– Она не убийца, – я изо всех сил стараюсь, чтобы мой голос был твердым, как бур.
Она смотрит на меня бездонным, испепеляющим взглядом.
– Любовь – тоже убийство, Эдди, – произносит она. – Ты разве не знала?
Остается три часа до тренировки – до генеральной репетиции перед финальным матчем.
Я больше ни секунды не могу находиться рядом с Бет и пытаться разобраться в ней, поэтому иду в торговый центр и провожу там несколько часов. Брожу без цели, сжимая в руке бутылочку с настоем чайного гриба; его волокна плавают на дне.
О, тренер, мой тренер. Представляю ее лицо с гладкой жемчужной кожей и думаю, удастся ли мне хотя бы в уме вообразить, как ее крепкое подтянутое тело совершает то, в чем ее обвиняет Бет.
Это невозможно, но я пытаюсь. Однако на ум приходит лишь одна картина – ее ноги обвивают Уилла в учительской; восторг на ее лице, освобождение, взрыв, избавление. Никто не смотрит, никто не видит, и весь мир принадлежит ей одной.
Он мой, он мой, и я сделаю все, чтобы это чувство длилось вечно.
Я сделаю все.
Почувствовав, что Уилл от нее ускользает, поняла ли она, что способна на что-то, на что раньше никогда бы не решилась?
Может, мне тоже знакомо это чувство?
Именно оно снова приводит меня к «Башням» – уже во второй раз за два дня. Что-то шевелится во мне, притягивая меня туда, как магнитом.
Я заезжаю на парковку и не вижу ни одного полицейского автомобиля. В такой холод машин на парковке еще меньше, чем обычно. Ветер завывает под дворниками на ветровом стекле; дождливое небо нагоняет тоску.
Я долго сижу в машине и переключаю станции. Потом глушу мотор, надеваю наушники, и звуки окружающего мира заглушаются печальными стенаниями о несчастной подростковой любви. Но скоро меня начинает от них тошнить, и я швыряю плеер на пол.
Этот жест родом из того же придуманного мира клипов, хитов, звенящих в моих ушах, и, как и их герои, я тоже себя ненавижу.
Но тут мне открывается, что, сама того не ведая, я сидела в засаде и кое-кого подкараулила.
По стоянке в сторону башни А направляется капрал Грегори Прайн.
Я ни с кем не спутаю эту голову-ластик.
Он входит в здание, и я, не раздумывая, следую за ним. Подошвы кроссовок поскрипывают на мокром асфальте.
Остановившись у запертых дверей, пытаюсь понять, откуда у него может быть ключ. Может, это ключ Уилла? Я стою перед табличкой с именами жильцов и пытаюсь представить, что бы сделала Бет на моем месте. Мои пальцы с неоновым лаком на ногтях перебирают серебристые кнопочки – я нажимаю все подряд и жду, когда в динамике раздастся потрескивающий голос кого-нибудь из жильцов, а следом и протяжный звон, возвещающий о том, что дверь открыта.
– Простите, я из квартиры 14Б, я ключи забыла. А мамы дома нет. Не впустите меня?
Меня впускают, и вот я уже в лифте, покрывшаяся липким потом. Жужжит флуоресцентная лампа, и вскоре я оказываюсь в пустом коридоре незаселенного этажа, на котором жил Уилл.
Я совсем не ощущаю страха, меня как будто подпитывают те же гормоны, что и во время матча. Когда ты выпила столько пилюль для похудения и уже много дней не ела ничего, кроме желе без сахара, что даже в самой толстой части между ляжками наконец-то появляется зазор. Восхитительное чувство.
Оно переполняет меня сейчас, оно такое сильное, что я не могу сдержаться и рвусь вперед. И случайно цепляю мыском кроссовка полицейскую ленту.
Я оказываюсь перед дверью квартиры 27-Г. На ручке по-прежнему висит одинокий обрывок ленты.
Но не успеваю я решить, какой у меня план – позвонить в дверь, ворваться внутрь, как громила? – как я останавливаю себя и, попятившись к выходу на лестницу, делаю три глубоких вдоха.
Что, если Прайн…
Тут я замечаю, что дверь в соседнюю квартиру приоткрыта, и поток теплого воздуха от радиатора отворяет ее еще шире.
Я медленно подхожу к двери и заглядываю внутрь.
Расположение комнат такое же, как в квартире Уилла, но только в зеркальном отражении и обстановка спартанская, мебели почти нет.
Но паркетный пол в коридоре такой же, и бежевый ковер.
Единственное различие – пластиковый поднос на столике в прихожей. Он завален брошюрами: «Роскошные апартаменты на краю природного заповедника».
Мне кажется, что если я войду, если шагну в гостиную, то увижу в центре комнаты такой же кожаный диван.
Но я не вхожу. Мне почему-то кажется, что сделай я еще хоть шаг, этот диван станет другим диваном, в другой квартире, и за ним на ковре я увижу его. Уилла.
Но, не считая этого смутного ощущения, квартира кажется пустой.
Вот только это не так.
Хлопает дверь, по ковру шлепают шаги, и я вижу, что мне навстречу идет сам Прайн с целлофановым пакетом из супермаркета в толстых ручищах.
Все происходит мгновенно. Заметив меня, он замирает на пороге.
Широкая, как у гориллы, грудь, темные очки на коротко остриженной голове. Он моргает, как будто у него тик, шея и лицо заливаются краской.
