облике защитника интересов народа, демократа, ибо вскоре я получил решение о преобразовании 4-го управления с выводом из его состава лучших учреждений — спецбольницы на Мичуринском проспекте, большинства санаториев. Уверен, что большую роль в этих решениях сыграл страх перед популистскими заявлениями Б. Ельцина, громившего в статьях и выступлениях привилегии "слуг народа". В этом ещё раз проявилась слабость Горбачёва, который не смог дать достойный отпор Ельцину.
Первое, что сделал Ельцин, захватив власть, — восстановил в новом виде 4-е управление. Были возвращены и больница на Мичуринском проспекте, и санатории на Северном Кавказе, и многие другие учреждения. Решительный Ельцин не испугался, в отличие от Горбачёва, "гласа народа". Но что потеряно, того уж не вернёшь. Новому управлению, по мнению всех моих коллег — академиков и профессоров, да и пациентов, по всем параметрам было далеко до бывшего 4-го управления. Да что там 4-е управление, если была разрушена великая держава…
В марте 1990 года, покидая пост министра, я в последний раз встретился с М. Горбачёвым. Он никогда раньше не выглядел таким озабоченным и растерянным. Мы ни словом не обмолвились, как раньше, ни о ситуации в стране, ни о его планах на ближайшее будущее. Мне показалось, что в тот период его больше беспокоила борьба со старой гвардией в партийном руководстве, чем с зарождающимся мощным движением так называемых демократов. Вспоминая появившуюся в журнале "Штерн" фотографию, на которой мы были засняты с ним в годы молодости в Архызе, он вдруг перевёл разговор на заявления некоторых функционеров о нечестных путях, которыми якобы он пришёл к власти. Именно они, по его мнению, были основным препятствием для развития Перестройки и выхода страны из кризиса. Встреча была недолгой. Хотя Михаил Сергеевич, прощаясь, говорил хорошие слова о том, что настоящая дружба остаётся навсегда, я по опыту последних лет понимал, что мы с ним вряд ли когда-нибудь встретимся.
В конце 1991 года, когда М. Горбачёв номинально ещё был президентом Советского Союза, в журнале "Столица" появилась статья С. Лена, лауреата Международной премии Даля, который сделал интересное заключение: "Каковы бы ни были личные цели и планы Горбачёва в 1985 году, как бы он ни "перестраивался" в течение шести лет, объективно Горбачёв, маневрируя и игнорируя, совершил мировую антикоммунистическую революцию и завершил её почти бескровно!" Сегодня с таким выводом согласятся, вероятно, все.
…25 декабря 1991 года был обычный рабочий день, хмурый и неприветливый, как часто бывает в это время года. В обыденных предновогодних заботах, задёрганные Политиками всех мастей, запуганные предстоящим повышением цен, обнищанием и безработицей, потерявшие веру в любые идеи, мало кто из простых граждан Советского Союза задумывался над тем, что формально это последний день их Родины, одной из двух сверхдержав на нашей планете.
Растерянный, поникший, даже как будто сгорбившийся, Горбачёв выступил с обращением по телевидению. Нельзя было без горечи смотреть на жалкого Президента Советского Союза, отрекавшегося от своего "престола", своими руками, а вернее, своей Политикой и своим поведением разрушившего великую страну. И впрямь, как сказал Наполеон, убегая из России: "От великого до смешного один шаг".
Мне, наверное, как и многим, стало не по себе, когда я увидел на экране телевизора, как опускается флаг СССР и вместо него над Кремлём поднимается флаг России. Но какой России — той, которую в XVIII–XX веках уважали и боялись в Европе, которая во многом определяла политический климат во всём мире? Нет. Это был флаг побеждённой и униженной России, сброшенной с пьедестала великой державы. В этот трагический день говорил только побеждённый Горбачёв, победители — американцы, мечтавшие разрушить Советский Союз, и Ельцин — молчали.
Не было пушечных салютов, военных парадов, фейерверков, праздничных приёмов. Объяснимо молчание американцев — они знали, что в создавшейся ситуации лучше промолчать, чтобы не обижать "друга Горбачёва", который помог воплотить в жизнь их мечту. Почему торжество Б. Ельцина не выплеснулось наружу, трудно сказать — может, всё-таки совесть мучила, а может быть, уже просто шло торжественное застолье. Рассказал же А. Коржаков, как после расстрела Белого дома в 1993 году пировали в Кремле в то время, когда ещё не остыли трупы убитых.
Вчитайтесь в строки его воспоминаний. Как кощунственно звучат признания А. Коржакова: "Около 18 часов 4 октября 93-го, благополучно сдав мятежников с рук на руки, мы с Барсуковым прямо из Лефортово поехали в Кремль, на доклад. Президента не застали в кабинете, он был в банкетном зале. С удивлением я обнаружил, что торжество в честь победы началось задолго до победы и уже подходит к концу… Нам налили до краёв по большому фужеру водки. Легко залпом выпив, мы присоединились к общему веселью".
Не знаю, как вам, а мне стало страшно — кто же стоял во главе власти?.
