Как же разорвать этот замкнутый круг и вырвать ренту от использования природных богатств России из рук криминальной бюрократии? Решение, на мой взгляд, есть, и оно в некотором смысле лежит на поверхности. Другое дело, что оно не выгодно ни тем, кто уже находится у власти, ни тем, кто мечтает эту власть заполучить. Оно выгодно тем, кто в сегодняшней России не имеет реального политического представительства и чей голос поэтому остается неуслышанным. Я считаю, что таким единственно возможным решением проблемы природной ренты в России является замыкание ее на социальные потребности населения, которое исключило бы посредническую перераспределительную роль государства.
И такая возможность в России реально существует.
Если очень приблизительно сравнить доход, извлекаемый сегодня путинским режимом из природной ренты, и расходы на пенсии, которые государство никак не может толком покрыть, то они приблизительно равны. В расходную часть можно еще добавить траты на медицинское страхование, которые государство опять-таки не знает, как покрыть, и поэтому все время сокращает. Если это так, то не проще ли, минуя все промежуточные стадии, прямо направлять доходы от природной ренты — то есть сверхдоходы от продажи сырья, прежде всего нефти и газа, — на пенсионные и медицинские накопительные счета граждан, с которых при наступлении страхового случая (пенсионного возраста или болезни) их владельцы получали бы деньги? Причем именно достойные деньги, а не крохи, позволяющие разве что не умереть от голода.
Технически это организовать несложно. Сверхдоходы от продажи сырья и сегодня маркируются особым образом и поступают в казначейство отдельной строкой от компаний, получающих природную ренту, так что вычленить их не составит труда (вопрос неэффективности путинских управленцев). Но сегодня они сливаются в общий бюджетный поток, которым распоряжается правительство по своему усмотрению, тратя средства на безумные кремлевские проекты или просто их разворовывая. А нужно, чтобы они ежемесячно в абсолютно равных пропорциях зачислялись на накопительные счета всех граждан страны.
Эти накопительные страховые счета (пенсионные и медицинские) должны открываться с момента рождения и существовать до самой смерти гражданина. Это стало бы действительной привилегией российского гражданства, а не мнимым символом сопричастности великой стране. Надо создать ситуацию, в которой быть гражданином России означало бы иметь привилегию не только умереть за «дворцы Ротенбергов» в бесчисленных и бессмысленных войнах режима, но и жить достойно в старости. Сегодня природная рента поступает в «черный ящик», внутри которого она перераспределяется самым возмутительным способом в пользу бенефициаров путинского режима. Мы должны сделать этот ящик прозрачным, чтобы каждый гражданин видел и понимал, что происходит с национальным достоянием, которое досталось нам от предков.
Средства, аккумулированные на накопительных счетах, — это значительные суммы. Во всем мире средства пенсионных фондов являются важнейшим инвестиционным инструментом, и я полагаю, что Россия не будет исключением. По моему мнению, временно свободные средства можно будет вкладывать в российский индекс (консолидированный пакет российских ценных бумаг, торгующихся на бирже), поддерживая таким образом отечественное производство. Так возникнет та самая подушка безопасности, которая реально превратит Россию не в социалистическое, где сырьевые богатства страны принадлежат бюрократии, а в настоящее социальное государство, где природная рента принадлежит народу и находится под непосредственным контролем общества.
Хочу еще раз повторить, в чем, на мой взгляд, отличие бесперспективной модели социалистического государства от государства социального, не только записанного в нашей Конституции, но и на самом деле являющегося единственной на сегодняшний день приемлемой для России экономической системой.
Государство социалистическое концентрирует в своих руках и производство, и распределение, превращаясь в неэффективную монополию, в интересах бюрократического клана. Государство социальное не берет на себя ни производство, ни распределение, поощряет конкуренцию во всех сферах. Оно лишь устанавливает правила, но так, чтобы уменьшить социальное неравенство.
Внешне часть этих предложений совпадает с лозунгами левой оппозиции путинскому режиму, в том числе с лозунгами российских коммунистов. Последние тоже требуют восстановления общественного контроля над природной рентой, но предлагают делать это, как я сказал выше, в формате большевистской национализации и передачи контроля над ресурсами в руки государства. Соглашаясь с левыми в части необходимости восстановления общественного контроля над эксплуатацией сырьевых ресурсов, я не согласен с предлагаемым ими методом. Он, на мой взгляд, не устраняет неравенства, а переводит его из экономической в номенклатурно-клановую форму.
