кольцом. Нам показалось, что невеста – трансвестит, но мы не стали задавать лишних вопросов. Правда, через неделю Том с той же радостной улыбкой сообщил нам, что тайка передумала и выходит замуж за другого, а кольца, разумеется, не вернет.
Том был влюблен в Дубай. На вопрос о возвращении в Лондон всегда отвечал: «Мой дом здесь…» Грустно, что в 65 он должен будет покинуть страну – повторюсь, власти ОАЭ не продлевают визу тем, кто старше этого возраста. Лави полагала, что Том испытывает любовь к Дубаю неспроста. Возможно, он совершил серьезное преступление в Англии (может быть, убил жену-актрису?) и скрывается от правосудия. Я, кстати, не исключала такой вероятности.
У интеллигентного Тома порой случались совершенно безобразные истерики. К примеру, однажды он вышел из себя, когда нам поменяли лампу не на ту, которую он хотел. В другой раз Том впал в ярость, не найдя шариковую ручку на своем столе. Но сильнее всего главный редактор раздражался, подгоняя нас, чтобы мы писали статьи быстрее.
А еще у Тома были странные правила, которым он следовал с английским постоянством. К примеру, он парковал свой спортивный Porsche в одном и том же месте на многоуровневой парковке через дорогу от нашего здания. Если его место на втором этаже было кем-то занято, парковался в аккурат над ним на третьем. Если и там стоял чей-то автомобиль – то в том же месте на четвертом. Или на пятом. При этом по соседству с «его» местом парковка была свободна… Как-то Лави возвращалась с задания вместе с Томом, и тот лихорадочно искал свое место на каждом этаже. По закону подлости все они были заняты. Том жутко нервничал, не переставая улыбаться странной улыбкой, и наконец, на счастье взволнованной Лави, на самой крыше парковки нашел свободное место. Моя коллега заключила про себя: «Параноик и, вполне возможно, маньяк…»
Когда я увольнялась из журнала, Лави сказала по секрету, что Том расстроился и признался толстяку Гарри, что был в меня влюблен. Хотя эту, как и другие свои истории, он наверняка тоже сочинил. Сейчас Том работает в новой компании, несомненно, рассказывает коллегам свои байки, излучает оптимизм, паркуется на одном и том же месте, восторженно говорит, потирая руки, «Оки-доки» и стучит иногда ручкой по столу…
No Way! – или Чего нельзя делать в эмиратских журналах
Работать под началом иностранцев непросто, а под началом иностранцев в Эмиратах – тяжелее вдвойне. Приходится балансировать между разными менталитетами, законами страны и пожеланиями многочисленных боссов. У нас в журнале были свои табу, некоторые из которых, правда, оказались плодом воображения главного редактора.
Но об этом мы узнали только после увольнения Тома.
Итак, в нашем издании было запрещено:
Указывать на недоработки муниципальных служб, вроде остановок с отключенными кондиционерами или разбитых дорог.
Упоминать слова «алкоголь», «водка», «виски», «скотч», «пиво». В итоге вино у нас называлось grapes («виноград»), шампанское – bubbly («пузырьки»), а что-нибудь покрепче – booze («спиртное»). Эти слова используются во многих дубайских журналах. Помню, как написала об открытии магазина одежды Scotch and Soda. Том велел заменить статью, чтобы не вызывать у читателей двойственные ассоциации. На деле достаточно зайти в любой бар или прийти к нашим друзьям домой в четверг, чтобы увидеть, что дубайские резиденты прекрасно знакомы со словосочетаниями «водка – клюквенный сок» или «виски – кола».
Рассказывать об ужасах, творящихся в рабочих поселениях (labor camps). Как-то мы с Лави обнаружили кладбище безымянных рабочих, которые, как нам объяснил смотритель, умерли из-за антисанитарии в перенаселенных комнатах. Написать об этом мы не могли.
Вызывать у читателей сексуальные ассоциации. Фотографии к обложкам мы покупали в фотобанках. Выбор изображения для каждого выпуска занимал не один час. Если у красивой девушки были открытые плечи и помада на губах, Том отвергал фотографию со словами: «No, too sexy». У сексуального мужчины все-таки был шанс (может быть, мы были правы насчет ориентации нашего шефа). Если мужчина/женщина были черными, их мы тоже отвергали. «Too black», – говорил Том. Как-то выбирали баскетболиста с мячом в прыжке. Это заняло несколько часов, потому что почти все модели, предложенные на сайте, белокожими не были. Том считал, что, когда читатель видит обложку с черным лицом, он не хочет читать журнал. И это несмотря на то, что арабы сами достаточно смуглый народ.
