новке.
Выразив своё удовольствие по поводу того, что Брежнев плавает, стремится вести активный образ жизни, я откланялся и по дорожке вдоль моря отправился на соседнюю дачу, к Черненко. Он был в домике около моря и весьма радушно принял меня. За чаем шёл разговор в общем и ни о чём. Обсуждали проблемы его здоровья, наконец, перешли на тему, которая его весьма волновала, — состояние здоровья Брежнева. Он часто, даже на отдыхе, встречался с ним и реально представлял, как быстро идёт процесс разрушения личности. "В этой ситуации, — заметил он, — важно, чтобы вокруг него были настоящие друзья, преданные люди". Перечисляя окружение, он с сожалением сказал, что ушёл из жизни близкий Брежневу Ф. Д. Кулаков. "На его место, — продолжал он, — есть целый ряд кандидатур. Леонид Ильич хочет выдвинуть Горбачёва. Отзывы о нём неплохие. Но я его мало знаю с позиций человеческих качеств, с позиций отношения к Брежневу. Вы, случайно, его не знаете?" К этому времени я уже выучил азбуку поведения в политической борьбе или интриге — называйте это как угодно. Нельзя раскрывать свои карты, надо больше молчать, больше спрашивать и узнавать, делая вид, что и ты многое знаешь. Да и верить в искренность слов надо с определённой натяжкой. Вот почему я не стал раскрывать Черненко наших дружеских отношений с М. Горбачёвым, а, будто между прочим, сказал, что, часто бывая на Северном Кавказе, слышал о нём много хорошего. Из этого разговора я понял, что Черненко не знает о том, что выдвижения Горбачёва добивается Андропов. Кстати, о наших дружеских отношениях с Горбачёвым Черненко не знал и позднее, когда стал Генеральным секретарём.
Вернувшись в Москву, я рассказал Ю. В. Андропову о наших встречах с Брежневым и Черненко. Он не скрывал своего удовлетворения тем, что Брежнев думает выдвинуть на пост секретаря ЦК М. Горбачёва. "Для нас очень хорошо, что Горбачёв будет в Москве", — заявил он в заключение. Кого он подразумевал, говоря "нас", я тогда так и не понял; было бы правильнее сказать не "нас", а "меня".
И вот 27 ноября 1978 года Пленум ЦК КПСС избирает М. С. Горбачёва секретарём ЦК КПСС по проблемам сельского хозяйства. Знаменательно, что на этом же пленуме К. У. Черненко переводится из кандидатов в члены Политбюро, а Н. А. Тихонов и Э. А. Шеварднадзе избираются кандидатами в члены Политбюро.
В судьбе Горбачёва это было решающее событие: он переезжает в Москву, входит в состав высшего руководства, и перед ним открывается дорога к вершинам власти. Неизвестно, как бы сложилась его жизнь да и судьба страны, если бы он остался в Ставрополе, если бы не было ноября 1978 года. Зная все перипетии, предшествовавшие этому назначению (изложение, как видите, заняло несколько страниц), я никак не могу согласиться с Р. Горбачёвой — она явно лукавила, заявляя в своих мемуарах, что переезд в Москву был неожиданным для их семьи.
Оглядываясь назад и вспоминая переезд М. Горбачёва в Москву, я задаюсь вопросом: а думал ли кто-нибудь всерьёз, в том числе и сам Михаил Сергеевич, что тогда он прошёл первую ступень на пути к высшей власти, которая в то время отождествлялась с должностью Генерального секретаря ЦК КПСС? Представляли ли мы, знавшие Горбачёва, что среди нас Политик, который "перевернёт весь мир"? Другой вопрос: во имя чего и что за этим последует, что будет со страной, с народами великой державы?! Уверен, никто даже представить себе этого не мог.
В Москве после назначения секретарём ЦК КПСС, через год — кандидатом в члены Политбюро, а ещё через год — членом Политбюро М. Горбачёв держался крайне осторожно, стараясь не выделяться. Его высказывания и выступления были взвешены. Видимо, перед его глазами была печальная судьба коллег, подобных ему молодых секретарей ЦК, выходцев из среды местных партийных руководителей К. Катушева и Я. Рябова. Но мне кажется, во многом его линия поведения определялась советами Ю. Андропова. Постепенно Горбачёв занял почётное место в элите партийных руководителей, все больше и больше становился "нашим" в центральном аппарате партии.
Из случайных высказываний и коротких замечаний Брежнева я уловил, что он начал симпатизировать молодому секретарю ЦК КПСС по сельскому хозяйству и поддерживать его; ему импонировали активность Горбачёва, определённая новизна в его подходах к аграрной Политике. Только за первый год работы под руководством Горбачёва было выпущено шесть или семь постановлений по вопросам сельского хозяйства. Другое дело, как эти решения воплощались в жизнь; но, впрочем, этот вопрос можно было бы в дальнейшем обратить к М. Горбачёву и как к руководителю страны.