Социальное государство, в отличие от социалистического, не стремится всех уравнять, чтобы потом выделить тех, кто «равнее» остальных. Его цель — предоставить каждому равные шансы на развитие и успех. Если бы я писал этот текст 15–20 лет тому назад, я бы, наверное, поставил на этом точку, но сегодня, с учетом полученного опыта, хочу поставить запятую. Равные шансы на успех должны быть предоставлены всем, кто готов ими воспользоваться. А тем, кто не смог или не захотел этого сделать, должны быть предоставлены минимальные гарантии. Без этой гуманитарной составляющей любое современное социальное государство, особенно в России, существовать не может.
Коротко подводя итог, скажу, в чем я вижу смысл левого поворота на нынешнем этапе развития российской государственности. Он нужен для того, чтобы устранить политические факторы, способствующие взрывному росту социального неравенства, и начать проводить последовательный курс, направленный на его сокращение. Разумеется, самым главным фактором, который должен быть устранен, является, на мой взгляд, сама путинская система с ее «силовым рейдерством», которое позволяет перераспределять национальное богатство внеэкономическим путем между лояльными режиму группами населения и в конечном счете сосредоточивать его в руках небольшой клики, контролирующей государство.
Немедленно после того, как это первое условие будет выполнено, правительство переходного периода должно будет решить вопрос о восстановлении общественного контроля над природной рентой. Как я описал выше, самый разумный и эффективный, на мой взгляд, способ сделать это — создание пожизненных накопительных страховых счетов граждан, на которые сырьевые сверхдоходы должны зачисляться напрямую в равных долях. Решение этого вопроса равнозначно по своей важности решению вопроса о собственности в ходе социальной революции в России начала XX века. Однако на этот раз он должен быть решен действительно в интересах всего народа, а не только его «передового отряда». Только это обеспечит временному правительству настоящую общенародную поддержку и создаст ту политическую подушку безопасности, под защитой которой можно провести все остальные назревшие экономические и политические реформы.
Глава 11. Как добиться экономической справедливости:национализация или честная приватизация?
Восстановление социальной справедливости в полном объеме невозможно без восстановления справедливости экономической.
Экономическая справедливость в широком смысле слова — важнейший элемент социальной справедливости. Но в более узком смысле слова она означает равенство не столько в распределении национального богатства, сколько в доступе к основным средствам его производства. То есть экономическая справедливость — это то, что уравнивает шансы людей стать богатыми.
Логика здесь простая: тот, у кого сосредоточены основные инструменты производства богатства, естественным образом получает такие мощные преимущества в их распределении, которые не могут быть компенсированы никакими последующими коррекционными мерами (налоги, субсидии и так далее).
Поэтому вопрос о собственности, то есть о том, в чьих руках и на каком основании находятся основные средства производства национального богатства, всегда имел, имеет и будет иметь самое существенное значение для общества. Его не удастся проигнорировать ни одному правительству, пришедшему на смену путинскому режиму.
Нет нужды объяснять, что приватизация, которая началась в России в 1990-е годы и на самом деле не прекращается по сегодняшний день, привела к нарушению экономической справедливости, одномоментно создав глубокое и трудно устранимое неравенство в доступе к основным средствам производства для разных слоев общества. Это, во-первых, объективный фактор, с которым придется считаться любому будущему правительству (да и нынешнему тоже), а во-вторых, вызов, с которым ему придется бороться.
Добавлю, что, по моим наблюдениям, приватизация была и, видимо, остается для нескольких постсоветских поколений серьезной психологической травмой, которая оставила глубокий след в общественном сознании. Поэтому в любой кризисной ситуации вопрос о том, кому принадлежит основная часть национального богатства России и почему она принадлежит этим людям, будет обязательно всплывать на поверхность, и увернуться от ответа на него будет невозможно, да и незачем.
Глядя на события более чем четвертьвековой давности с высоты сегодняшнего опыта, я могу сказать, что считаю приватизацию — точнее, разгосударствление — советской экономики неизбежной и оправданной мерой, но полагаю, что она была осуществлена в неприемлемой для общества, экономически несправедливой и вредной для экономического и исторического развития страны форме.
Постсоветская приватизация де-факто предоставила преимущества в доступе к активам очень узкому кругу лиц, по разным причинам находившемуся в выигрышной позиции (наличие административного ресурса, доступ к свободным деньгам, образование, возраст и так далее). И наоборот: основная масса населения никакого реального участия в распределении этих активов принять заведомо не могла. Роль обычного человека была сведена к роли временного держателя ваучера, который он мог либо продать по предельно низкой и не отражающей экономических реалий цене спекулянтам-скупщикам, либо просто потерять как ценность, оставив на память внукам как артефакт эпохи. Индивидуальные вложения в паевые инвестиционные фонды оказались мифом, который был развеян кризисом 1998 года.