А завтра, в палец чиркнувши,
Вонзится злей пчелы
Иголочка от циркуля
Из горсточки золы…
– Так, я вижу, что это совершенно бесполезно, и, видимо, мне зря отсоветовали улететь сегодня же.
Пылайте широко,
Коровники в амурах,
Райклубы в рококо!
– А я, дурак, остался, потому что подумал – ой, как он там. Ну ладно. Счастливо оставаться.
Жизнь – смена пепелищ.
Мы все перегораем.
Живешь – горишь.
Приложение № 2: перевод из The GuardianИнтеллектуальные маневры перед катастрофой
Политическая нестабильность в Москве шокирует весь мир, но, положа руку на сердце, – вряд ли дипломатические и военные авантюры с ядерной ракетой наперевес могли кончиться как-то по-другому. Вернее, могли, так что сегодня мы видим еще вариант light, при котором перепуганный Кремль достает из архива пожелтевшие «Бюллетени о болезни Иосифа Сталина», чтобы наспех поменять имя перед новой публикацией в прикормленных газетах. Напоминание о том, что эти «Бюллетени» фабриковались арестованными врачами, когда задушенный вождь уже лежал в луже собственной мочи, боюсь, заставит нас проводить слишком смелые параллели.
Но Кремль достал из пыльного архива еще кое-что, и это оказывается уже более эффективной мерой, чем невнятная ложь то ли о болезни, то ли об отпуске «терминатора» [Mr. P.]а, который 19 лет своего правления почему-то обходился без болезней и отпусков.
Речь идет о Владилене Сурикатове, подзабытом в наше время архитекторе идеологии первых [Mr. P.]ских сроков. Блестяще эрудированный, тогда еще молодой человек широких политических и эстетических взглядов начинал карьеру в администрации Бориса Ельцина. Момент, когда к власти пришел «невзрачный кагэбэшник» с его не слишком интеллектуальной командой (микс из спецслужб и петербургской мэрии), стал звездным часом для Владилена Сурикатова. Новая команда ничего не понимала в идеологии. За эту подзабытую за девяностые годы сферу взялся Сурикатов – странный человек, шокировавший подчиненных постмодернизмом своего мышления.
Неслучайно многие политологи и литературные критики сравнивали Сурикатова с его ровесником и, по слухам, другом – писателем Виктором Олегиным, чьи романы определили интеллектуальное лицо России девяностых – двухтысячных годов, – лицо, мало знакомое Западу, потому что оно оказалось заслонено более привычным рылом «ястреба из Генштаба». Да, это не оговорка – литературные критики: в благополучные годы расцвета «[Mr. P.]ского Версаля» влиятельный Сурикатов подкармливал интеллигенцию романами, написанными под псевдонимом. Он же стал учредителем интеллектуальных глянцевых изданий, которые сделались таким же прибежищем прогрессивных писателей, как в Америке пятидесятых – Playboy.
Русская постмодернистская культура оказалась тесно связана с веществами, расширяющими сознание, – вероятно, это произросло из московской клубной традиции девяностых; не случайно на символике синтетических веществ густо замешаны упомянутые романы Олегина. Обвинить Сурикатова – «видного государственного деятеля» (любимая в России формулировка, популярная еще во времена брежневского Политбюро), бессменного замглавы администрации президента – в том, что его идеи также навеяны наркотиками, никто не решался, но у элит было ощущение, что они слепо доверяются обкуренному шаману.
Впрочем, в первое [Mr. P.]ское десятилетие эта тактика оправдывала себя. Так появлялись проекты «суверенной демократии», маргинальных молодежных движений, официально якобы никак не связанных с властью (здесь Сурикатов творчески развил идею Мао о хунвейбинах), в дипломатии – проекты в диапазоне от «оси Москва – Берлин – Париж» (по счастью, Лондон так и не поддался обаянию тогдашнего «доброго [Mr. P.]а») до «мюнхенской речи». Лебединой песнью Сурикатова стала идея обожествления национального лидера, частное проявление сверхидеи Кремля, господствующей над умами чиновников почти весь XXI век: как продлить [Mr. P.]ское правление до бесконечности и по возможности законно. Старожилы помнят, как в какой-то момент сурикатовская команда начала носиться с идеей восхваления Рузвельта – хотя российская апологетика президента Америки выглядела абсурдной. Поняв, в чем дело, даже посольство США в Москве устранилось от участия в юбилейных конференциях. Секрет был прост: умело микшируя нюансы времен Второй мировой, идеологи продвигали идею, что даже в Америке, помешанной на конституционных процедурах, выборах и сменяемости власти, в кризисный момент сделали исключение для выдающегося лидера нации: он единственный из президентов оставался у власти четыре срока…
С временным уходом [Mr. P.]а в правительство начался закат постмодернистской сурикатовской эпохи. Причиной было то ли излишнее сближение креативного идеолога с премьером, которому [Mr. P.] никогда не доверял до конца, то ли внезапная проба самого Сурикатова на роль «ястреба»: якобы именно он стал автором сценария скрытого участия России в гражданской войне на Украине. Тактические успехи, в том числе очевидно удавшееся отвлечение россиян от нарастающих экономических проблем, не смогли затмить стратегического поражения этого геополитического проекта. А возможно, [Mr. P.] просто устал от Сурикатова, и удержание власти во втором десятилетии (ведь намечалось и третье) потребовало более действенных и грубых инструментов, чем витиеватые тактики интеллектуала, воспитанного на Джойсе.
