– Извините, не хотела говорить, но пожар у нас был. Сгорела часть архива. Точно знаю, что там было дело Саши Майорова, потому что недавно мы искали его зачем-то…
– Но, может, вы помните, куда он поехал? – спросила Валентина. – Куда поступать, к примеру, хотел… Его точно не усыновили?
– Точно. Окончил школу и поехал куда-то поступать… Не могу я помнить всех. – Лицо директора стало похожим на запертые ворота.
Ирина и Валя прохладно с ней простились, вышли во двор, увидели за домом скамейку у клумбы с цветами, обессиленно сели. Валентина закурила.
– Зря я тебя в это втянула, – сказала она. – Можно было сообразить, что ничего и никого не найдем. Подумаешь, один мальчик. Никто не обязан его помнить.
Ирина была так подавлена, что даже не ответила. Когда директриса изучала ее паспорт, она очень остро почувствовала, что где-то есть продолжение ее отца. Александр Александрович Майоров. Может, он нуждается или вообще попал в беду и не знает, что его дедушка – известный человек. Что у него есть родственники. Она посмотрела на пожилую женщину, которая стала поливать цветы на клумбе.
– Послушайте, – обратилась она к ней. – Вы давно здесь работаете?
– Да лет пятнадцать вроде. Воспитательница у младших.
– Как вас зовут?
– Елена Григорьевна.
– Очень приятно. Елена Григорьевна, я – Ирина Майорова. Это – моя сестра Валентина. Мы ищем племянника – Сашу Майорова. Он здесь был, а куда поехал поступать, нам не сказали. У вас архив сгорел… Вы не знаете ничего о нем?
Лицо Елены Григорьевны стало растерянным, почти испуганным. Она схватила лейку и сказала:
– Нет. Я пошла.
– Ничего подобного, – вдруг схватила ее за руку Валентина. – Я сразу поняла, что вы что-то знаете. И что это вранье про пожар в архиве. Помогите нам, пожалуйста. Мы вас не выдадим. Отблагодарим.
– Да зачем вы так, – вяло отмахнулась воспитательница и вдруг прошептала: – Выходите за ворота, я через десять минут подойду.
– Мы будем в машине ждать, – сказала Ирина.
Елена Григорьевна села рядом с ней минут через пятнадцать. Валентина сидела сзади.
– Я скажу. Вы – люди серьезные, все равно узнаете, если захотите. Саша – он у нас был самый красивый, умный мальчик. Но свободу любил. Два побега совершил. Причем сам возвращался. А в третий… Это было пять лет назад, в день его рождения… Он ребятам сказал, что хочет себе экскурсию устроить в Москву. После отбоя перелез через забор… А его сторож наш поймал. Догнал уже на дороге. Приволок… – она надолго замолчала.
– Что? – вместе спросили Ирина и Валя.
– Не смогли негодяя оттащить. Забил он его насмерть… Мальчика такого распрекрасного, – воспитательница заплакала.
Ирина онемела. Валентина сурово спросила:
– И что дальше? Где Саша?
– Кладбище тут есть недалеко. Там места для тех, у кого родственников нет. Без надписи. Но я покажу.
– Где сторож?
– В общем, начальство велело: дело не открывать, шума не поднимать. Его просто выгнали.
– Как фамилия?
– Антонов. Роман Антонов. Сволочь. Он по всем детским домам прошелся.
Глава 26
Они молча постояли у маленького безымянного холмика на краю старого кладбища, простились с воспитательницей. Валентина сунула ей какие-то деньги в карман, та не хотела брать, потом махнула рукой. Ирина спросила:
– Фотография Саши сохранилась?
– У меня есть. Я тогда сняла с доски отличников, увеличила, дома держу. Он как артист был…
– Вам разрешили держать дома его фотографию?
– Многовато мне лет, чтоб я у кого-то разрешения спрашивала. У меня альбомы – все выпускники. Понимаете, других детей у меня нет. Некоторые приезжают, посмотрят, вспомнят, посмеются, поплачут… А Сашеньку сказали, конечно, с доски снять, фотку сжечь… Такого красавца! Любимчика моего. С ним интересно было поговорить. Я и сейчас с ним общаюсь…
– Далеко живете?
– Да вон, в том доме…
– Вынесите, пожалуйста, я сделаю копию и верну.
Они доехали до четырехэтажного дома, Елена Григорьевна вышла из машины, почти побежала. Вернулась со старым журналом. Раскрыла… Ирина посмотрела на юное, отважное, красивое лицо с копной белокурых волос над широким лбом… Ее качнуло. Это было лицо отца в детстве.
Они молча ехали до Москвы. Наконец Валентина спросила:
– Ты будешь что-то предпринимать?
– Да, – решительно сказала Ирина. – Все будет: и эксгумация, и заключение, и свидетели, и ад на земле для этого мерзавца. А внук моего отца будет похоронен рядом с дедом… Валя, я только не понимаю, что за чертовщина такая. Почему этот Роман везде? Что за безумные совпадения? Ты, Саша, Марина…
Валентина закурила. Она явно отгоняла от себя слишком тяжкие воспоминания.
