[294] предполагал два опроса: они проводились сразу после выпуска участников из школы и несколько десятков лет спустя. В первый раз 33 % опрашиваемых сказали, что в старшей школе подвергались физическому наказанию. Через тридцать лет это утверждали уже 90 % участников. Иными словами, около 60 % этих людей буквально «сфабриковали» себе ложные воспоминания.
Ученые предупреждают: не стоит делать слишком далеко идущих выводов. Память вполне неплохо справляется с удержанием всех наших впечатлений в рамках разумного. Меня действительно зовут Джонатан Готтшолл, а моих родителей – Марсия и Джон. В середине 1980-х я действительно ударил своего брата Роберта в висок, пока тот рассматривал недра холодильника в поисках буррито. (Действительно? Да, Роберт это подтверждает, но говорит, что он искал другое блюдо.) Тем не менее исследования показывают, что наши воспоминания – не то, чем они нам кажутся. Большинству из нас кажется, что они содержат вполне правдоподобную информацию, к которой можно обратиться в любой момент; но на деле все обстоит не так просто. Мы похожи на главного героя фильма «Помни»; наше тело покрыто татуировками воспоминаний, но они не похожи на то, что было на самом деле.
Детское воспоминание о том, как вы сломали новый велосипед в день собственного рождения, может смешаться с эпизодами других велосипедных аварий и дней рождения. Когда мы вспоминаем что-то из прошлого, мы не открываем файл под названием «Падение с велосипеда, возраст: восемь лет». Частички воспоминаний разбросаны по всему мозгу[295]. Мы помним то, что видели, слышали и ощущали. Отдельные впечатления попадают в способное к созданию единого сюжета сознание, к нашему внутреннему маленькому Холмсу, и там становятся последовательным и тщательно восстановленным общим воспоминанием.
Иначе говоря, прошлого, как и будущего, не существует: эти понятия абстрактны. Будущее – это возможная модель того мира, в котором мы хотели бы жить. В отличие от него прошлое уже случилось, однако в нашем сознании оно также смоделировано и отредактировано. Наши воспоминания – это не точные записи случившегося, а реконструкции, дополненные малыми и большими несуществующими деталями.
Память не состоит из выдумок, но предполагает процесс некоторой художественной обработки.
Отметив неустойчивость и постоянное обновление памяти, некоторые исследователи решили, что это в принципе несовершенный механизм[296]. Однако, как замечает психолог Джером Брунер, память может «служить многим господам, помимо правды»[297]. Если бы цель существования памяти заключалась в том, чтобы хранить максимально точные записи о прошлом, то она явно могла бы считаться безнадежно испорченной; однако дело в другом. Смысл памяти состоит в том, чтобы улучшить нашу жизнь; ее пластичность может быть полезна. Скорее всего, ее несовершенства были задуманы изначально.
Как пишут психологи Кэрол Таврис и Элиот Аронсон, память похожа на «неблагонадежного, эгоистичного историка. <…> Воспоминания зачастую сокращаются и получают новую форму благодаря внешнему влиянию, которое сглаживает углы событий прошлого, смягчает вину и искажает детали»[298]. Получается, что в память о прошлом прокрадываются лишь те ошибки, которые позволяют нам продолжать поддерживать образ главных героев собственной жизни.
Даже самые отвратительные люди зачастую не знают, что они так ужасны[299]. Гитлер, например, считал себя смелым рыцарем, который уничтожит зло и приведет человечество к тысячелетнему раю на земле. То, что Стивен Кинг пишет об отрицательной героине своего романа «Мизери», применимо ко всем злодеям: «Энни Уилкс, которая держит в заключении Пола Шелдона, выглядит психопаткой, однако самой себе она кажется полностью разумной и адекватной; она считает себя находящейся в тяжелом положении женщиной, которая пытается выжить во враждебном мире»[300]. Результаты исследований доказывают, что, совершив ошибку (и нарушив обещание, и совершив убийство), обычные люди чаще всего облекают это событие в такую форму, которая преуменьшает или совсем отрицает его негативное значение[301]. Самооправдание обладает такой силой, что Стивен Пинкер назвал его «Великим Лицемерием»[302].
