Я еду в участок и паркуюсь у черного входа. Слежу за дверью в течение часа.
Подумываю даже зайти внутрь, но боюсь, как бы детективы меня не увидели.
Я действительно провела весь вечер у него, но я его не убивала. Я была с ним, и я обнаружила его тело. Я не лгала тебе.
Бет или тренер – кому из них верить, если одна все время лжет, а другая говорит загадками?
Это чем-то похоже на алгебру. Перестановки и комбинации. Рассмотрите пример, у которого два возможных решения: победа или проигрыш. Да или нет. Вход или выход. Мальчик или девочка.
Право или лево. Когда стоишь в левой части пирамиды, думаешь только о том, как поддерживать левую часть, держать вес и страховать свою напарницу.
Но где я стою? Справа или слева?
Наблюдая за дверью черного входа, я обдумываю третий вариант. Ведь можно просто войти внутрь, рассказать им обо всем, и пусть сами решают эту головоломку.
Но тогда покажется, что я струсила.
Я уже собираюсь уезжать, но тут звонит телефон.
Номер незнакомый. Я отвечаю.
– Эдди? – мужской голос.
– Да?
– Это мистер Френч. Мэтт Френч.
Я глушу двигатель.
– А, мистер Френч, здравствуйте, как дела? – срабатывает автоматическая реакция, как будто я говорю с отцом семейства, в котором подрабатываю няней. Как будто он подвозит меня домой и за три минуты пытается разузнать все о чирлидинге и о том, что я умею делать.
Вот только Мэтт Френч – это совсем другое дело. Мэтт Френч – это Мэтт Френч, и он с какой-то стати звонит мне, хотя я причастна к разрушению его семьи.
– Прости, что беспокою в выходной, – говорит он.
– Откуда у вас… Вам тренер мой номер дала? Вы…
– В этом же нет ничего странного? – поспешно оправдывается он.
– Нет, конечно, – отвечаю я, но на самом деле, как нет? Конечно, странно.
Мэтт Френч. Вспоминаю, как он стоял тогда во дворе. Его одинокую фигуру. В моей памяти он всегда смотрит на нас через стекло – ветровое стекло машины или раздвижные стеклянные двери на террасу. Я даже не уверена, что помню, как он выглядит; помню только его сутулые плечи.
– Можно задать тебе вопрос, Эдди? – голос его звучит гулко, как будто он говорит прямо в трубку.
– Да.
– Я тут пытаюсь кое в чем разобраться… У меня есть один номер в памяти телефона, посмотри, вдруг ты его знаешь?
– Конечно, – не подумав, соглашаюсь я.
– Хорошо, – говорит он и диктует номер. Я забиваю его в свой телефон, и на экране вспыхивает имя.
Тейси.
Я произношу ее имя вслух.
– Тейси, – повторяет он. – А фамилия? Это твоя подруга?
– Тейси Шлауссен. Это девочка из нашей команды, – говорю я. – Наш флаер. То есть уже не флаер, нет.
Повисает тяжелая пауза. У меня такое чувство, что происходит что-то очень важное. Сначала я решаю, что он просто обдумывает услышанное, но потом до меня вдруг доходит, что он ждет, пока я что-то пойму.
Он хочет, чтобы я вспомнила что-то, заметила, узнала.
Он как будто дает мне подсказку.
Вот только я не понимаю, к чему она меня должна привести.
– Я рад, что это оказался не твой номер, – говорит он. – Рад, что это была не ты.
– О чем вы? Мистер Френч, я не…
– До свидания, Эдди, – произносит он тихо. А потом кладет трубку.
Этот разговор не дает мне покоя.
Мэтт Френч что-то выяснил. Может, даже все. Пирамида лжи рухнула, и теперь он роется в ее письмах, просматривает историю ее звонков. Пытается собрать части головоломки – частички, которые всех нас утянут на дно. По крайней мере, Колетт и меня.
Изменщицу-убийцу и ее сообщницу.
Но что-то не складывается. Не понимаю, почему он задал именно этот вопрос, а не другой. И голос у него был странный. Дрожащий, но не срывающийся. Измученный, но неестественно спокойный.
Набираю номер Тейси. Я ей почти не звоню, а может, вообще никогда не звонила. Просто у нас есть номера всех девчонок из команды. И у тренера тоже. Такие правила.
Наверное, Мэтт Френч таким образом и раздобыл ее номер.
Вот только я почему-то сомневаюсь, что он диктовал мне номер Тейси из телефона Колетт. Будь это так, номер был бы подписан. Над ним значилось бы «Тейси» или «Шлауссен». Хоть что-нибудь.
«У меня есть один номер в памяти телефона», – вот что он сказал.
В его телефоне.
Но зачем Тейси звонить мистеру Френчу? И если она ему звонила, почему он не знает, кто это был?
Я набираю Тейси, но срабатывает автоответчик.
«Привет, неудачники, я где-то гуляю, ищу приключений на свою красивую попку. Говорите после гудка. Бринни, если это ты, то я не называла тебя занудой. Я сказала «паскуда», а не «зануда».
Я рад, что это оказался не твой номер. Рад, что это была не ты.
Мэтт Френч, что же ты хотел мне сообщить?
Еду к Тейси, но ее нет дома. Дверь открывает ее сестрица с лошадиной челюстью, та самая, что вечно нудит что-то об «умном дизайне» в ораторском клубе. Они собираются после уроков в лингвистической лаборатории.
