Но он смотрит ей вслед и ждет. Наверное, следит, чтобы она в целости добралась до входа в здание.
Чем чаще я его вижу, тем все симпатичнее он мне кажется, – по-своему. Усталый симпатичный парень.
«Это труднее всего, – как-то призналась она. – Я не могу сказать о нем ничего плохого, ничего».
Почему-то эти слова кажутся такими жестокими.
И, может, поэтому я чувствую себя так, глядя на него сейчас. Мэтт Френч. Не знаю, почему, но его усталый вид среди всех наших криков, надменности, размалеванных лиц взывает ко мне. Я понимаю его, как тогда, когда он смотрел на меня ночью, в подвале.
«Он не такой, каким кажется», – как-то сказал Уилл.
Но я не уверена, что Уилл понимает, каким мне кажется Мэтт.
Мэтт Френч смотрит на жену, которая идет по центральному проходу стоянки; смотрит, как она исчезает за стеклянной дверью. Он еще долго глядит ей вслед, обняв рукой спинку пассажирского сиденья и слегка наклонив голову.
Он смотрит на нее, как отец на дочку, резвящуюся на детской площадке.
А она ни разу не оглядывается.
– Ее машина в гараже Шуйлера, – сообщает Бет. – Дейви ее видел. На переднем крыле большая вмятина.
Понятия не имею, кто такой Дейви и откуда он знает, как выглядит машина Колетт. У Бет знакомые в каждом дворе: друзья брата, сыновья бывших дружков ее матери, племянник перуанки, которая убиралась у них в доме. Она знает людей, которых другие даже не замечают. Ее способность находить нужные сведения и вещи поразительна. Ей известно, у кого можно затусить, когда уехали предки, где можно дешево купить дизайнерские сумки, раздобыть фальшивое водительское удостоверение и рецепт на транквилизаторы.
Спрашиваю тренершу, что с ее машиной.
Та показывает длинную ссадину на руке.
– От шва на руле, – объясняет она. Изо рта свисает сигарета, голос усталый и сиплый – почти как у Бет. – Врезалась в столб на стоянке в Букингем-Парке, у детской площадки.
«Как жаль», – отвечаю я.
– Парковалась и пришлось очень быстро разворачиваться. На дорогу выбежала девочка, – она смотрит в пустоту. – Вылитая Кейтлин.
– Но вы с Кейтлин не пострадали? – спрашиваю я, ведь, кажется, это именно то, что положено спрашивать в такой ситуации.
– Это и есть самое странное, – отвечает она, качая головой. – Кейтлин со мной не было. Я ее забыла. Оставила дома, в комнате, где она играла в «змеи и лестницы»… А могла и хлорки выпить, или наесться яду из шкафчика под раковиной, или запалить костер на заднем дворе. Что угодно могло случиться.
Она невесело смеется и качает головой. Долго качает, щелкая зажигалкой в руке.
А потом прекращает.
– Во всем мире нет матери хуже меня, – говорит она с растерянным, затуманенным взглядом.
Смотрю на нее и вижу, как ей страшно.
И отвечаю:
– Точняк.
Это слово всегда вызывает у нее одну реакцию – смех, вот и сейчас тоже. Она смеется искренне, и это прекрасно.
– Ей навстречу ребенок выбежал, – рассказываю я Бет, – и она въехала в столб.
– Не верю, – заявляет Бет.
– А с чего ей врать-то?
– Да куча причин, – говорит она. – Я и раньше была права на ее счет. Ты кому угодно готова поверить, как тогда, в летнем лагере, поверила этой флаерше из школы святой Регины. Кейси Джей. Хотя та была патологической лгуньей. А ты все проглотила.
Ох уж эта Бет, вечно вытащит на свет то, что уже похоронено в далеком прошлом, и обсыпет меня пеплом. Это прошлое лето мне по гроб жизни будет аукаться. Наша единственная ссора – даже и не ссора толком, а так, девчачьи глупости.
«А я думала, вы после этого уже никогда не будете дружить», – сказала тогда Рири. Но она ошиблась. Нас с Бет никто не понимает. И никогда не понимал.
– Бет, а ты не можешь просто оставить ее в покое? – спрашиваю я и сама удивляюсь, что голос звучит с таким надрывом. – Ты получила все, чего добивалась. Снова стала капитаном и можешь делать, что захочешь. Хватит уже.
– А это не от меня зависит, – отвечает она. – Когда что-то началось, нужно доводить до конца.
– Что доводить до конца? Что, Бет? Что, о, капитан мой, капитан?
Она умолкает, клацая зубами – старая привычка, оставшаяся с тех пор, как мы обе носили брекеты.
– Не понимаешь, что ли? То, что произошло. Это из-за нее.
Она отклоняется назад, взмахнув длинным конским хвостом, и кончик его ударяет по лицу и попадает в рот.
А потом она говорит что-то, и мне слышится:
– У нее есть пароль.
– Что? – в животе у меня как будто что-то сжимается; я даже кладу на него руку.
– У нее своя роль, – говорит она отчетливее, смахивая волосы с лица, – во всем этом.
Но я не могу поверить, что мне послышалось. Или правда?
– Не только я в этом участвую, – произносит она, снова постукивая зубами. – У нее тоже своя роль.
Значит, послышалось.
Глава 18
Почти всю тренировку тренерша просиживает в кабинете. Она говорит по телефону, закрыв лицо рукой.
