«Никогда не поймешь, кто из нас способен на убийство», – слышу я в голове голос Бет.
Бет, наверное, считает, что все мы способны.
Я верю им обеим и в то же время не верю ни одной из них. Обе так заморочили мне голову, что пора, пожалуй, самой взяться за ум.
В десять вечера проезжаю мимо «Стэтлерс». И вспоминаю сообщение Бет:
«На той неделе Тедди видел тренершу в «Стэтлерс» Она бухала, весь вечер говорила по сотовому и рыдала у музыкального автомата. Потом выбежала на улицу, села в тачку, врезалась в столб на парковке и слиняла».
Волосатый вышибала у входа отказывается пускать меня по моему поддельному водительскому удостоверению, согласно которому меня зовут Тиффани Рю и мне двадцать три года. Но мне, собственно, внутрь и не надо.
Я иду на парковку и хожу от столба к столбу, водя рукой по облупленной серебряной краске.
На самом последнем столбе рыхлая вмятина. Кусочки отколотой краски поблескивают на асфальте.
– Что здесь произошло? – кричу я охраннику.
Он прищуривается.
– Тут всякое случается, – отвечает он, – а вам и для входа на парковку лет маловато, мисс.
– Кто это сделал? – спрашиваю я и иду к нему. – Кто врезался в столб?
– Какая-то девица, которую мужик бросил, – пожимает он плечами.
– Лет тридцати, шатенка с хвостиком?
– Не помню, – отвечает он, а потом тычет длинным тонким пальцем в нашивку «Орлов» у меня на рукаве. – Но куртка на ней была такая же.
Я сижу и пытаюсь сопоставить все лживые факты, которыми она меня пичкала, но лжи так много, что картинка не складывается.
Например, зачем тренер соврала, что врезалась в столб в Букингем-Парке, а не в «Стэтлерс»? Одна маленькая ложь – но кроме нее было еще много всего. Если сложить вместе все ее вранье, получится гора размером с пятиэтажный дом.
В одиннадцать вечера я снова проезжаю мимо дома Френчей.
И наконец вижу ее машину.
Она сидит на террасе, подтянув к груди одно колено, положив на него подбородок, и курит сигареты с гвоздикой. Я подхожу беззвучно, но она слышит меня.
– Хэнлон, – произносит она, – как порепетировали?
«Ты с ума сошла, что ли?» – хочется спросить мне.
– Отлично, – сжав зубы, отвечаю я. – Мы их всех порвем. Видела бы ты нашу «елочку».
– Главное, не наклоняйся, когда подсаживаешь флаера, – говорит она. – Приседай и тяни, иначе вся пирамида развалится.
– Я так и делала, – вздрогнув, отвечаю я. – Ты просто не видела.
– Прости, что не пришла, – она убирает пепельницу с соседнего шезлонга.
Если бы ее руки не дрожали самую малость, этот вечер был бы похож на все остальные.
– У тебя была уважительная причина, – я усаживаюсь в шезлонг. Наши одинаковые куртки с эмблемой «Орлов» застегнуты до самых подбородков.
– Я так понимаю, сегодня капитан была за главного? – спрашивает она. – Или ты не хочешь об этом говорить?
Я вдруг особенно остро начинаю ощущать холод и одиночество, и мне хочется лишь пробиться сквозь ее ледяное совершенство. Взять и разбить этот лед.
– Ты была там, – говорю я. – Была с Уиллом той ночью.
Она молчит.
– И в столб ты врезалась не на детской площадке в Букингем-Парке. Вы с Уиллом поругались. Ты врезалась в столб на парковке бара «Стэтлерс». У вас все было кончено. Он порвал с тобой, он больше не хотел тебя видеть.
Она сидит неподвижно, как статуя.
– И ты не находила его уже мертвым, – я решаю довести дело до конца. – Ты была с ним. В его постели. Ты лгунья. Все, что ты мне наговорила, было враньем.
Я резко наклоняюсь к ней и чуть не кричу ей в ухо.
– Ты – лгунья. А кто ты еще?
Она не шевелится, даже не поворачивает головы.
Проходит мгновение. Мое сердце, кажется, перестает биться.
– Да, – наконец отвечает она. – Я действительно приехала к Уиллу раньше, чем сказала тебе. И в столб я врезалась не на детской площадке. А столб на парковке в «Стэтлерс» – он был не единственный. Я по всему городу врезалась в столбы, бордюры, фонари. Я забывала покормить дочку. Забывала причесываться. Похудела на пять килограммов и не спала нормально несколько недель. Я забывала дочь в магазинах и била ее по лицу. Я была плохой матерью и плохой женой. Я уже несколько месяцев сама не своя. Но какая теперь разница, Эдди? Уилл умер, все кончено. Больше ничего не имеет значения.
Она поворачивается, смотрит на меня, и свет с террасы, наконец, падает ей на лицо. Оно опухло и кажется таким уязвимым.
– Ты это хотела услышать? – спрашивает она. – И что, стало лучше? Ведь главное, чтобы тебе было хорошо, да?
Я вздрагиваю от ее слов. Мне даже не хочется продолжать.
– Это ты позвонила мне в ту ночь, – я повышаю голос. – Ты меня во все это впутала!
– Да, Эдди, – говорит она. – Но разве ты не понимаешь – я бы все тебе рассказала, если бы могла.
– А почему не можешь?