М. Горбачёву, как я понимал, было нелегко не только в партийном аппарате, но и в руководимом им аграрном комплексе. Министр мелиорации и водного хозяйства Васильев был тесно связан с днепропетровским окружением Брежнева и играл немалую роль в формировании мнения о том или ином руководителе. Беляк — министр машиностроения для животноводства и кормопроизводства (министерства явно надуманного) был женат на сестре Виктории Петровны Брежневой, и этим все сказано. Пустой, амбициозный и к тому же хамоватый, он был среди "косыгинских" министров одиозной личностью. Другие руководители аграрного комплекса — Месяц, Хитрун — были тесно связаны с центральным партийным аппаратом, имели большой вес и широкие связи с руководством страны. Объединить столь разных людей, остаться со всеми в хороших отношениях, пользоваться их поддержкой мог только очень искусный дипломат и Политик.
В этом отношении мне запомнился 50-летний юбилей Михаила Сергеевича. У него на даче собралось все руководство агропромышленного комплекса. И хотя торжество проходило в дружеской, "домашней" атмосфере, я ощущал внутреннее напряжение Горбачёва. Надо сказать, что и в Политбюро многие (Н. А. Тихонов, В. В. Гришин, А. А. Громыко) относились к М. Горбачёву в тот период по меньшей мере снисходительно.
После переезда в Москву Горбачёвы жили замкнуто. Их поселили, согласно существовавшей табели о рангах, в деревянной даче старой постройки в Сосновке, близ пересечения Рублёвского шоссе с Московской кольцевой автомобильной дорогой. Место было неудачное — неподалёку находилась Кунцевская птицефабрика, "ароматы" которой при определённом направлении ветра заполняли всю округу. С облегчением вздохнула семья Горбачёвых, когда в связи с переходом Михаила Сергеевича на новую ступень в партийной иерархии ему предоставили в районе Усово комфортабельную дачу, которая когда-то была построена для Ф. Д. Кулакова.
Наши дружеские отношения сохранились и после переезда Горбачёва в Москву. Традиционно, по старой памяти, Михаил Сергеевич приглашал меня "на шашлык". Это были встречи в узком кругу: он, Раиса Максимовна и их дочь с мужем. Мне нравилось бывать у Горбачёвых, где царила обстановка взаимопонимания и доброжелательства. Пока готовились шашлыки, мы с Михаилом Сергеевичем бродили по дорожкам дачи и обсуждали наиболее острые вопросы жизни страны и Политики. Ситуация с каждым годом становилась все сложнее. Руководство страны, олицетворявшееся в те времена Политбюро, дряхлело: М. А. Суслову было за 75, А. П. Кириленко далеко за 70, в 1979 году А. Я. Пельше исполнилось 80, А. Н. Косыгину — 75, А. А. Громыко — 70, Л. И. Брежнев приближался к своему 75-летию. Что-то нас ждёт, что ждёт партию, учитывая, что КПСС стоит перед своим XXVI съездом? Эти вопросы волновали многих.
Но мы, зная ситуацию в Политбюро и настроение в руководящих кругах партии, прекрасно понимали, что съезд вряд ли что-то изменит и в расстановке сил, и в жизни страны и народа. Статус-кво вполне устраивало не только престарелых членов Политбюро, но и большинство партийного аппарата на всех уровнях, боявшегося потерять насиженные места и определённое положение в обществе.
Тезис о "стабильности" в кадрах, как правило, использует заинтересованное в сохранении своего положения окружение больного или одряхлевшего властителя. Причём ему, этому окружению, многих удаётся убедить в искренности своих побуждений, убедить в том числе и самого лидера, которому внушают, что в "стабильности" залог спокойствия и процветания страны, о нём мечтают простые люди.
Я сам искренне верил в то, что, сохранив Брежнева, мы, как не раз говорил мне Ю. В. Андропов, сохраняем благополучие Советского Союза и его народов. И я отдавал все свои силы и знания поддержанию хоть какой-то видимости работоспособности Л. И. Брежнева не только в силу своего врачебного долга, но и с верой в то, что совершаю благое для своего народа дело.
Лишь позже я стал задумываться, может ли в принципе руководить такой страной, как бывший Советский Союз или Россия, лидер, нуждающийся в постоянном медицинском контроле и лечении, в постоянном уходе, а главное, теряющий способность аналитического мышления? Когда после победы группы, назвавшей себя "демократами", был поднят вопрос о необходимости оценки здоровья лиц, приходящих в руководство, я скептически воспринял эти заявления. Вращаясь почти 25 лет в верхних эшелонах власти, я знал, что это — самое сокровенное и тщательно охраняемое. И вряд ли истина, как и в прошлом, станет достоянием широких кругов. Мой скептицизм оправдался. Никаких решений законодатели так и не приняли.
Всегда следует искать: а кому это выгодно? Конечно, не народу, который в таких случаях, как всегда, "безмолвствует". Это выгодно прежде всего окружению генсека или президента, которое захватило власть и отдавать её не хочет, понимая, что новая метла по-новому метёт, а оставлять тёплые, насиженные места, притом сегодня нередко ещё и доходные, никому не хочется.
Как я уже говорил, состоявшийся в конце февраля 1981 года XXVI съезд КПСС прошёл строго по намеченному Политбюро плану, "без сучка без задоринки", в атмосфере "дружеской встречи" руководства и представителей партийных масс. Не было даже намёка на острую дискуссию. А ведь в его работе принимали участие будущие борцы за "демократию" М. Горбачёв, Э. Шеварднадзе, Б. Ельцин, будущие борцы за национальную независимость. Почему они мирились с начавшимся застоем, что их удерживало? Конечно, в первую очередь сильная власть, которую ещё не "раскачали" решения М. Горбачёва.