А когда выходит, телефон звонит снова, и она опять пропадает.
Ее место занимает Бет; теперь она размахивает скипетром – или делает вид. Тренировка проходит абы как. Минди утомила меня жалобами на красные бороздки и впадинки на своем плече – отпечатки подошв Тейси. Дистрофичная Бринни Кокс не желает говорить ни о чем, кроме лимонного чая для похудения.
Я беспомощно киваю, смотрю на трибуны и вижу Эмили – одинокую фигурку с растрепанной светлой шевелюрой.
Я все время о ней забываю. Теперь, когда она не участвует в тренировках, для меня она словно слилась с остальной массой учеников. С этой черной дырой.
Как ужасно, должно быть, не тренироваться. Что тогда вообще делать-то?
Поворачивая голову то влево, то вправо, она смотрит на нас, укрываясь кожаной курткой. Громоздкий ортопедический сапог весит тонну и, кажется, под его тяжестью Эмили вот-вот завалится набок.
Эмили, которую я знала три года. Я одалживала у нее тампоны и держала ее волосы, пока ее рвало над каждым унитазом во всех школьных туалетах.
– Эй, тощая сучка, – кричит Бет, словно прочитав мои мысли, – завидую твоему узкому заду!
Эмили вздрагивает и просыпается.
– Уже некуда, – радостно откликается она.
– Уже, чем у первоклассницы, – кричит Бет.
– Уже! – смеется Эмили, и я узнаю прежнюю Бет – Бет в ее капитанской ипостаси, наслаждающуюся своей безграничной властью. И себя за ее спиной.
Спасибо, Бет, что напомнила, как это было раньше. Спасибо.
«Тедди видел тренершу в «Стэтлерс» на той неделе, – пишет Бет. – Бухала, весь вечер говорила по сотовому и плакала у музыкального автомата».
«И что?» – отвечаю я. Уже почти час ночи.
Мне хочется выключить телефон. Хватит мне на сегодня Бет, ее болтовни про тренершу и ее машину, даже обычной болтовни про Тейси и ее короткие ноги, про антидепрессанты, которые она видела у Минди в портфеле и игрушку из секс-шопа, найденную у матери под подушкой и похожую на розовый бумеранг из детского магазина. А может, это та самая доска для серфинга из набора «Барби на пляже», таинственно пропавшая десять лет назад?
Бет – она же как Красная Шапочка, только испорченная: вечно сует свой нос в чужую жизнь.
«И что?» – еще раз спрашиваю я.
Она долго не отвечает, и я так и вижу, как ее пальчики стучат по клавишам.
Иногда мне кажется, что она нарочно так долго набирает свои эпические многословные сообщения, чтобы сгустить туман: что еще задумала эта Бет? Что она сейчас делает?
Бззз, вспыхивает наконец экран.
«А потом она выбежала на улицу, врезалась в столб на парковке и уехала».
«И что?» – снова спрашиваю я.
«А зачем она нам соврала, то есть тебе? – отвечает Бет. – И почему плакала?»
Переворачиваюсь на другой бок, и телефон падает на пол, а экран мне подмигивает.
Мне вдруг кажется, что экран – это рот, полный оскаленных зубов.
Глава 19
Я крепко сплю, когда слышу этот звук.
Мой сотовый крякает на полу.
Хватаю его на ощупь и чувствую, как он жужжит в ладони.
Пожалуйста, только не Бет.
«Входящий звонок: Тренер», – вспыхивает надпись на экране. И моя любимая фотка: счастливая, ликующая Колетт восседает на капоте моей машины в тот вечер, когда наши разгромили «Кугуаров».
– Эдди, – шепчет она, – я поскользнулась. Увидела его, поскользнулась на чем-то и упала. Так и не поняла, что это было.
– Тренер? Что происходит? – со сна я еле разлепляю рот.
– Я осмотрела подошву, все думала, что же это такое. Что за темное пятно?
Кажется, я еще сплю.
– Тренер, – я переворачиваюсь на спину, продираю глаза и пытаюсь проснуться. – Вы где? Что происходит?
– Кое-что случилось, Эдди. Мне кажется. Но я плохо соображаю…
Какой странный у нее голос. Тонкий и… кажется, она пьяна.
– Тренер… Колетт. Колетт, где ты?
Молчание, а потом какой-то сдавленный звук.
– Тебе лучше приехать, Эдди. Приезжай.
Наверняка меня слышно, но если и так, им все равно. Даже когда с жужжанием открывается гаражная дверь, даже когда заводится машина. Иногда я и не пытаюсь вести себя потише. Бывает, что нарочно включаю все лампы, и яркий столп света бьет из моей комнаты или из двери гаража до самого моего возвращения на рассвете. Никто ни разу мне слова не сказал.
Но сегодня я выключаю свет.
Стараюсь не смотреть на телефон – тот судорожно выплевывает сообщения, которые, должно быть, пришли, пока я спала. Все они от вампирши Бет, которая, кажется, никогда не спит, а сегодня особенно настроена посплетничать и предаться мрачным фантазиям.
Но мне некогда читать их сейчас.
У самого въезда в Уик-Парк вижу «Башни» – громадный многоквартирный комплекс, единственный в Саттон-Гроув. Хотя здесь кажется, что мы уже не в Саттон-Гроув, а на узкой взлетной полосе, специально построенной для стальной коробки, которую будто бы сбросили с неба.