И еще одна тема, о которой они с Тео порою спорили.
Их дискуссии о том, существует ли гей-лобби, вспыхивали несколько раз, и всегда – немного комично. Во всяком случае, Алексу казалось, что они в серьезности своей уподобляются пропагандистам с российского ТВ, потому что само понятие «гей-лобби» чаще всего смаковали именно там. Во всем мире разговоры об этом считались чем-то глубоко неприличным и дремучим. Что Алекс и пытался тактично донести до своего диковатого латиноамериканского друга. Тео возражал, что любое комьюнити порождает такие связи, когда люди друг друга поддерживают, хороший пример – землячество. И если гей-лобби, о котором твердит российская пропаганда, существует, то его создает как раз-таки «идеологическая Россия» – вот этими всеми гонениями. Она словно бы провоцирует его на существование. Заставляет людей сплотиться, противостоять, выживать. Да, это забавно, потому что, получается, сама тоталитарная машина создает себе то, с чем увлеченно борется… На это Алекс отвечал, что Тео – сказочный долбоеб: «Тебя, того гляди, за твои завихрения попрут из приличного общества и вышибут из Кембриджа за недостаточную толерантность». Тео поправлял: не за завихрения, а за поиски правды. Это они уже так дурачились. Ну вот – у Алекса появился шанс испробовать этот механизм, и сработало.
Стоило объявиться в канале, в который он года три не заходил, и написать статус – так и так, очень надо попасть на благотворительный вечер, хочу перетереть там с другом, который меня игнорит (Алекс намекнул на личную драму), – как ему помогли. Никто здесь не знал, кто он. Никто и не спрашивал ни о чем. Через третьи руки нашелся в конце концов некий Никита, менеджер в кейтеринговой компании, которая должна была делать фуршет в фойе Большого театра.
Если не врет, конечно.
THEO: что ты делаешь?
ALEX: неожиданный вопрос
ALEX: я должен ответить как то в духе я медленно снимаю с себя?
ALEX: я одет только в капельку kenzo l’eau?
THEO: а что ты так психуешь то?
THEO: я просто спросил
ALEX: а я просто ответил
THEO: ты не ответил
ALEX: я не понял это какие то подозрения или что?
THEO: успокойся псих
THEO: я просто пытаюсь узнать как у тебя дела
ALEX: нормально
THEO: и все?
THEO: ты не хочешь сообщить никаких подробностей?
ALEX: я именно не хочу сообщать никаких подробностей чтобы обезопасить тебя
THEO: дурак
Алекс ждал в скверике. Смеркалось. Он постарался одеться получше, хотя это было уже сложновато: сомневался, потом все-таки махнул рукой, выгреб какие-то деньги и сбегал в ГУМ за японским пиджаком Nanamica – ну, хоть что-то.
Остатки былой роскоши.
Никита оказался здоровым блондином финского типа: редкий случай, когда кстати пришлась мода на барбершопы, потому что таким людям на роду написано носить бороды лопатой, сколько бы ХХ век это ни отрицал.
Неловкий момент, когда они оба увидели друг друга в сквере, но еще оценивают, подходить ли друг к другу и не ошиблись ли. Алекс-то был уверен: он сразу узнал собеседника. Тот не слишком шифровался на аватарке, хотя и не казался на ней таким шкафом. Это у Алекса аватарка – какое-то дурное селфи вполоборота, в капюшоне до середины лица; не менял фотографию еще с тех времен; неуместная стилистика подростковых банд. Не узнать.
Он не стал долго мучить честного человека, которого сам попросил о встрече. Подошел.
– Никита?..
Они пожали друг другу руки. Алекс с трудом подавил Nice to meet you. Все-таки в русском языке не хватает ритуальной фразы, которой можно заполнить неудобную паузу.
– Пошли?..
И они двинулись. Времени был вагон. Непонятно, зачем этот парень назначил встречу так рано.
О чем говорить? Об отвратной погоде?..
Алексу как-то стремно. Не по себе.
– Ты ведь не в Москве живешь? – спрашивал Никита.
– В Англии. А как ты это понял?..
Алекс столько лет был лишен нормального общения. Так что непринужденно не выходило. Хотя это по-своему забавно.
По крайней мере с тех пор, как его выманили в Россию.
Никита остановился возле хипстерского (или мэрского?) киосочка.
– Может, кофе?
– Давай.
Никита взял капучино. Алекс – американо. Еще одна мелкая неловкость. Алекс настоял, что заплатит.
Двинулись было дальше, но Никита жестом пригласил присесть на скамейку.
Это даже смешно. Алекс так погрузился во всё дико-государственное, что частный флирт, вообще-то чуть ли не закономерный в этой истории, стал для него сюрпризом. Алекс даже не сразу его распознал. Поначалу-то просто – скучно отвечал на вопросы… как недавно в кабинете у следователя. Только теперь приходилось врать.
А жаль. Хороший вроде парень. Алекс и до этого думал, что его надо бы как-то отблагодарить, но теперь это стало уже не таким простым делом. Алекс лихорадочно соображал, что деньгами, пожалуй, совсем тупо; может, подошел бы парфюм или билеты на какой-нибудь концерт. Но билеты бы означали и какой-то – ненужный? – мостик в будущее?.. А зачем ему это все?..