Рис. 47. Яркий пример самооправдания. Джон Гейси, осужденный за изнасилование и убийство трех мальчиков, говорил: «Я вижу себя больше в роли жертвы, чем преступника. Меня обманывали с самого детства». Он жаловался, что СМИ изображают его в негативном свете[303]
Необходимость представлять себя героями эпических поэм собственного сочинения деформирует наше самоощущение. В конце концов, быть положительным героем вовсе не легко; обычно они молоды, привлекательны, умны и храбры, что для большинства из нас остается недостижимым идеалом. У них интересные жизни, полные драм и конфликтов; разве это похоже на наше существование? Средний американец занимается скучной работой, а после того, поедая жареную свинину под соусом, смотрит на тех самых героев, ведущих свои захватывающие жизни на телеэкране.
Тем не менее где-то внутри нам хочется быть похожими на героев наших любимых историй. Это сознательный самообман насчет того, кто мы и что мы делаем. Бывало ли так, что вы видели свою фотографию и были шокированы разницей между своим представлением о собственной внешности и тем, насколько полным, вялым, морщинистым или костлявым вы выглядите на изображении? Многие не понимают, почему на фотографиях они настолько непривлекательны[304]. Возможно, фотографии как-то искажают нашу внешность, но в первую очередь дело в том, что мы привыкли позировать перед зеркалом: мы втягиваем щеки и поднимаем брови, чтобы сгладить морщинки и мешки под глазами, то есть изображаем лучшую версию себя. Зеркало должно показать нам ложь, которую мы хотим видеть; это хорошая метафора для того, чтобы описать нашу жизнь в целом.
Рис. 48. Зеркало должно показать нам ложь, которую мы хотим видеть
Когда людей просят описать себя, они перечисляют очень много положительных качеств и мало (если вообще делают это) отрицательных. Например, в книге психолога Томаса Гиловича «Откуда мы знаем о том, чего нет» (How We Know What Isn’t So) говорится, что в результате опроса миллиона старшеклассников выяснилось следующее: «70 % думали, что они превосходят других по лидерским качествам; только 2 % оценивали себя как не имеющих способностей к лидерству. Практически все студенты полагали, что отлично справляются с общением с другими людьми; 60 % думали, что относятся к 10 % лучших в этом отношении, а четверть – что делают это лучше всех остальных!»[305]. Очевидно, что такая самооценка расходилась с реальностью: четверть опрошенных не может составлять один-единственный процент самых лучших.
Мы не можем списывать подобные факты исключительно на присущую молодежи самоуверенность; это характерно для всех. Например, 90 % людей оценивают себя как отлично справляющихся с вождением автомобиля[306]; 94 % преподавателей в университетах считают, что они гораздо успешнее своих коллег (честно говоря, я удивлен такой небольшой цифре). Студенты в основном верят, что они с большей вероятностью, чем их сокурсники, окажутся в списке лучших учащихся, найдут высокооплачиваемую и интересную работу, выиграют какие-либо награды и воспитают прекрасных талантливых детей[307]. Им также кажется, что они навряд ли потеряют работу, разведутся, неправильно себя поведут, заболеют раком, впадут в депрессию или будут госпитализированы с инфарктом.
Психологи дали этому явлению название «эффект Лейк-Уобегона»[308][309]: когда дело доходит до оценки каких-нибудь положительных качеств, нам кажется, что мы превосходим окружающих. Большинство людей думает, что их оценка собственных достоинств абсолютно объективна и «эффект Лейк-Уобегона» применим ко всем, кроме них самих. (Давайте начистоту, вы сами наверняка так считаете?) Когда же нужно оценить наши недостатки, мы начинаем преуменьшать. Неловок в спортивных играх? Да ладно, спорт никому не нужен. Тогда что нужно? То, в чем ты хорош. Хотя большинство из нас готово сознаться, что мы не гении с внешностью кинозвезд, лишь немногие признают, что могут обладать весьма средним интеллектом, общительностью или привлекательностью.
Дело не в том, что мы отчаянные оптимисты, хотя люди и описывают себя в гораздо более положительном ключе, чем их близкие и друзья. Мы хотим видеть себя героями; каждый немного актер, исполняющий главную роль в драме своей жизни. Сохраняя присущую юности впечатлительность, мы продолжаем думать, что с возрастом становимся только лучше[310]. Психолог Корделия Файн называет это «фарсом» и «приятной выдумкой»[311].
Привычка к самовосхвалению зарождается довольно рано[312]. Маленькие дети уверены в своем превосходстве; так, когда моей дочери Аннабель было три года, она решила, что она очень быстро бегает. Насколько быстро? Быстрее, чем ее папа, и, уж конечно, быстрее, чем старшая сестра.