– А, ты из этих, – говорит она, окидывая меня взглядом с головы до ног.
Прислонясь к дверному косяку, она одну за одной поедает сморщенные изюмины из маленького пакетика. В общем, делает именно то, чего обычно ждешь от таких, как она.
– Нету ее, – заявляет сестрица Тейси. – Взяла мою машину и поехала в школу на репетицию. Задом трясти и бедрами вилять.
Я смотрю на нее, на замызганный целлофановый пакетик в руке, невзрачный серый свитер и кольцо с пацификом в носу и отвечаю:
– Такое нам репетировать не надо.
Светло-голубой «хэтчбек» стоит на парковке, и я становлюсь рядом.
Дверь в спортивный зал подперта клинышком из нескольких ручек, стянутых резинкой. Раньше мы использовали этот способ, когда нам негде было выпить перед вечеринкой. А теперь и для того, чтобы тренироваться по выходным и в свободные часы. Мы ведь теперь стали самим совершенством, наша команда достигла высшего уровня мастерства, и все благодаря тренеру.
Сначала я слышу хриплые стоны и мягкие удары кроссовок о толстый мат. И только потом вижу ее.
С опухшей после падения щекой, она тренируется делать кувырки. Назад из стойки на руках, один за другим. Ей нельзя делать их без поддержки, потому что техника у нее, как всегда, хромает.
– Голову не запрокидывай, – кричу я. – Руки вытяни строго вверх!
Она останавливается, чуть не врезавшись в обитую матами стену в дальнем конце зала.
– Огонь, форма, контроль, совершенство, – перечисляю я, как всегда делала тренерша.
– Какая разница, – бросает запыхавшаяся Тейси. – Все равно я не участвую. А теперь, когда Бет вернулась, моя жизнь, считай, окончена.
Она сползает по стене, садится на пол и отлепляет белокурые волосинки с накрашенных блеском губ. Подумать только: Тейси, при полном макияже, в воскресенье утром одна тренируется в зале!
– Это всего на один матч, – говорю я, хотя знаю, что это не обычный матч, а финальный, самый главный во всем сезоне. Весенние чемпионаты по бейсболу уже никому не нужны.
– А еще, – добавляю я, – сама подумай, сколько еще Бет продержится на месте капитана?
– Не знаю, – отвечает Тейси и выковыривает волоски из-под лиловых ноготков. – Мне уже кажется, что она всегда им будет.
– Это еще почему?
– Потому что сама посмотри, что творится. Тренер Френч – единственная, кто смог дать ей отпор. А теперь ее нет.
– Как это нет, она просто…
– Она не вернется. Смирись, Эдди. Все кончено, – она смотрит на меня, а я – на ее опухшее лицо с заячьими щечками. – И это ужасно, потому что тренер – единственная, кто смог разглядеть во мне хоть что-то. Мой потенциал, мои перспективы.
– Шлаус, да тебя наверх поставили по одной единственной причине – ты весишь сорок кило и шестерила Бет, – мне так и хочется свернуть ее цыплячью шею. – Если тебе так дорога тренерша, что ж ты Бет помогаешь?
Она удивлена, но слишком глупа и не догадывается, что мне все известно.
– Я ей не помогаю. Уже нет.
– Но помогала.
Она делает глубокий вдох.
– Ты не знаешь, что произошло на самом деле, Эдди. Тренер сделала кое-что ужасное, – она качает головой, – и в этом виновата Бет. Но это не оправдание. Отец говорит, что в наше время люди только и делают, что оправдываются.
– Тейси, – в моем голосе звучат металлические нотки, – объясни, что все это значит. Расскажи, что тебе известно.
Я ставлю ступню на ее тоненькую куриную лапку и надавливаю.
Она смотрит на меня своими испуганными кроличьими глазами, и я понимаю, что угрозу надо подсластить, но ногу не убираю. Она так любит. Чтобы и кнут, и пряник.
– Тейси, сейчас я одна могу тебе помочь, – говорю я. – Кроме меня, тебе никто не поможет.
Слезы катятся у нее из глаз, и я с трудом подавляю желание отхлестать ее по опухшим щекам. Я борюсь с этим желанием, потому что чувствую, что наткнулась на золотую жилу и сейчас Тейси, сама того не зная, сделает меня богатой. Она думает, ее болтовня, ее ничтожные проблемы имеют какое-то значение, но это лишь крошечные узелки в центре большого полотна. А вот то, что их окружает – ткань, сотканная из лжи и выдумок Бет – вот где настоящее золото.
– У тренера и сержанта был роман, – она таращится на меня своими глазами-блюдцами. – Она по-настоящему любила его. А потом узнала. Про Бет. Про сержанта и Бет.
Я прислоняюсь к мягкой стене. Тейси сидит на полу, крепко обнимая свои колени, смотрит на меня снизу вверх и рассказывает.
«Она не та, за кого себя выдает, да и он тоже, – вот что сказала Бет. – Он просто мужик, такой же, как все».
Но Уилл? Уилл и Бет? Просто не верится.
– Это случилось еще тогда, когда он только появился в школе, – рассказывает Тейси.
Слава Богу. Еще до тренера, до того, как он с ней познакомился. Он просто был потерян, блуждал в потемках.
– Они с Рири поспорили. И Бет очень хотелось утереть Рири нос. Она сказала, что Рири горазда только глазами хлопать да сиськами трясти, и что она съест ее живьем.