он был редкостным шовинистом и написал достаточно много провокационных политических брошюр, а также являлся жестоким антисемитом и предлагал «окончательное решение» вопроса еврейской опасности задолго до того, как начали действовать нацисты[229]. Гитлер буквально молился Вагнеру и называл его музыку своей религией. Он прослушал части тетралогии «Кольцо Нибелунга» более 140 раз и никогда не путешествовал без пластинок с любимыми записями. Он считал композитора своим наставником, идеалом и истинным предком. По мнению Андре Франсуа-Понсе, в 1930-х являвшегося послом Франции в Германии, Гитлер «проживал» музыку Вагнера[230] и верил, что он сам – герой его опер; он был Лоэнгрином, Зигфридом и, наконец, Парсифалем. Иными словами, он верил, что является современным рыцарем, который борется с силами зла.
Рис. 40. Рихард Вагнер (1813–1883)
Известный биограф Гитлера, Иоахим Фест, соглашался с Франсуа-Понсе: «Властитель Байройта [Вагнер] был для Гитлера не только образцом для подражания, но и идеологическим наставником… [Его] политические сочинения и оперы сформировали основы мировоззрения Гитлера… В них он нашел “непоколебимые основания”, объясняющие то, как он воспринимал жизнь»[231]. Сам Гитлер говорил, что «всякий, кто хочет понять национал-социалистическую Германию, должен понимать музыку Вагнера»[232].
Выдуманные персонажи – всего лишь чернильные узоры на бумаге (или пятна краски на целлулоидной пленке). Они живут в чернильных домах и чернильных городах, работают на чернильных работах и переживают из-за чернильных проблем. Чернила – их пот, слезы и кровь. Однако, несмотря на это, они с легкостью проникают через тонкую перегородку, отделяющую их вселенную от нашей. Они перемещаются по нашему миру и обретают в нем настоящую власть. Как мы уже видели, это в особенности верно в отношении священных книг. Люди, о которых рассказывается в Библии, оживают; изменяя наше поведение и традиции, они оказывают влияние на исторические отрезки и целые культуры.
То же касается и прочей литературы. В 1835 году Эдуард Бульвер-Литтон написал роман «Кола ди Риенцо, последний римский трибун». Это произведение вдохновило молодого Рихарда Вагнера, который решил создать на его основе оперу. Бульвер-Литтон освободил своих персонажей из оков чернил и бумаги, а Вагнер поместил их на сцену и перенес их истории в музыкальную форму. Эта музыка изменила что-то в Адольфе Гитлере и – посредством Гитлера – в мире. Персонажи Вагнера – Зигфрид, Парсифаль и ди Риенцо – оказались весьма значимыми факторами среди заставивших человечество пережить самую страшную войну в истории.
Одиннадцатое издание Энциклопедии Britannica подробно рассказывает о художественной литературе; утверждается, что она оказала «на судьбу человечества такое же влияние»[233], как и покорение огня. Однако так думают не все. Уистен Хью Оден[234] писал, что «поэзия ни к чему не приводит», а Оскар Уайльд считал, что «искусство в целом довольно бесполезно». С их точки зрения, искусство практически не оказывает влияния на зрителей и слушателей. Большинство людей, наконец, вовсе не глупы и прекрасно осознают разницу между реальностью и выдумкой; вот почему они сопротивляются тому, чтобы ими манипулировали.
Рис. 41. «Литература» (Literature). Джеймс Коэнлайн, 2007
До каких-то пор основания для этой дискуссии не были особо серьезными. Среди них было, например, повествование о бедствиях одной девушки по имени Элиза Харрис. Молодая и прекрасная, смелая и добрая, Элиза была рабыней некоего Артура Шелби. Не в силах выдержать продажу своего маленького сына Гарри «в низовья реки», более богатым плантаторам с дальнего юга, она убегает с ним на север. Ее история с 1851 года публиковалась в National Era[235]; читатели, затаив дыхание, следили за тем, как Элиза останавливалась на южном берегу реки, окидывая взором безбрежное ледяное поле, отделяющее штат Кентукки от свободного Огайо. Уже были видны нагонявшие ее преследователи: они быстро приближались, и Элизе пришлось ступить на нетвердый лед. Поскальзываясь и перепрыгивая с льдины на льдину, она продвигалась к противоположному берегу – к долгожданной свободной жизни в Канаде.