Он как будто глазам своим не верит. Да и я тоже.
– А, – произносит он, – ты одна из этих.
Мы сидим в моей машине на почти пустой стоянке. На его запястье висит пакет с тонкими ручками.
– Слушай, – говорит он, – я ничего им не сказал. Так что не волнуйся.
– Ты о чем? – спрашиваю я и снова поражаюсь, что Прайн в моей машине, что мы сидим с ним рядом. Это невероятно.
– У меня есть начальство. И проблемы с наркотой, – говорит он и шуршит пакетом. – Поэтому ни черта я этим копам не скажу. Можешь передать ей, чтобы не волновалась. И еще скажи, чтобы не вмешивала меня в это дело.
Не знаю, кого он имеет в виду, но спрашивать не решаюсь.
Я отчетливо ощущаю, что я вот-вот кое-что нащупаю, и мне не хочется его спугнуть. Наконец мне попался хоть кто-то, кто недостаточно умен, чтобы лгать, а может, даже и не понимает, зачем ему это делать.
Хотя, сидя рядом с ним в машине и глядя на его левую ногу, запутавшуюся в бретельках моего лифчика с леопардовым принтом, который валяется на полу, я вдруг понимаю, что он, возможно, думает обо мне то же самое.
– Ты здесь живешь? – спрашиваю я, сжимая рычаг переключения передач.
– Нет, – отвечает он, глядя на мою руку. Потом делает вдох. – Сержант мне разрешал иногда ночевать в той квартире. Он знал, что там никто не живет. А риэлторы дверь никогда не запирали. Он дал мне ключ от здания. На случай, если дома совсем тяжко станет.
Он смущенно косится на меня.
– Мы с моим стариком не всегда ладим, – поясняет он. – А сержант… он все понимал. Он был хорошим парнем, наш сержант.
Его глаза вдруг наливаются слезами. Я пытаюсь скрыть удивление. Прайн отворачивается, смотрит в окно, потом надевает очки.
– А сейчас зачем приехал? – спрашиваю я.
– Забрать вещи, – отвечает он и приоткрывает пакет. В нем маленький флакон ополаскивателя для полости рта, одноразовая бритва и запылившийся кусок мыла.
И тут он понижает голос до шепота, хотя вокруг нет никаких признаков жизни. «Роскошные апартаменты на краю природного заповедника».
– Послушай, копы не знают, что я той ночью здесь был, – говорит он.
Я вздрагиваю и надеюсь, что он не этого заметил.
– Понимаю, – киваю я.
– Да и какая разница, – продолжает он. – Я же ушел еще до того, как раздался выстрел. И ни черта не знаю, что случилось. Но еще до полуночи слышал, как они там минут пятнадцать по кровати скакали. Даже не смог поспать.
Значит, тренерша все же была там вечером. Пока Уилл был еще жив.
Эта информация ошеломляет, но я запихиваю ее подальше, в самый дальний угол сознания. Пусть побудет там. Потом разберусь. А пока пусть хранится подальше.
– Они всегда так, – рассказывает он. – А я, знаешь, не люблю подслушивать. Да и по правде говоря, эти двое, мне их было жаль.
Он смотрит на меня и теребит ручки своего пакета.
– Сразу же было ясно, что ничего хорошего из этого не выйдет, да? – он смотрит на меня, вскинув брови. – Я прямо чувствовал, что случится что-то плохое. Что-то должно было произойти.
Я вижу, что он ждет от меня подтверждения своих слов, но ничего не отвечаю.
– Короче, – продолжает он, – как я ей и обещал, я им ни слова не скажу.
– Ей? – спрашиваю я осторожно, контролируя свой голос. Ничего не показывая.
– Подружке твоей, – с легким нетерпением объясняет он. – Брюнеточке той.
– Бет?
– Ага, Бет, – кивает он. – Которая сиськи наружу. Вы, девчонки, сначала кажетесь ничего, и она мне тоже такой сперва показалась. Но потом… такие, как она – от них жди неприятностей.
Он поднимает голову и недобрым взглядом смотрит вверх, на башню.
– Да, все вы такие. Одни проблемы от вас, – тихо добавляет он. – А мне проблемы не нужны.
«Одни проблемы», – думаю я.
– А сержант, значит, узнал обо всем, да? – он бросает на меня угрюмый взгляд. – Пчелиная матка. К ней лучше не лезть.
Смотрю на него и думаю, какую из маток он имеет в виду.
На обратном пути я принимаюсь распутывать клубок. Зачем Бет попросила, чтобы Прайн помалкивал о том, что тренерша была у Уилла тем вечером? И почему она мне об этом не сказала, ведь ее цель – убедить меня в том, что тренерша виновна в убийстве?
Но важнее всего то, что тренерша была там, когда Уилл был еще жив. И они с ним были в постели.
Я снова представляю ее в прихожей с мокрыми кроссовками в руках.
Колетт.
Она падает с самого верха пирамиды, цепляется за мою руку и знает, чем это для нас обернется. Куда это приведет нас обеих.
– Два дня и четыре часа, – провозглашает Рири, нервно похлопывая по бедрам. – Пятьдесят два часа до матча, девочки. И где она, спрашивается?
Мы стоим в зале и ждем тренера.
Я еще не решила, как поведу себя, когда она придет, подам ли вид, что мне что-то известно.
Кладу под язык две таблетки тайленола с кодеином – остатки прошлогоднего запаса, выписали, когда я палец прищемила – и принимаюсь ждать.