ленькой княгине» Лизе Болконской, «короткая верхняя губка» которой мило приоткрывала ее зубы; но в моем сознании княгиня предстает с живостью, намного превосходящей подробность описания Толстого.
Когда юного Петю убивают в бою, капитан Денисов испытывает сильную скорбь. Откуда я знаю? Толстой такого не говорит и не показывает мне слез капитана. Все, что я вижу как читатель, ограничивается отходящим от остывающего тела Пети Денисовым, который хватается за плетень.
Впрочем, автор не наделен абсолютной властью формировать наш читательский опыт. Он направляет нас на путь воображения, но не определяет его. Фильм начинается с создания сценария, но в жизнь его претворяет только режиссер. Так происходит с любой историей. Писатель находит слова, но они инертны и требуют катализатора – читательского воображения.
Очевидно, что маленькие дети созданы из фантазий. На момент написания этой книги моим дочерям семь и четыре, и их жизни насквозь пропитаны воображением. Каждый их день – это счастливое путешествие по Нетландии. Они наслаждаются, читая книги и смотря мультфильмы, играя в дочки-матери, принцев и принцесс, героев и злодеев. Для моих девочек истории необходимы практически так же, как пища и любовь. Запретить Нетландию было бы насилием по отношению к ним.
В этом отношении мои дочери не уникальны. Дети по всему миру наслаждаются выдумками и сами начинают выдумывать уже в возрасте двух-трех лет. Фантазии находятся в самом центре их жизни и фактически определяют ее. Что делают маленькие дети? В основном придумывают.
Со взрослыми, разумеется, все по-другому. Нам нужно работать, и мы не можем играть весь день напролет. В пьесе Джеймса Барри «Питер Пэн» дети семьи Дарлинг путешествуют в Нетландию, но некоторое время спустя начинают скучать по дому и возвращаются в реальный мир. Пьеса намекает, что им придется повзрослеть, а взросление означает необходимость покинуть выдуманный мир, называющийся Нетландией.
Но Питер Пэн остается в Нетландии, потому что он никогда не повзрослеет. Мы все немного больше похожи на Питера, чем нам кажется; мы покидаем ясли и забываем об игрушечных тележках и кукольных нарядах, но никогда не перестаем играть. Меняется лишь способ. Романы, сны, фильмы и мечты – это провинции Нетландии.
Одна из загадок, с которыми читатель столкнется в этой книге, касается даже не столько существования фантазий (что несколько странно), сколько места, которое они занимают. Роль фантазий в человеческой жизни простирается далеко за рамки просто романов или фильмов. Фантазирование и подобные ему занятия – главное, что у нас есть. В отличие от других занятий, за которыми можно провести свободное время, фантазированием занимаются абсолютно все. Человек занимается этим в любых условиях, даже во время войны. Вы, наверное, подозреваете, что я преувеличиваю факты в силу своего интереса к ним – может быть. Но давайте обратимся к цифрам.
Даже в век всеобщего волнения за судьбу книг их издание остается важным делом. Художественную литературу для юношества и взрослых покупают намного чаще, чем научные труды; язык некоторых ее соперников начинает становиться похожим на ее собственный. Так, появившаяся в 60-х техника «нового журнализма», заметно повлиявшая на многие нехудожественные жанры, использовала беллетристические приемы для изложения совершенно реальных историй. Мы любим биографии отчасти по тем же причинам, по которым нам нравятся романы: в них есть подробные описания главных героев и рассказы о перипетиях их жизни. Наконец, мемуары, самый популярный тип биографий, довольно часто вольно обходятся с фактами ради достижения художественного эффекта.
Прискорбно то, что, хотя более половины американцев [15] продолжает читать художественную литературу, мы все равно читаем мало. Согласно опросу, проведенному в 2009 году Бюро трудовой статистики США, средний американец читает немногим больше двадцати минут в день[16], причем эти данные учитывают все виды изданий – от романов до газет.
Рис. 3. Бумагу вытеснили экраны
Мы читаем меньше, чем прежде, но не оттого, что отказались от художественной литературы. Просто бумагу вытеснили экраны, и теперь на протяжении долгих часов мы следим за развитием историй именно на них. Согласно ряду различных исследований, средний американец смотрит телевизор несколько часов в день. К моменту, когда американские дети достигнут взрослого возраста, большая часть их жизни будет проведена перед телевизором[17]– он займет даже больше времени, чем школа. Разумеется, на эту долю не приходятся посещения кинотеатров и просмотры DVD. В общей сложности американец проводит перед экранами телевизора и кино примерно 900 часов в год. Это пять часов в день[18].