Если не сверяться с «Википедией» (чего я намеренно не делаю), даже политолог и «кремлевед» не вспомнит точно, как сейчас называется должность Сурикатова, чем он занимается, в какой околовластной структуре и какие этапы проходило его падение с олимпа. По старой кремлевской традиции опала начиналась постепенно: как у Ежова, сменившего пост главного сталинского палача на портфель министра водного транспорта (это издевательски назвали «повышением»); как у Жукова, после победы во Второй мировой отправленного командовать войсками Уральского региона; как у Молотова, дипломатическая карьера которого кончилась в МАГАТЭ.
Сурикатов оказался отстранен от реальной государственной политики, почти полностью выпал из публичного пространства, но продолжал существовать в каком-то пыльном, темном, второстепенном кабинете, подобно тому как писатель Виктор Олегин живет инкогнито в некой московской квартире, которую никогда не покидает и ни с кем не выходит на связь. Сближение «сиамских близнецов» русского постмодернизма наконец состоялось.
Но в том, что происходит в Москве сегодня, очевидно чувствуется подзабытая сурикатовская рука. Очевидно и то, что чрезвычайный комитет силовиков, перехвативший власть у [Mr. P.]а, не сразу привлек опального Сурикатова к этому проекту. Иначе все не началось бы так невнятно и бездарно, с расплывчатой риторикой о загадочной болезни первого лица и уходом от неудобных вопросов. Нет, в Кремле объявили бы, что [Mr. P.] вознесся, как Иисус. И сделали бы это так изящно, что все поверили бы. Даже Запад. Зная Владилена, я думаю, все было бы именно так.
Но ему пришлось работать с тем, что есть. В ситуации, когда кто-то, как говорят в России, уже наломал дров. Я думаю, делегация чрезвычайного правительства приехала в его заброшенный темный кабинет на третий или четвертый день этого бездарного путча. Они выпили водки и сказали: «Владилен, спасай ситуацию, ты умеешь это делать».
И Сурикатов филигранно показывает, как он умеет.
В том, что происходит сегодня на площадях Москвы, мне видится ремейк одного из излюбленных проектов Владилена Сурикатова конца двухтысячных годов (потому что в том десятилетии в обществе не существовало никакого запроса на оппозицию [Mr. P.]у: этим безнадежным делом занимались только откровенные маргиналы). Когда оппозиционные силы подняли голову, Сурикатов занялся тем, что в недобитой российской политологии получило название «спойлеры». Он создавал бесконечные клоны партий и движений, составлявших потенциальную угрозу [Mr. P.]ской власти. Началось с сонма фальшивых коммунистических и социалистических партий, которые размывали электорат все еще влиятельной КПРФ, продолжилось партиями демократического и центристского спектра. В российскую политическую культуру плотно вошла практика параллельных съездов партий-двойников, шулерского перехвата инициативы на настоящих съездах настоящих партий, что получило название «рейдерских захватов», и многого другого. В регионах подхватывали кураж Сурикатова и развивали его по-своему: так, на местных выборах в бюллетенях появлялись полные тезки оппозиционных кандидатов.
Пока и Запад, и сами одураченные россияне радуются протесту на московских улицах, Сурикатов в запертом темном кабинете, вероятно, открывает победную бутылку хорошего брюта. Потому что мы наблюдаем торжество спойлеров и клонов. В то время как настоящее недовольство выражается на Манежной площади, к которой стянуты войска, бóльшую рекламу сознательно получают митинги-двойники, баррикады-двойники: например, самая популярная из них – возле Белого дома (правительства России). Чем больше параллельных баррикад, параллельной реальности, тем более размытыми оказываются требования гражданского общества. В идеале они представляют собой протест против незаконного захвата власти, на самом деле – уже невозможно понять, кто и на какой площади чего хочет. Кстати, в этом смысле активность требований «вернуть» законно избранного лидера, которую я отмечаю на этих митингах-клонах, может быть тревожным сигналом для тех, кто еще надеется, что с [Mr. P.]м все в порядке. Как реалист и циник, лишенный сантиментов, и как человек, несомненно, обиженный на «предательство» [Mr. P.]а, Сурикатов лучше всех понимает, что хороший лев – это мертвый лев.
Будучи приверженцем демократических ценностей и считая, что власть в России немедленно должна быть передана парламенту до скорейшего проведения выборов, я тем не менее не могу не отметить, что Владилен Сурикатов все еще находится в прекрасной форме как креатор и творец смыслов. Возможно, именно он, а не безликие Степановы и Николаевы, мог бы выступить как «кандидат Кремля» (пока дезориентированного) на честных и прозрачных выборах. Разумеется, при условии, что народу России будет предоставлена правдивая информация о том, что он и другие кандидаты делали в период [Mr. P.]а. Мы видим, что интеллектуальный постмодерн Сурикатова в