Но не меньшее значение имело и то, что всех устраивала обстановка в стране и все боялись только одного — лишь бы что-то не нарушило плавного течения жизни. Таковы были политическая обстановка и расклад сил на вершине Олимпа, когда съезд окончательно утвердил положение М. Горбачёва как члена Политбюро. "Белой вороной" выделялся он, молодой, среди престарелого состава руководства страны.
Мы встретились с ним через два месяца после окончания съезда, когда улеглась волна славословий в честь съезда и его решений, открывающих, как писалось, "новую страницу в развитии коммунистического общества". Началась обыденная жизнь, полная проблем и нерешённых вопросов. Мы оба понимали, что страна в предстоящем пятилетии стоит перед большими событиями. Лучше всего это ощущение передавало выражение, ходившее среди врачей 4-го Главного управления, прекрасно ориентировавшихся в состоянии здоровья членов Политбюро: "Мы вступили, — говорили они, — в период трёх "П" — пятилетку пышных похорон". Конечно, это звучало цинично, но отражало истину. По-человечески мне был понятен интерес Горбачёва к состоянию здоровья Брежнева. Никто в Политбюро, видя его угасание, не сомневался, что будущее печально. Но когда наступит трагический исход, никто не мог знать, тем более что нам хотя и с трудом, но удавалось поддерживать Л. И. Брежнева.
Был прекрасный майский день, мы ходили по дорожкам дачи на высоком берегу Москвы-реки, смотрели плантации, посаженные ещё Ф. Д. Кулаковым, но я понимал, что у Горбачёва, как и у меня, из головы не выходит один вопрос: что будет, если Брежнев уйдёт из жизни? Горбачёв сделал ставку на Андропова и понимал, что при других вариантах ему будет трудно сохранить своё положение. Как бы читая его мысли, я заметил: "Думаю, что Брежнев потянет ещё год, максимум — два, не больше. Я сказал об этом Андропову, но он, видимо, не до конца оценивает создавшееся положение. Здесь и моя вина, потому что об угрожающем состоянии Брежнева я говорю ему уже с 1975 года и, возможно, он уже привык к моим заявлениям. Ему надо что-то срочно предпринимать, чтобы перейти из КГБ в ЦК". М. Горбачёв согласился, что это был бы, конечно, лучший вариант, но, насколько он понимает, сделать это в настоящее время невозможно. "Конечно, сейчас Брежнев нужен Андропову, — сказал он, — поэтому тебе надо постараться его сохранить".
М. Горбачёв понимал, что сложившаяся ситуация в руководстве страной уже привела к негативным последствиям и в жизни общества, и в развитии народного хозяйства. Однако, оценивая политическую ситуацию, он стоял за сохранение статус-кво, обеспечивающее его положение и положение Ю. В. Андропова. Он хорошо знал проблемы со здоровьем у Андропова и, как и я, переживал за его будущее. И не только с позиций личной заинтересованности, учитывая его близость к Андропову, но и понимая, что именно этот человек — единственный в Политбюро, кто способен вывести страну из тупика, в который она зашла. Он не раз мне говорил об этом и раньше.
В общем, обстановка не настраивала на оптимистический лад. Тяжёлые мысли прервал зять М. С. Горбачёва — Анатолий, объявивший, что шашлыки готовы. За столом в саду мы забыли о политический ситуации, об интригах в высших эшелонах власти, о том, "что день грядущий нам готовит". Разговор шёл о новых театральных постановках, об искусстве и литературе. Раиса Максимовна с горечью говорила, что не может найти общий язык с жёнами членов и кандидатов в члены Политбюро, кругозор большинства которых не шёл дальше дачи, нарядов, драгоценностей и карт. "У нас с Михаилом Сергеевичем, — продолжала она, — одна отрада — театр. За это время мы столько раз побывали в театре, сколько не были за всю предыдущую жизнь".
Разговор перешёл на будущее дочери и зятя, которые в этом, 1981 году закончили институт. Дочь хотела идти в какой-то степени по стопам Раисы Максимовны и предполагала работать в области философских социальных проблем медицины. В дальнейшем она и начала работать на кафедре социальной гигиены II Московского мединститута, но во второй половине 80-х годов, сложно сказать, по какой причине, перешла в руководимый мной Кардиологический центр. Зятю, который хотел стать хирургом, я рекомендовал работу в клинике моего близкого товарища академика B. C. Савельева, которую считал одной из лучших клиник страны, и надо сказать, что в этом учреждении он показал себя с лучшей стороны и как хирург, и как человек. Что меня прельщало в младших Горбачёвых — это их скромность, отзывчивость и ответственность. Чувствовалось воспитание Раисы Максимовны. В те годы для детей членов Политбюро были открыты любые возможности. Многие, как бы хвастаясь друг перед другом, заводили автомашины иностранных марок, в основном "Мерседесы". Когда речь о покупке машины зашла у Горбачёвых, старшие сказали: купите только "Жигули". Зять Горбачёва так и ездил на машине этой марки, даже после 1985 года.
Тогда, весной 1981 года, мы простились с Горбачёвым, не предполагая, как быстро и круто начнут разворачиваться события: в сентябре тяжёлый инфаркт перенёс А. Н. Косыгин, в конце января 1982 года умер М. А. Суслов, в ноябре — Л. И. Брежнев. Новым Генеральным секретарём ЦК КПСС стал Ю. В. Андропов, что для М. Горбачёва означало стремительное восхождение по карьерной лестнице.