В 1852 году история борьбы Элизы и другого раба из поместья Шелби, дяди Тома, была переиздана в твердой обложке. Она стала самой продаваемой книгой XIX века в Америке – после Библии, конечно. «Хижина дяди Тома» разделила американцев на две противоборствующие стороны. Изобразив все ужасы рабства, книга воодушевила северных аболиционистов, одновременно вызвав оживление среди выступающих за рабство южан. Рабовладелец Саймон Легри – настоящий садист с кулаком «величиной с молот кузнеца»[236]. Он потрясает им перед своими рабами и говорит: «Мой кулак крепок, как железо, а стал он таким оттого, что колотил негров. Я никогда не видал негра, которого не мог бы сбить с ног одним ударом»[237].
В середине Гражданской войны президент Авраам Линкольн встретился с Гарриет Бичер-Стоу и произнес знаменитую фразу: «Так вы и есть та самая маленькая женщина, из-за книги которой началась эта большая война!»[238] Линкольн, конечно, перегнул палку с лестью, но историки соглашаются, что «Хижина дяди Тома» «оказала сильнейшее влияние на американскую культуру (и продолжает это делать)»[239], разжигая конфликт, последствием которого стала жесточайшая война в американской истории. Более того, это произведение повлияло на международные отношения. Как пишет историк Пол Джонсон, «успех романа в Великобритании помог прояснить, почему… британцы, заинтересованные в экономических контактах с американским Югом, сохраняли строжайший нейтралитет»[240]. Если бы британцы вступили в конфликт, исход мог бы быть совершенно другим.
Рис. 42. Элиза Харрис пересекает реку Огайо. Рекламная афиша театральной постановки «Хижины дяди Тома» (1881)
Те, кто верит, что вымышленные истории так или иначе влияют на общество и отдельных людей, могут привести многочисленные тому доказательства: фильм Дэвида Гриффита «Рождение нации» поднял вопрос существования ку-клукс-клана[241]; «Челюсти» 1975 года отрицательно повлияли на экономику маленьких прибрежных городков[242]; «Рождественская песнь» Чарльза Диккенса сделала, по словам Кристофера Хитченса[243], современное Рождество чем-то угрожающим[244]; «Илиада» заставила Александра Македонского возжелать славы (Сэмюэл Ричардсон[245] как-то заметил: «Был бы Александр, безумец по природе своей, столь безумен, если бы не Гомер?»[246]); публикация в 1774 году «Страданий юного Вертера» Гете вызвала волну подражательных самоубийств; такие романы, как «1984» Джорджа Оруэлла и «Слепящая тьма» Артура Кестлера, вооружили целое поколение против тоталитаризма; наконец, «Человек-невидимка» (Invisible Man) Ральфа Эллисона, «Убить пересмешника» Харпер Ли и «Корни» (Roots) Алекса Хейли во многом изменили отношение к расовому вопросу.
Список можно продолжать, однако это мало что доказывает – дело не в том, влияют ли вымышленные сюжеты на историю или отдельных людей, а в том, насколько происходящие с ними перемены предсказуемы и систематичны. Прочитав вышеприведенный список, скептик может зевнуть и сказать: «Но как это связано с наукой?»
В последнее время (примерно с началом роста популярности телевидения) психологи обратили особое внимание на то, как искусство формирует человеческое сознание. Выяснилось, что фильмы и книги действительно влияют на нас. Вне зависимости от формы, в которую облечен сюжет, он учит нас жизни, преподает азы морали, заражает страхами, дарит надежду и повергает в тревогу; все это меняет наше поведение, а то и саму личность. Исследования показали, что мы даже не осознаем, как меняется наше сознание. Чем глубже мы погружаемся в историю, тем сильнее ее влияние на нас.