Но тренер так и не появляется.
И Бет тоже.
– Не понимаю, как она могла так с нами поступить, – истерит Тейси. Ее разбитая губа побледнела и стала серебристо-фиолетовой. – За два дня до матча!
– Наверное, это какая-то проверка, – решает Пейдж Шепард, кивая без уверенности. – Чтобы посмотреть, справимся ли мы в одиночку.
Рири у стены растягивается для шпагата. Обычно это ее успокаивает.
– Нет, – говорит она, – что-то случилось. Что-то плохое. Ходят слухи… Что там на самом деле произошло с красавчиком-сержантом?
Вопрос вызывает бурную реакцию.
– Мой брат – да вы послушайте! – шепелявит Бринни Кокс сквозь лошадиные зубы. – Мой брат работает в кафешке у полицейского участка, и все копы ходят туда обедать. Он слышал, как они говорили про тренершу. Не знаю, что уж они там говорили, но…
Они шушукаются и перетирают высосанные из пальца слухи, но я не принимаю в этом участия.
Вместо этого я тренируюсь. Вкалываю на матах. Делаю сальто, извиваясь, как акула.
– Как ловко у тебя получается, – бормочет Рири, проходя мимо.
Я улыбаюсь и шлепаю ее по бедру.
– При Бет ты так не могла, – добавляет она.
– Я теперь больше тренируюсь, – говорю я.
– С Кейси Джей прошлым летом ты тоже клево тренировалась, – замечает она. – У тебя тогда отлично получалось.
– А это тут при чем? – спрашиваю я. – Что ж вы никак об этом не забудете?
То лето мне будут вечно припоминать. А мне бы хотелось навсегда о нем забыть.
– Я просто обрадовалась, когда вы с ней подружились, – отвечает Рири. – Вот и все.
Я вдруг вспоминаю Кейси: она смеется, ее легкие руки поддерживают меня, помогают перевернуться.
– Знаешь, – продолжает Рири, – Кейси мне как-то призналась, что ты – самая смелая и лучшая чирлидерша, которую она знала. Что она в жизни не тренировалась ни с кем, кто был бы лучше тебя.
– Она, наверное, имела в виду Бет, – отзываюсь я. – Конечно она имела в виду Бет.
«Эдди, – как-то шепнула мне Кейси перед сном, свесившись с верхней койки нашей двухъярусной кровати, – она никогда не допустит, чтобы ты стала флаером. К черту эти лишние десять сантиметров. Ты легкая, как воздух. Ты можешь летать. Ты смелая, красивая. Это ты должна быть капитаном».
– И та ваша драка с Бет – мы знали, что все этим кончится, – Рири качает головой. – Нам вчетвером пришлось вас разнимать.
– Это был несчастный случай, – возражаю я, но она не верит мне, как не поверила тогда. Мне никто не поверил. – Я рукой зацепилась.
Как-то раз на тренировке у озера я стояла на подстраховке у Бет. Та делала фляк назад через стойку на руках. Я подняла руку, зацепилась за кольцо в ее ухе и вырвала его с мясом.
«Я пыталась тебя поймать, – оправдывалась я, по-прежнему держа в пальцах злосчастное кольцо. – Ты заваливалась на сторону».
А Бет просто стояла и смотрела на меня, держась за ухо. По загорелой руке стекала кирпично-красная струйка.
Все начали шептаться, что мы подрались из-за Кейси, но это было не так. Это действительно произошло случайно. Бет всегда носила здоровенные кольца в ушах. Я просто зацепилась.
Иногда, когда Бет отворачивается и смотрит в сторону, я разглядываю мочку ее уха, и мне хочется прикоснуться к ней, как будто это поможет мне что-то понять.
«Я уж думала, что после этого вы никогда не помиритесь», – сказала потом Рири. Но мы помирились. Нас с Бет никто не понимает. И никогда не понимал.
– Когда ей зашивали ухо, я рядом стояла, – вспоминает Рири. – До того дня я никогда не видела, как она плачет. Я даже думала, что у нее слезных желез нет. Черт, да если честно, я думала, у нее по жилам и кровь-то не течет.
– Мы просто вспылили, – я вспоминаю, как мы с Бет сцепились. Кто-то кричал.
– А я тогда подумала, что Эдди наконец-то набралась мужества дать ей отпор. Нам-то всегда было слабо.
– Да это была просто дурацкая ссора. Все девчонки ссорятся.
– И, кстати, тогда, в лагере, Бет говорила про Кейси всякие гадости. Но я никогда не верила не единому ее слову, – добавляет Рири.
А я вот поверила. Сорвала простыни со своей койки и ушла в комнату в самом конце коридора, где Бет уже освободила для меня место. С тех пор мы с Кейси не разговаривали.
– Эдди, а ведь ты и сейчас могла бы, – замечает Рири. – Могла бы стать капитаном. Да кем угодно.
– Заткнись, – шиплю я на нее.
Рири отшатывается, будто я ее ударила.
– Это было давно, – говорю я и поднимаю руки для очередного кувырка. – Это было прошлым летом.
Проходит полчаса. Все кое-как разогреваются, лениво подпрыгивают, и тут мы слышим этот звук.
По полу спортивного зала скользит старый бумбокс тренера Темплтон. В динамиках громыхает крикливый девчачий рэп: «Зажигаю, зажигаю, я под потолок взлетаю, они встают, разинув рот, пусть долгим будет мой полет…»
Мы синхронно поворачиваем головы и видим Бет. На ней белые носки. В руке покачивается свисток.
