Начались показы лужковских восторгов по поводу Ельцина в 1996 году. И встык – антиельцинские фразы (впрочем, достаточно аккуратные) в 1999 году. «Лицемер» – это определение Доренко прилепил к Лужкову намертво.
Потом началась история с коммерческими проектами жены Лужкова г-жи Батуриной. Ситуация балансировала на грани уголовного дела, которое замяли только после полного «отжатия» впитавшейся зловонной жижи из вытащенного на свет грязного белья четы Лужковых. А могли бы и посадить.
Жена Лужкова потом объявила, что будет баллотироваться в депутаты в Калмыкии. Президент Кирсан Илюмжинов ей благоволил за то, что ее фирма «Интерэко» была основным подрядчиком при реализации авантюрного проекта строительства «Сити-чез» – воплощенной мечты советского периода о Нью-Васюках. Услуга калмыцкому хану оказалась настолько емкой, что он не только подарил Елене Батуриной скакуна (жена Лужкова, как оказалось, разбирается не только в строительстве, но и в лошадях, и возглавляет ассоциацию конного спорта!), но решил еще подарить ей и депутатский мандат – вместе с депутатской неприкосновенностью («Мир за неделю», № 4, 1999). Подарок, правда, не состоялся. Дорогу Батуриной перебежала диктор ОРТ от Березовского с калмыцкой внешностью, которой жена своего мужа похвастаться не могла. Как ни старались убрать дамочку с дороги ретивой столичной наездницы, ничего не вышло: не стала Батурина депутатом Думы.
Потом Доренко взял за жабры Гусинского с его «Мостом» и с особняками в Испании. Доренко обнаружил там целую улицу «мостовиков». А потом была рассказана история про «человека, никогда не видевшего море» – про статую Церетели, за которую скульптору и его другу Лужкову были выделены земельные участки в Испании. Все в оплату транспортировки статуи, которая якобы обошлась в миллион долларов. Откачали бюджет тихого испанского городка, а документы изничтожили. Городок же, имевший несчастье выбрать вороватого мэра – коллегу Лужкова, расплатился земельными участками. Как только сведения об этом просочились в прессу, Лужков поспешил отказаться от своего участка. Втихую одних борзых щенков заменили другими.
Наконец, гвоздем программы Доренко стала история с «Мабетэксом», который потратил почти миллион долларов на строительство и оснащение больницы в многострадальном Буденновске, а также выполнял заказ Лужкова на ремонт зала заседаний правительства Москвы и кабинетов членов этого правительства. Лужков при этом отрекся от «Мабетэкса», сказав, что к этой фирме не имеет никакого отношения. А глава фирмы обиделся: вся его благотворительность была украдена, приписана Лужковым себе. Это был конец репутации столичного мэра.
Международную репутацию Лужкова Доренко ликвидировал методичной разработкой темы с убийством совладельца гостиницы «Рэдисон-славянская» Пола Тэйтума. Из крайне сомнительного дела с массой неясностей Доренко смог выжать максимум пропагандистского эффекта. Московским властям было брошено обвинение: убили и ограбили (забрали себе гостиницу), отдали все на откуп своему чеченскому побратиму Джабраилову. Подействовало без промаха. Кто захочет теперь знаться с потенциальным заказчиком убийства американского бизнесмена?
Добил Доренко московского мэра историей милых отношений московских властей с сатанистами из секты АУМ, которые благодарили Лужкова за содействие. Поводом к вскрытию этих контактов стала оплошность (или повязанность?) Лужкова: он назначил своим адвокатом в процессе против Доренко члена сайентологической секты и большого друга иеговистов. Истеричная дама дала повод для целого ряда уничижительных репортажей.
Через год после полного провала по всем статьям в телебеседе (3 декабря 2000 г.) с журналистом-телечиновником Попцовым, породнившимся с номенклатурой еще в эпоху раннего Ельцина, Лужков рассуждал о «мощнейшем потенциале “Отечества”», в то время как региональные организации к тому моменту на треть рассыпались, еще на треть не подавали признаков жизни, а оставшаяся треть искала, кому бы продаться. Лужков говорит о членах «Отечества» как о людях дела, которым есть что предъявить. Но дел не было. Никаких. Лужковская фракция в Думе уже сдалась Путину и только торговалась за почетные должности.
О 90-х годах Лужков говорил, как о катастрофе, времени потерь, трагедии. При этом у него не было ни тени раскаяния за свои вопли «Ельцин – это наше будущее!». Не вспомнил он и о том, как толкал милицию на убийства в 1992 и 1993 годах. Не желал ничего помнить. Но мы помним и другим будем напоминать.
Среди деятелей так называемой «новой России» Лужков занимает одно из ведущих мест. Вред, который он нанес России, – громаден. За всю историю нашей Родины найдутся считанные персонажи, которые сотворили бы нечто подобное.