Чтобы подчеркнуть упрочившиеся позиции М. Горбачёва, его близость к Генеральному секретарю, Андропов предложил, чтобы на заседании, посвящённом 113-й годовщине со дня рождения В. И. Ленина, выступил Горбачёв. Традиционно такой чести удостаивались наиболее высокие по рангу в партийной иерархии члены Политбюро. И было знаменательно, что на первом таком заседании в годы правления Ю. В. Андропова эта привилегия была предоставлена именно Горбачёву, а не, например, Черненко или другому члену Политбюро.
То выступление М. Горбачёва полностью отражает его кредо как активного защитника социалистического строя, господствующей коммунистической идеологии и в то же время содержит новые взгляды, которые выдвигал Ю. В. Андропов. Это и совершенствование хозяйственного механизма, и "поиск новых форм социалистического демократизма" и "оптимального сочетания централизованного планирования и хозяйственной самостоятельности предприятий, местных органов, их инициативы и предприимчивости с экономической ответственностью перед обществом".
М. Горбачёв все активнее выдвигается на первые роли в руководстве страной. Даже "старики" — Тихонов, Гришин, Громыко — вынуждены считаться с ним. У него складываются дружеские отношения с Устиновым, самым близким Андропову человеком. Меняется и сам М. Горбачёв. Это уже не скромный секретарь ЦК КПСС, курирующий вопросы сельского хозяйства. Это один из руководителей, определяющих жизнь партии и страны, — появляются уверенность, широта взглядов и политическая амбициозность.
Его дебют на международной политической арене после прихода к власти Андропова был весьма успешным. Во время поездки в Канаду во главе парламентской делегации в мае 1983 года он впервые предстал в роли дипломата и человека, активно выступающего за ядерное разоружение. В чём-то в ходе поездки и выступления в парламенте Канады обозначился будущий М. Горбачёв.
Однако эта поездка в определённой степени была роковой для Горбачёва: здесь он познакомился с А. Н. Яковлевым, оказавшим на него колоссальное влияние. Мне трудно представить, чем покорил Горбачёва Яковлев в тот период, но, вернувшись в страну, он восторженно отзывался о нём. Именно Горбачёв способствовал его возвращению из "почётной ссылки в Канаду" и помог встать во главе весьма престижного Института мировой экономики Академии наук, чем сыграл немалую роль и в его научной карьере. Мне кажется, что большую роль в формировании мнения о А. Яковлеве сыграла Р. Горбачёва, которая все больше не просто интересовалась делами мужа, но и активно вмешивалась в них.
Между тем, расклад политических сил в стране снова изменился. 9 февраля 1984 года умер Ю. В. Андропов, и на внеочередном пленуме ЦК Генеральным секретарём был единогласно избран К. У. Черненко. Как это произошло, я уже рассказывал, добавлю только, что меня несколько покоробило заключительное слово М. Горбачёва на этом пленуме, в котором он дословно заявил следующее: "Пленум прошёл в обстановке единства и сплочённости. На пленуме с чувством огромной ответственности перед партией и народом решены вопросы преемственности руководства". Не надо было Михаилу Сергеевичу, считал я, заявлять на всю страну об "огромной ответственности перед народом". Я понимал, что выступление Горбачёва должно было продемонстрировать единство в Политбюро и прекратить всякие разговоры вокруг фигуры М. Горбачёва как одного из лидеров страны. Не знаю, просили его выступить в поддержку Черненко или он сам, понимая обстановку и думая о своём будущем, решил не обострять отношения, только я ещё раз понял, что он отнюдь не "рыцарь с открытым забралом", а дипломат, расчётливый Политик, легко идущий на компромиссы, умеющий, когда необходимо, отступать, чтобы дождаться своего часа. Но тогда я (как, наверное, и многие другие не только из окружения Горбачёва, но и из состава членов ЦК) усмотрел в его поведении не отсутствие бойцовских качеств, а дальновидность, мудрость политического лидера, сохраняющего единство партии и страны.
В тот период главным для Горбачёва было выждать, любыми путями сохранить своё положение члена Политбюро и постараться расширить круг своих сторонников. От меня он знал, что К. У. Черненко неизлечимо болен и дни его правления сочтены. С другой стороны, как это ни покажется парадоксальным, избрание Черненко на пост Генерального секретаря было очередным подарком судьбы Горбачёву. Приди на этот пост кто-то другой из группы старейших членов Политбюро, полный здоровья и политических амбиций, тот же А. А. Громыко или В. В. Гришин, кресло генсека было бы занято надолго, а значит, не было бы и весны 1985 года.
Проблемы Горбачёва в период правления Черненко не ограничивались его сложными взаимоотношениями с окружением Генерального секретаря, в большей степени они определялись отношением к нему "стариков" из Политбюро — Тихонова, Громыко, Гришина и некоторых других. Они не только его третировали, но и активно, особенно Н. А. Тихонов, выступали против него. Д. Ф. Устинов, как мне кажется, старался держать нейтралитет, хотя в некоторых случаях и пытался помочь Горбачёву.