– Ну что, сучки, – ее крик звенит в ушах, – в центр зала! И покажите, на что способны! Теперь я ваш замтренера. Самопровозглашенный.
– Как это? – возникает Тейси. – Где тренер?
В последнее время мы задаем этот вопрос постоянно.
– Вы не слышали, что ли? – Бет делает звук громче, и дребезжание в динамиках заставляет некоторых из нас вскочить; мы пружиним, нам уже не терпится начать. – Ее в полицию забрали.
– Что? – вырывается у меня.
– Она в участке. Ее увезли на полицейской машине. Благоверный поехал с ней.
Я не позволяю Бет заглянуть мне в глаза.
– А ты-то откуда знаешь? – Рири вскидывает бровь.
– А я к ней заехала, думала, может ее подвезти. И Барбара – нянька – мне все рассказала. Ну и перепугалась же она. Говорит, полицейские привезли с собой мешки для мусора и погрузили туда много чего.
Мы испуганно переглядываемся.
– Но я сюда не трепаться пришла, – рявкает Бет. – А ну докажите, что под вашими набитыми ватой лифчиками бьются львиные сердца!
Невероятно, с какой быстротой после этих слов все занимают исходные позиции.
Хлопают в ладоши, вскидывают ноги, лица раскраснелись, как переспелые помидоры.
Как будто им все это нравится.
Как будто на роль тренера сгодится кто угодно, главное, чтобы кричал погромче.
– И никаких больше мантр-шмантр и прочей фигни, – добавляет Бет. – Чтобы в кровь мне тут расшиблись! Помните кричалку старой тренерши Темплтон?
Она отходит назад, а все, кроме меня, встают в очередь на кувырки.
– Хей, хей, выше, смелей! – хором пропевают они. Кое-кто даже улыбается.
И Бет откликается с улыбкой:
– Вверх летим, в небо глядим, «Орлы», «Орлы», громче всех кричим!
Через час мы встаем в пирамиду и делаем «елочку». На месте флаера – Бет.
Мы с Рири стоим в двух метрах над полом на плечах у Минди и Кори, а Бет парит между нами вверху. Вершина нашей горы с длинным конским хвостом.
Мои вытянутые руки поддерживают ее правый бок и правое запястье. Она как деревянная доска, твердая и неподвижная. Рири подхватила ее с другой стороны.
Ее шея, позвоночник, тело натянуты как струна, застыли, напряглись. Она – само совершенство.
Я держу ее, мы все ее держим, и я понимаю, что никто никогда еще не забирался так высоко, как Бет.
Лишь после того, как все убегают в раздевалку, я замечаю одинокую фигурку, наблюдающую за тренировкой с последних рядов.
Она больше не пользуется автозагаром – она уже ничем не пользуется, но похудела еще сильнее и стала тонкой, как булавка. Кажется, она пытается мне что-то сказать.
Пластиковый ортопедический сапог, рот, сложенный буквой «О». Она хочет встать.
Эмили. Она зовет меня.
– Что? – кричу я. – Что тебе, Ройс?
Медленно, прихрамывая, она спускается с трибун, волоча негнущуюся ногу.
Мне даже в голову не приходит подняться по ступеням и встретиться с ней на середине.
– Эдди, – запыхавшись, говорит она. – А ведь я никогда раньше нас не видела.
– Как это не видела?
– Наши станты. Оттуда, с трибун. Никогда не видела.
– О чем это ты? – чувствую, как в груди у меня что-то шевелится.
– Ты когда-нибудь задумывалась? О том, что мы делаем? – спрашивает она, крепко держась за поручни.
И сбивчиво, тоненьким голоском начинает рассказывать о том, как мы стоим друг на друге, словно зубочистки, коктейльные соломинки, легкие, как перышки, невесомые, гибкие. Наш ум сосредоточен, нетерпелив и одержим лишь одним. Вся эта конструкция оживает лишь благодаря нашим телам, возвышающимся друг над другом, скрепленным друг с другом, а потом…
Пирамиду нельзя воспринимать как неподвижный объект. Пирамида – живой организм… Она неподвижна лишь тогда, когда вы велите ей быть неподвижной. Когда ваши тела становятся единым целым. А потом… вы рассыпаетесь.
– Я даже глаза закрыла, – продолжает она. – Не могла смотреть. Я никогда не понимала, чем мы на самом деле занимаемся. Никогда не задумывалась об этом, потому что сама это делала. А теперь понимаю.
Я ее совсем не слушаю. Ее голос срывается на писк, но я не слышу ее. Вот что случается с теми, кто месяц провел на больничном, месяц просидел без тренировок.
Я лишь без жалости смотрю в ее небесно-голубые глаза.
– Со стороны кажется, будто вы все пытаетесь друг друга угробить. И себя в том числе, – произносит она, разевая от страха рот.
Я смотрю на нее, сложив руки на груди.
– Ты никогда не была одной из нас, – отвечаю я.
Глава 28
Проезжая мимо полицейского участка, вижу у входа машину Мэтта Френча. Час спустя она все еще там.
Тренер была там той ночью – Прайн ее слышал. Значит, она лжет. Значит, она была рядом, когда с Уиллом случилось…
Фраза повисает в воздухе; я не могу закончить ее. Не могу договорить.
Я напоминаю себе, что какой бы невозмутимой она ни была, однажды я видела, как горе надломило ее каменный стержень. По крайней мере, один раз это было – когда мы в среду вечером сидели посреди коридора, и я обнимала ее за плечи; когда ночью чувствовала, как вздрагивает от рыданий кровать. Разве убийца стала бы так сокрушаться?