– Эдди, в ту ночь я позвонила тебе, потому что знала: ты мне поможешь. Ты понимала, что связывало нас с Уиллом. Ты была частью этого.
Была.
– Я действительно провела весь вечер у него, но я его не убивала. Я была с ним, и я нашла его. Это правда. Я тебе не лгала.
Я пытаюсь решить эту головоломку, но ничего не получается: слишком много всего в голове, мне очень хочется ее разоблачить.
– Но почему ты не можешь мне все рассказать? – в голосе моем звучит мольба, скрыть которую не получается. – Я же помочь пытаюсь. Правда.
Вдруг на кухне включается свет. Я слышу прерывистые рыдания Кейтлин.
Тренер поворачивается и заглядывает в кухню через дверь.
– Тебе лучше уйти, – говорит она и встает, сжимая в пальцах сигарету.
– Подожди. Почему ты не можешь мне все рассказать? Мне нужно разобраться. Я должна…
Кейтлин рыдает все громче – кажется, ей приснился плохой сон. Мне тоже снятся плохие сны. Почему меня никто не успокаивает?
– Но тренер, – все мысли в моей голове перепутались, – Бет сказала, что завтра пойдет в участок.
Она замирает у двери, положив ладонь на ручку:
– И что она собирается им рассказать?
– Да все. Все, что выяснила. Все свои догадки.
Она делает длинную затяжку и смотрит во двор, который полностью скрыла тьма.
– Она считает тебя убийцей, – говорю я. – Думает, это ты убила Уилла.
Впервые я произношу это вслух, и мне кажется, ничего ужаснее я в жизни не говорила.
– Но я его не убивала, – она бросает сигарету на пол и с бесконечным изяществом тушит ее ногой.
Поздним вечером, лежа в кровати, я шепотом разговариваю с Бет.
– Ну что, ходила сегодня в участок?
– Ты как заезженная пластинка, Эдди.
– Если ты так уверена, что все знаешь, – я прищуриваюсь и пытаюсь понять, с какой стороны к ней подступиться, – то почему до сих пор не пошла в полицию?
– А я еще не до конца продумала свой план, – отвечает она. Мне кажется, я слышу, что она облизывается, как кровожадный вампир. – Дорабатываю стратегию развертывания войск и фланговой атаки.
Вот прямо вижу, как она теребит шрам в форме полумесяца на мочке уха. Потом вдруг ловлю себя на мысли, что тоже вцепилась в свое.
– Бет, мне надо кое-что у тебя спросить, – по моему тону она должна понять, что речь пойдет совсем о другом.
– Жду, – отвечает она.
– Бет, – начинаю я и мой голос вдруг становится голосом Эдди из прошлого – той, которой что-то нужно от Бет – одолжить ее джинсы в обтяжку, раздобыть чай из эфедры, который можно заказать только по почте, или экзаменационные вопросы по химии; или просто услышать что-нибудь, что сделает жизнь не такой невыносимой.
Это просто голос, я ничего не делаю, никогда не делала, но мой тон – послание для нее и для меня. Он заставляет нас вспомнить о том, как все было раньше, потому что ей тоже нужно об этом вспомнить. Она должна отступить на шаг и посмотреть на все другими глазами.
– Бет, у меня могут быть неприятности, – говорю я. – Ведь я ей помогала. Дай мне еще один день. Всего один день, чтобы во всем разобраться и убедиться, что ты права.
– То есть у нее появится еще один день, чтобы спасти свою шкуру.
– Всего один день, Бет, – умоляю я. – Подожди до вторника. В понедельник матч. Это уже завтра. Завтра ты будешь лучшей.
Она молчит.
– Всего один день, Бет, – тихо прошу я. – Ради меня.
Молчание в трубке кажется угрожающим.
– Ладно, – отвечает она наконец, – будет тебе еще день.
Глава 29
Она дала мне еще один день, а у меня совсем нет плана и никаких идей.
В голове смешалось все услышанное за прошедшие дни, все угрозы и страшные открытия, которые я сделала, но соединить их в общую картину никак не получается. Я, например, совершенно не знаю, как понимать слова Колетт: «Я действительно провела весь вечер у него, Эдди, но я его не убивала. Я была с ним, и я обнаружила его тело».
Это правда.
Я не лгала тебе.
Я забираюсь под одеяло в три часа ночи, принимаю еще немного тайленола с кодеином и проваливаюсь в мутные гротескные сны.
И когда меня, наконец, посещают сновидения, я вижу Уилла.
Он приближается ко мне и протягивает руку, сжатую в кулак. А когда раскрывает ладонь, я вижу на ней зубы. Острые, как у акулы. Нам такие показывали на биологии.
– Это зубы Бет, – говорю я, а он улыбается, и вместо рта у него черная дыра.
– Нет, – отвечает он, – это твои.
Когда я просыпаюсь, во мне бурлит какая-то новая энергия, как это и должно быть накануне матча. Я чувствую себя полной сил. Сегодня день, когда надо готовиться.
Я стою перед зеркалом, чищу зубы и чувствую, что скоро что-то произойдет, и на этот раз, возможно, я буду готова.
Я пытаюсь найти Тиббса. Мне кажется, что я смогу вытянуть из него больше и пролить свет на случившееся, прямо как с Прайном. Но я не могу отыскать его номер, а в региональном отделении Нацгвардии никто не подходит к телефону. Остается лишь спросить у Бет, но совсем не хо– чется.