– Ты просто не в материале, Ира. Моя колония находится по той же дороге, что этот детдом. Но дело даже не в конкретной местности. Просто попадает такой Рома в систему колоний-приютов. Берут, не глядя. Мужчин нет, на такие деньги никто не пойдет. А отморозок – с удовольствием. Он уже знает, что все сойдет ему с рук. Если бы тогда, после случая со мной, проверили других девочек, если бы дело с Сашей не замяли и поискали других мальчиков… Это произошло пять лет назад, он все это время по детским домам ошивался и, если сбежал в Москву, значит, чего-то перепугался. И вовсе не убийства Саши. А Марина… Да господи. Не привык он себе отказывать в этой слабости. Не допер, что тут все не так и люди – не те. Даже мой Колька.
– Ты все хорошо понимаешь… Как же ты могла… принимать его.
– Слушай, давай не будем, ладно? Хотя… А в чем и перед кем я виновата? Трудно переношу воздержание! Людей не люблю при этом. А тут – живой козел рядом, с ним все понятно, больно не будет, когда предаст…
– Извини. Валя, я подумаю, что и как сделать, но прежде всего мы должны все рассказать матери Саши. Я не хочу это откладывать.
– Ты собираешься к ним поехать? Что-то я эту бледную немочь… Больше я ее не жалею, мягко говоря. Ромка – в своем праве подонка, когда есть такие мамаши и бабушки… Какие к нему претензии. Я и свою мать не простила.
– Наши эмоции сейчас – это наши проблемы, – сдержанно сказала Ирина. – И я там, на кладбище, упрекнула отца. Это и его грех. Сообщить Людмиле мы должны даже формально. Понадобится какое-то ее участие.
Галина Ивановна им открыла, начала, как всегда, кудахтать: «Девочки-деточки», потом взглянула на их суровые бледные лица, испуганно отступила.
– Вы к Людке, что ли?
– Да, – сказала Валентина. – И без вас. Мы к ней в комнату пойдем.
– Сейчас, я ей постучу, она закрываться стала…
Людмила появилась на пороге в белой ночной рубашке с длинными рукавами. Глаза расширены, губы приоткрыты в немом вопросе. Ирина и Валя вошли, закрыли дверь перед Галиной Ивановной. Ирина достала фото.
– Это твой сын, Люда. Александр Майоров. Таким он был пять лет назад… Он умер. Его убил сторож при побеге из детдома. Вот такие у нас плохие новости.
Людмила как будто не слышала. Она смотрела на снимок, он дрожал в ее загорелых и натруженных руках.
– Сашенька… Вылитый папа. Повторите, пожалуйста, что с ним случилось.
– Сторож его убил, – сказала Валя. – Саша похоронен в безымянной могиле. Мы хотим его забрать. К деду…
– Кто этот сторож?
– Убийца – кто еще… Роман Антонов.
– Где он?
– Сейчас в тюрьме. По другому поводу. Скоро выйдет, наверное. Может, ко мне придет, – задумчиво произнесла Валя. – Давний знакомый.
– Людмила, – вмешалась Ирина, – мы очень устали. Просто заехали сообщить, что понадобится твоя помощь в этом деле… Я поняла, что тебя даже прав родительских не лишали… Я позвоню и скажу, что нужно, к примеру, подписать. Фото забираю.
– Нет!
– Сделаю копии – верну воспитательнице и дам тебе. Извини. Прими мои соболезнования.
Они пошли к выходу, на пороге оглянулись. Людмила лежала на кровати с застывшими, ничего не видящими глазами. Валентина подошла к ней, дотронулась до руки.
– Слушай, ты давай, держись… Звони.
…Галина Ивановна решилась войти к дочери только утром. Людмила все так же лежала на кровати, глаза открыты и не моргают.
– Ты жива? – спросила Галина
– Нет, – ответила дочь.
Глава 27
Слава Земцов внимательно смотрел на одутловатое лицо Марка Беленького. На этом лице он уже столько времени наблюдает одно выражение: какую-то брезгливую обиду, похоже, на жизнь и на всех людей, которые ему ее отравляют.
– Марк Григорьевич, я так и не понял: вы вели какие-то дела с Надеждой Ветлицкой? Вы все время рассказываете истории о том, как она плохо во всем разбиралась. Она пользовалась вашими услугами?
– Пользовалась. Именно. Это омерзительное существо в благородной оболочке изысканной дамы все время всеми пользовалось! Еще мой папа – тоже паскуднейший человек – говорил, что она слишком много о себе воображает, эта… сами знаете кто.
– Не знаю. Но если вы имеете в виду ее личную жизнь, то мы о другом. А ваш отец с ней работал?
– Мой папа – критик. Он писал рецензии на работы ее мужа и сестры. Она вообще – ни при чем. А лезла во все!
– Где ваш отец?
– Он живет во Франции.
– Так. Мы выяснили, что вы Надежду Ветлицкую не любили. При этом у вас был ключ от ее квартиры, вы туда приходили зачем-то, потом стали вести дела с ее племянницей. Кстати, с Валентиной сотрудничество пошло легче?
– С этой зэчкой? Ей нужны деньги, и я ее практически содержал. Какое сотрудничество, я вас умоляю.
– Так. Племянница тоже – не луч света. Вы ее содержали… По вашему мнению. По моему – вы жили за ее счет. За счет ее имени и материалов отчима.
– Ее имя… Я вас умоляю.
– Не надо меня ни о чем умолять. Семен Велехов, задержанный в вашей квартире, – кем вам приходится?
– Это мой агент.
– То есть с ним все нормально. Вы и есть «контора»? Или имеются другие сотрудники?
– Ну, вы не поймете…
– Доступно излагайте, пожалуйста.
– Временно мы сотрудничаем с разными людьми. Книги Ветлицкой издают в небольших типографиях, издатели номинальные, все делаем мы.