THEO: прости
THEO: просто я за тебя очень волнуюсь
THEO: приезжай пожалуйста
THEO: мне кажется тебе не нужно там больше оставаться
THEO: я что то очень переживаю
THEO: приезжай мне без тебя плохо
THEO: я тебя люблю
THEO: fuck не думал что я это скажу
THEO: ну ладно думал
THEO: сука что ж ты теперь молчишь то
В Большом они с Никитой расстались как-то на полуслове; предполагалось, что их общение продолжится.
Церемония в зале уже шла, а в фойе заканчивали накрывать. Алекс даже растерялся: толкаться в пустой фуршетной зоне – значит привлечь внимание охраны, врываться в зал – тоже. Но как-то он вдруг парадоксально догадался (по красным канатам на лестницах), что – при пристойно полном партере – балконы Большого пусты. Должны быть пусты. Многочисленные ярусы. Благотворительной тусовке надо создать одномерную – плоскую – картинку для телекамер и ВИПов, которые не задирают головы… Более того, балконы оказались не заперты! У Алекса сегодня полоса удач. Переступая через красный канат, скрывшись за изгибом лестницы, нажимая на ручку тяжелой двери, на каждом этапе он чувствовал, как виртуознее и виртуознее трахает систему. Alpha Male[22]. Жаль, что бородач Никита жестоко ошибался и в этом тоже.
Прошла команда на уничтожение архивов
Теперь, с богатого балкона, стараясь не слишком высовываться (хотя зал и был затемнен), Алекс видел их всех. И ее. Валерия Иглинская сидела в глубине сцены с десятком (примерно) коллег по балету, кино и прочей лабуде: так странно рассадили то ли попечителей премии, то ли ее штатных «хлопотателей лицом». Она была в длинном платье – золотистом или цвета шампанского, в лучах прожекторов не очень понятно – и сидела, картинно забросив ногу на ногу.
– Дорогие друзья! – говорил мужчина-ведущий женщине-ведущей. – У нас есть еще одна славная традиция. Каждый год поздравить нас приходит главный человек…
– Но это не Дед Мороз, – кокетливо вклинивалась женщина-ведущая.
– До Нового года еще далеко, и Дед Мороз управляет одну ночь, а наш гость – все остальные дни и ночи, – мягко журил ее мужчина-ведущий. – И только у нас он может позволить себе расслабиться и… запеть! Дорогие друзья! Сегодня с нами – [Mr. P.]!
Wow.
Зашумело, зашумело – зал начал вставать (Алекс, по понятным причинам, нет); неуверенно зазвучали аплодисменты, но быстро сложился ритм.
Бело-лунный прожектор, отменив освещение для всех, сосредоточился на будущем-одном – выхватывал белый же рояль и стул перед ним.
Ведущие аплодировали тоже, стоя на почтительном расстоянии.
Наваждение продолжалось секунд двадцать. Потом зал с шумом же начал садиться.
Ведущих и жюри высветили опять.
– Как ты думаешь, Ангелина, что самое сложное в работе главы государства? – спросил мужчина задушевно.
– Сдерживать агрессию всего мира?
Зал неуверенно зааплодировал.
– Я думал, ты ответишь как-то более женски, что ли… Помогать материнству, детству, сиротам – тем, чьими судьбами занят фонд «Наше дело», – и тут уж ведущий сам жестами призвал публику к овациям.
– А еще очень сложно не запеть, когда попадаешь в такую теплую компанию, как наша.
– Ты абсолютно права! И сейчас мы узнаем, удержится ли он от этого искушения! Дамы и господа! [Mr. P.] [Mr. P.]!
Зал начал вставать. Ведущие бешено аплодировали, едва не побросав микрофоны. Бело-лунный луч отразился в рояле и выхватил пустой стул перед ним.
Аплодисменты нарастали и не смолкали долго.
Затем на сцену дали свет.
– Евгений, а ты в курсе, благодаря чему ежегодная церемония вручения премии «Наше дело» так хорошо известна во всем мире?
– А она так хорошо известна? Мы многое стараемся не афишировать…
Зал понимающе посмеялся.
– Ну вот же… – Женщина достала почти большие, почти клоунские очки, сорвав еще одни аплодисменты, и зачитала по газете, которую с балкона было не разглядеть: «Единственное место, где [Mr. P.] всегда поет, не считая свойственных русским песен в бане».
– Мы не знаем, что происходит в бане, – ответил мужчина, – но очень хорошо знаем, что происходит здесь и сейчас. Дамы и господа! [Mr. P.] [Mr. P.] [Mr. P.]!
Зал встал. Люди аплодировали.
Бело-лунный луч осветил белый рояль, тут же пустивший блики на занавес сбоку и жюри позади.
– Ангелина, как ты думаешь, национальный лидер часто обновляет репертуар?
– Не знаю, Женечка. Меня так берет за душу «С чего начинается Родина» в его исполнении, что мне этого хватает на целый год.
– Может быть, сегодня от него прозвучат новинки?