Если женщина в кадре поднимала ногу, будучи в спортивных штанах, это тоже казалось Тому слишком сексуальным. Мальчик в шортах нам подходил, девочка – нет. Если оба были в трусах, не подходил никто. Фотографии моделей, позирующих спиной, мы отвергали. Если в кадре демонстрировались стопы – это тоже было слишком для нашего журнала… «Неуважение!» – выносил вердикт Том. Собачки, кошечки и другие четвероногие уплывали мимо. Арабы, по словам нашего главного редактора, животных на обложке не любят…
Через полгода, когда Том перестал быть нашим начальником, мы решили снимать фотографии для обложек самостоятельно. Моделями были простые люди, живущие или работающие в районах, где распространялся наш журнал. Среди них были черные и белые, сексуальные и не очень мужчины и женщины. Мне позировали водитель такси, официанты, шеф-повара, капитан яхты, хозяйка приюта для животных, актеры и другие дубайские резиденты. Удалось даже щелкнуть пару мировых знаменитостей, но об этом позже…
Лави, или Богиня благосостояния
О моем собеседовании с Томом, когда я пришла устраиваться в журнал, Лави знала. Поэтому она решила пройти мимо конференц-зала со стеклянными стенами, бросив на меня «безразличный» взгляд. А потом во всех подробностях описывала меня любопытному Джейсону как его кабаян (землячку). Лави решила, что я филиппинка.
В первый же рабочий день после утренней планерки мы с Лави отправились «в поле» за новостями. Был конец марта, уже стояла жара, а у нее в автомобиле не работал кондиционер. Так что поехали мы на моем «Ярисе». Лави рассказывала мне о своей личной жизни, точнее об ее отсутствии. Так началось наше общение, которое длится по сей день, несмотря на то что журнала больше нет и живем мы в разных странах.
Лави было 25, когда мы познакомились. У нее никогда не было парня, и она ни разу не целовалась. Я называла ее «последней индийской девственницей в Дубае». Впрочем, несмотря на отсутствие опыта, Лави без стеснения общалась с представителями мужского пола. Свое самое сильное сексуальное впечатление Лави получила, когда готовила статью о серфинге. Она с упоением рассказывала мне во время очередного путешествия за новостями, как инструктор держал ее за руку, успокаивая: «Не бойся, все будет хорошо…» «Знаешь, у него были такие накачанные икры и руки!» Эти две части тела у мужчин привлекали Лави больше других.
Родилась моя коллега в Японии, у ее отца там был бизнес. Когда Лави исполнилось пять, семья переехала в Дубай. Она – единственный ребенок, родители воспитывали дочь в строгости, согласно индуистским традициям. Лави училась в индийской школе для девочек. В колледже было совместное обучение. Но все же отец запрещал ей задерживаться после уроков, ходить на вечеринки и находиться с мальчиками в одной машине. О свиданиях, естественно, и речи быть не могло. Однажды отец Лави закатил скандал, узнав, что она ездила на интервью в одном автомобиле с Томом.
Во время работы дочери в журнале родители все же начали задавать осторожные вопросы о бойфренде. Но где Лави было его взять, если ей нельзя было даже находиться с мальчиками рядом? Мама с папой периодически ставили дочери ультиматумы: если она не найдет себе жениха до 30 лет, они подыщут кого-нибудь. Правда, Лави говорила, что это они блефуют, на самом деле предки были совсем не прочь до конца дней жить с любимой единственной дочкой – все лучше, чем отдавать ее за незнакомца, пусть и из хорошей семьи.
Лави обожала корейские сериалы о любви. Она рассказывала нам с Джейсоном, что мечтает поехать в Южную Корею и найти там парнишку, который будет любить ее так же трепетно, как главный герой мыльной оперы «Секретный сад». Весь любовный опыт Лави состоял из воспоминания об инструкторе по серфингу, «романа» с кузеном в 12 лет (они держались за руки) и просмотра порно в интернете тайком от матери.
По профессии моя коллега была инженером информационных технологий, чем жутко гордилась. В Индии большинство родителей мечтают, чтобы их дети стали инженерами или врачами. Правда, во время учебы Лави пришлось нелегко. Оказывается, в индийских школах и колледжах (и в Индии, и в ОАЭ) большинство учеников амбициозны, и многие из кожи вон лезут, чтобы быть лучшими. Конкуренция нешуточная, поэтому школьникам и студентам приходится заниматься день и ночь, чтобы быть на высоте. Отстающих дразнят лузерами и в классе, и дома. Школа воспитывает в индийцах невероятное честолюбие.
Друзей у Лави практически не было, не считая парочки одноклассниц, с которыми она периодически ходила за мороженым в McDonald’s. Большинство ее знакомых индианок-ровесниц были уже замужем. Последняя свободная подруга вышла за парня, которого видела два раза в жизни. Просто потому, что ей хотелось секса.
Лучшим другом Лави была мать, ей она доверяла секреты – свои и окружающих. Мамá (с ударением на второй слог) звонила в офис каждый час. Она спрашивала Лави, что та хочет на ужин, и обсуждала с ней последние сплетни. В такие моменты моя коллега переходила на хинди, чтобы никто не понял, что сегодня она предпочитает овощное карри дхал – супу… Мы с Джейсоном подшучивали над Лави, передразнивая ее манеру говорить «мамá» капризным тоном.
По выходным моя коллега выбиралась с матерью в молл поесть любимые пасту и шоколадное пирожное в одних и тех же кафешках на фуд-корте. До вегетарианских спагетти мамá покупала дочери одежду на свой вкус. Лави мечтала о ярких мини-юбках и пестрых маечках, но всегда носила то, что выбрала мамá…
Когда я ездила в торговый центр в выходные, представляла, что будет, если вдруг столкнусь с Лави и ее матерью, идущими под ручки… Лави будет нас знакомить, а мамá скажет: «Я много о вас слышала!» Ей наверняка известны все подробности моей личной жизни, которыми я частенько делилась с ее дочерью.