Разумеется, не все время просмотра телевизора посвящено комедиям, драмам и триллерам. Люди смотрят новости, документальные фильмы, спортивные программы и передачи смешанного типа, или реалити-шоу, которые точно не являются научными, но не могут считаться художественными. Так или иначе, практически все время, проведенное перед экраном, посвящено выдумкам и фантазиям, и телевидение продолжает привносить их в нашу жизнь.
А еще есть музыка. Музыковед и нейробиолог Дэниел Левитин считает, что мы проводим за прослушиванием музыки пять часов в день[19]. Это звучит невероятно, однако Левитин включает в свои расчеты буквально все: фоновую музыку в общественных местах, мелодии из кинофильмов и рекламы – словом, вообще все, что мы слышим через свои крохотные наушники. Конечно, не любая музыка связана со сторителлингом. Существуют симфонии и фуги, а также удивительные гаммы, комбинирующие звон китайских колокольчиков и заячьи визги, – но самая популярная музыка рассказывает истории о персонажах, пытающихся добиться желаемого, обычно о девушке или парне. Исполнители, гитаристы и барабанщики изменяют размер и ритм, но это не меняет того факта, что певец рассказывает нам о чем-то – он всего лишь маскирует это.
Теперь мы знаем об историях, которые рассказывает искусство. Но как же насчет тех, которые мы создаем сами? Пик нашего творчества приходится на ночь. Когда мы спим, наш мозг безудержно, ярко и долго мечтает; во снах сознание меняется, но не гаснет. Нам просто трудно запомнить приключения, через которые мы проходим; у разных людей эта способность может отличаться, но научные исследования показали, что практически все видят сны. В них наш мозг, совсем как неверный супруг, проживает совершенно иную жизнь, скрытую от сознания бодрствующего человека.
Какое-то время назад ученые были уверены, что люди видят сны только в период «быстрого» сна. Если бы это было правдой, то люди проводили бы около двух часов за ночь – и шесть лет за жизнь, – создавая настоящие фильмы прямо у себя в голове. Удивительно, что даже уставшие за день люди способны творить по ночам. Еще более удивительно, что на сегодняшний момент известно об отсутствии зависимости между циклами сна и яркостью снов[20]; некоторые ученые полагают, что мы видим сны всю ночь напролет[21].
Мы не перестаем творить, когда открываем глаза. Большая – может быть, даже наибольшая – часть нашего бодрствования связана с фантазиями. Это сложно исследовать с научной точки зрения, но если вы прислушаетесь к потоку собственного сознания, то поймете, что оно находится в рабочем состоянии практически по умолчанию[22]. Мы мечтаем, когда ведем автомобиль, гуляем, готовим обед, одеваемся утром или смотрим в одну точку, сидя в своем рабочем кабинете. Словом, всякий раз, когда мозг не занят требующим сосредоточенности заданием вроде написания подобного этому текста или проведения сложных вычислений, он без устали путешествует по несуществующим мирам.
Научные исследования[23], проводившиеся с использованием специальных сигнальных устройств и журналов учета, показали, что среднестатистическая греза длится около 14 секунд, а в день число таких грез может доходить до двух тысяч. Иными словами, половина того времени, что мы бодрствуем, – треть нашей жизни, – занята сторителлингом[24]. Мы думаем о прошлом: о том, что нам следовало бы сказать или сделать, обо всех своих победах и поражениях. Мы думаем о насущном, например решаем, как лучше справиться с конфликтом на работе. Еще интенсивнее мы фантазируем, создавая собственные истории. В своей голове мы снимаем и кино со счастливым концом, в котором исполняются все – тщеславные, злые, грязные – наши желания, и фильмы ужасов, повествующие о наших худших страхах.
Некоторые издеваются над такими Уолтерами Митти[25], считая строительство воздушных замков абсолютно бесполезным занятием. Однако воображение – это сильнейший инструмент нашего сознания. В то время как наши тела заперты в конкретном «здесь и сейчас», наши мысли свободно путешествуют по времени и пространству. Люди, словно могущественные волшебники, могут видеть будущее – правда, не ясное и четкое, а окутанное дымкой неопределенности.
Вам интересно, что будет, если вы уступите своему отчаянному желанию ударить начальника между ног? Освободите свое воображение, и вы перенесетесь в будущее. Вы увидите самоуверенное лицо начальника. Услышите звук, с которым ваша нога пролетит по воздуху. Почувствуете прикосновение – сначала свободное, затем жесткое. Это представление убедит вас, что в таком случае начальник захочет дать сдачи, а затем уволить вас (или вызвать полицию), поэтому вы, скорее всего, укротите свой темперамент и продолжите ворчать про себя.