Часть 8. Б. Н. Ельцин. Диагноз болезни
Кем был сменивший Горбачёва Б. Н. Ельцин — герой, стратег, задумавший и осуществивший уничтожение коммунистического строя, великий гражданин XX века, обеспечивший победу демократии в России? Или это антипод описанному портрету, как считают многие, и все, что он совершил, творилось лишь с одной целью — захватить власть любой ценой, во что бы то ни стало взойти на Олимп, стать "царём Борисом"? Не буду ссылаться на коммунистов, чтобы исключить возможные обвинения в предвзятости. Сошлюсь на иностранных политических экспертов.
Обозреватель итальянской газеты "Република" Сандро Виола, которого не заподозришь в симпатиях к коммунистам, пишет, что Ельцин — человек "вспыльчивый, авторитарный, неустойчивый в своих настроениях, к тому же алкоголик, и его здоровье в отвратительном состоянии". Ещё более резко отзывается о нём Д. Кьеза в книге "Прощай, Россия!": "Сказать о нём можно многое. Что он груб, циничен, склонен выжимать своих соратников до капли, а затем жертвовать ими, сваливая на них всю ответственность… невежественен в экономике, неспособен критически воспринимать лесть и любит окружать себя царской роскошью… Но главная его черта другая. Он — лжец". Основное обвинение Д. Кьезы заключается в том, что "никогда ещё с допетровских времён Россия не была такой ничтожной, такой маргинальной… Основную роль в этом откате сыграл поправший её трагическое величие Борис Ельцин".
Перенесёмся в далёкий теперь уже 1984 год, когда мне впервые пришлось встретиться в Свердловске с первым секретарём обкома Борисом Николаевичем Ельциным. В памяти остались воспоминания о типичном партийном функционере областного масштаба, мысли которого были заняты обычными житейскими проблемами: обеспечением населения продовольствием и жильём, ремонтом театра, строительством дорог. Мы провели тогда два вечера за обычным для тех времён застольем в честь гостей из Москвы. И, честно говоря, Б. Ельцин меня покорил не только своим знанием нужд области и заботой о её жителях, но и своим характером, в котором чувствовались сила, напористость. Привлекала и его простота в общении. (Кто тогда думал, что многое в его поведении носит популистский характер?)
Поэтому я не удивился, когда Лигачёв, с восторгом рассказав о Ельцине, проронил, что они с Горбачёвым хотят привлечь его для работы в Москве, в ЦК КПСС, с перспективой дальнейшего выдвижения в Политбюро. Для меня, да и для многих, было ясно, что его перевод на должность заведующего отделом ЦК — лишь трамплин и что он должен заменить кого-то из старой гвардии руководителей. Но кого? Ларчик просто открывался. Надо было убрать ненавистного В. В. Гришина. В то время я, как правило, участвовал в работе московских партийных конференций и помню, с каким энтузиазмом Ельцин был избран на должность первого секретаря Московского горкома партии, какие надежды возлагали на него не только коммунисты, но и простые москвичи.
И хотя звучали, да и продолжают звучать голоса об ошибке, которая была сделана Горбачёвым и Лигачёвым, рекомендовавшими Ельцина, будем честны перед Историей и скажем, что в декабре 1985 года в их окружении не было более подходящей фигуры на роль лидера Москвы. Да и первые шаги Ельцина по наведению порядка в Москве были поддержаны всеми — от Горбачёва до простого рабочего. Поражали его работоспособность, стремление самому вникнуть во все вопросы, неважно — касается это работы ЗИЛа или деятельности районной поликлиники. Работал он в буквальном смысле день и ночь. Учитывая гипертонические кризы, которыми он страдал, мы (врачи) неоднократно просили его соблюдать хотя бы минимальный режим. Но он, иначе не скажешь, пропускал мимо ушей все наши рекомендации, и по-человечески я его понимал.
Став после В. В. Гришина первым лицом в Москве, Б. Ельцин должен был показать себя, завоевать авторитет, доказать, что выбор не был ошибочным. Конечно, это сильная личность, полная неудовлетворённого тщеславия и жажды власти.
Но если говорить по большому счёту, то тот административно-командный метод, который потом, борясь за власть, часто с популистскими целями критиковал Б. Ельцин, был типичным стилем его работы в Московском горкоме.
Мне кажется, что через год-полтора после прихода в московскую власть Ельцин понял, что больших лавров на должности секретаря горкома в царившей тогда обстановке он не завоюет. Б. Ельцин стал срываться, у него нарушился сон (по его словам, он спал всего три-четыре часа в сутки), и в конце концов он попал в больницу. Эмоциональный, раздражённый, с частыми вегетативными и гипертоническими кризами, он произвёл на меня тогда тяжкое впечатление. Но самое главное, он стал злоупотреблять успокаивающими и снотворными средствами, увлекаться алкоголем. Честно говоря, я испугался за Ельцина, потому что ещё свежа была в моей памяти трагедия Брежнева. Ельцин мог пойти по его стопам (что и случилось впоследствии, причём в гораздо худшей форме).
Надо было что-то предпринимать. Я обратился за помощью к известному психиатру, которого считал лучшим по тем временам специалистом в этой области, члену-корреспонденту АМН Р. Наджарову. Состоялся консилиум, на котором у Ельцина была констатирована не только появившаяся зависимость от алкоголя и обезболивающих средств, но и некоторые особенности психики. Сейчас мало кто остался из состава того консилиума: Р. Наджаров внезапно скончался от инфаркта миокарда, доктор Д. Нечаев, который стал лечащим врачом В. Черномырдина, был убит.