История, при нашем скромном содействии, должна вынести Лужкову вердикт, остроумно очерченный Салтыковым-Щедриным: «…как ни обидна глупость, но при известной обстановке она может служить смягчающим обстоятельством. “Постыден, но без разумения” – такой вердикт еще можно вынести! Но ежели вердикт гласит кратко: “Постыден!” – и только по неизреченному милосердию судей не прибавляют: “с предварительно обдуманным намерением” – такого страшного вердикта положительно нельзя вынести!»
1993 – апофеоз мятежа
Квалификация того, что творилось в России, начиная с 1991 года, как мятежа принадлежит Сергею Пыхтину – выдающемуся русскому мыслителю и публицисту современности. Еще в те давние годы им было сказано: «Если называть вещи своими именами, если открыто и честно оценивать реально сложившуюся ситуацию в сфере государственного устройства, то вывод и оценка напрашиваются сами собой. Мы столкнулись с необычайным и крайне опасным для судьбы страны явлением – с неповиновением исполнительных структур Конституции и законам государства, с неподчинением в рамках этих законов высших чиновников решениям органов государственной власти. Иначе говоря, мы столкнулись с мятежом исполнительной власти против основных институтов государства» (С. П. Пыхтин, «СР», 17.10.92).
В дальнейшем мной было сформулировано понятие о «мятеже номенклатуры», которое стало также заголовком книги, вышедшей в 1995 году и обобщившей события предпоследней пятилетки XX века. В дальнейшем вместе с Сергеем Пыхтиным мы трудились на ниве публицистики, а в 2005 году создали законопроект «О противодействии мятежу», который думская бюрократия не допустила до обсуждения, изощряясь в процедурных вопросах. В таких случаях говорят: «Знает кошка, чье мясо съела». Чиновники поняли, что речь идет именно о них – инициаторах и участниках мятежа. Стостраничный законопроект умер в корзине для использованных бумаг. Но подробности всех перипетий с ним зафиксированы в моей книге «Осколки эпохи Путина» (2011).
Одновременно с Сергеем Пыхтиным свою оценку мятежу дал Гавриил Попов: «Сочетание рынка и диктатуры – это путь, подходящий для отсталых стран. И для России тоже – ей необходимы долгие годы авторитаризма» (Интервью еженедельнику «Эвенман дю жеди», «Гласность», август 1992 г.). Попов был соучастником организации мятежа и постфактум оправдывал его. Его словами свою позицию огласила тайная секта, постановившая уничтожить Россию и жестокими мерами подавить сопротивление русского народа геноциду.
Именно насилие 1993 года подтвердило, что в 1991 году мы имели дело не просто с массовой изменой высших (да и многих других) должностных лиц, но и с мятежом – насильственным захватом власти с целью уничтожения российской государственности. 1993 год стал апофеозом мятежа. Залитая кровью Москва – пятно в нашей истории. Мы не смогли раздавить мятежников. И многие годы разграбления страны, тотальной лжи ее правителей, измены образованных слоев, развращения правоохранительной системы – наше наказание за уступку врагам Божьим и человеческим.
21 сентября в 20.00 Ельцин издал Указ № 1400 «О поэтапной конституционной реформе». Своим Указом он прекращал полномочия Съезда народных депутатов и Верховного Совета, отменяя действие Конституции. Циничная оговорка о гарантиях защиты прав и свобод граждан ничего не меняла. Правда в Указе была несущественна, ложь – огромна.
Сопровождающее выпуск Указа телевизионное обращение Ельцина к народу было просто невероятным нагромождением фальши. Тут было и превратное толкование итогов референдума, и циничные ссылки на Конституцию, и направленные не по адресу обвинения в дезорганизации экономики, и лицемерные ссылки на пренебрежение правом со стороны Советов – избранного народного представительства.
В основу ельцинского указа была положена наглая ложь. Он предъявил Верховному Совету претензии: «Прямое противодействие осуществлению социально-экономических реформ, открытая и повседневно осуществляемая в Верховном Совете обструкция политики всенародно избранного Президента Российской Федерации, попытки непосредственного осуществления функций исполнительной власти вместо Совета Министров…» Ничего подобного, разумеется, не было. Было постепенно прозрение и утверждение в мысли, что ельцинизм – это чума для страны. Что никаких «реформ» он не предусматривает, а является сплошным беззаконием. Парламент просто начинал действовать по Конституции, не позволяя ельцинистам чинить произвол.
Ельцин объявил, что большинство в ВС пошло «на прямое попрание воли российского народа, выраженной на референдуме 25 апреля 1993 года. Тем самым грубо нарушен Закон о референдуме, согласно которому решения, принятые всероссийским референдумом, обладают высшей юридической силой, в каком-либо утверждении не нуждаются и обязательны для применения на всей территории Российской Федерации».
На самом деле никакого решения упомянутый референдум не принял. Это был всего лишь опрос. Юридически значимых формулировок в нем не было. И применять было нечего. Воля народа состояла в том, что ни выборов президента, ни выборов парламента досрочно проводить народ не хотел. Правда, народ в большей мере предпочел поддерживать Ельцина, чем депутатов. Но это ровным счетом ничего не значило.