– …Ну, Бенвенуто, ну, чудодей! Истинный чудодей! – восхищенно восклицал Папа, любуясь чашей и медалью. – Какая тонкая работа! Какое искусство! Погляди, Карлотта, чаша будто невесомая, просвечивается насквозь! А какие на ней узоры, какие листья, какие личины, – и все соразмерно, все в гармонии, все на своих местах!.. А медаль! Великий боже, мой профиль отчеканен с такой непостижимой точностью, с какой художники не могли меня нарисовать! А с обратной стороны, гляди, Карлотта, этот волшебник сумел на столь малом пространстве изобразить прекраснейшую женщину, – вот это мастерство! Она олицетворяет Справедливость, – видишь, надпись «Justitia». И подходящее изречение: «Justitia in suo cuique tribuendo cemitur» – «Справедливость – это воздаяние каждому по заслугам». А Справедливость-то на тебя похожа, Карлотта! Ну, чудодей! Ну, угодил!
– Я, Ваше Святейшество, всегда держу слово. Если уж обещал сделать, то сделаю. А плохо работать я не умею, – отвечал Бенвенуто, с достоинством принимая похвалы.
– Ну, и я сдержу слово! Сколько тебе обещано за чашу, столько и получишь. И за медаль тебе заплатят, сколько скажешь: сам назови цену. Я бы сегодня же приказал отсыпать тебе золотые, но у нас тут такой бардак, не приведи господи! Через два дня свадьба, а мы еще с женихом кое в чем не договорились насчет приданного. К тому же, во дворце комнаты для новобрачных не обставлены; мы с Карлоттой хотим, чтобы молодые первое время здесь пожили. Ты не представляешь, мой Бенвенуто, что такое выдать дочь замуж. Кавардак, форменный кавардак!
– Ваш цех ювелиров всегда блистал на различных церемониях, – сказала Карлотта, благосклонно улыбаясь Бенвенуто. – Вы участвуете в свадебной процессии?
– Да, синьора. Совет выбрал меня знаменосцем. Я буду в первых рядах горожан.
– Там ты и должен быть по праву. Твое искусство выдвигает тебя вперед, – проговорил Папа, прислушиваясь к шуму за дверью. – Кто там еще ко мне рвется? Неужели Паоло проболтался кардиналам, где я? Пречистая Дева, ни минуты покоя! Прощай, Бенвенуто, после свадьбы я заплачу тебе за чашу и за медаль!.. Господи Иисусе, когда закончится эта суета!
Свадьба папской дочери потрясла столицу. Оскудевшая казна не помешала Его Святейшеству провести брачную церемонию с невиданной пышностью. За один только подвенечный наряд невесты он заплатил две тысячи золотых монет.
Его дочь была одета в белое шелковое платье, рукава и пояс которого были расшиты драгоценными камнями. Шею и полуоткрытую грудь девушки украшало ожерелье из нескольких рядов жемчуга редкой красоты. Золотисто-русые волосы были распущены по плечам, а на голове была надета кокетливая атласная шапочка с бриллиантовой диадемой. Впрочем, и жених не уступал невесте в роскоши одеяния: его костюм был пошит из черной парчи с алым шелком, а на бархатный берет была приколота золотая брошь в виде единорога с глазом из огромного рубина.
После венчания свадебная процессия отправилась во дворец Карлотты. Здесь молодожены несколько часов принимали поздравления и подарки от многочисленных знатных гостей а также от представителей городских цехов и корпораций. Невеста так устала от приветствий, что после их окончания пришлось сделать значительный перерыв перед тем как сесть за праздничный стол.
Пиршество продолжалось до утра. Простой люд веселился на площади у дворца, где были выставлены десятки бочек с вином, а на деревянных прилавках, взятых с рынка, высились горы закуски, привычной для простонародья. Знать отмечала свадьбу в пестрых мавританских залах первого этажа, в которых были установлены специальные воздуховейные машины, спасающие от духоты. Два десятка слуг, сменяясь поочередно, приводили эти машины в движение с помощью сложной системы рычагов и шестеренок.
Блюда на папском столе поражали воображение, как искусностью приготовления, так и разнообразием: здесь было все, что природа могла дать человеку для пропитания, и что он сам мог произвести себе в пищу. Рыба, морские животные и моллюски, мясо диких и домашних животных, птица, овощи и фрукты, – все это подавалось по отдельности и в необычных сочетаниях; пропаренное, прожаренное, промаринованное, засахаренное; цельное, порезанное, измельченное, протертое; политое соусами грибными, ягодными и молочными; с орехами, пряностями, с зеленью и злаками.
Под стать еде были вина: весь перечень итальянских, все известные зарубежные, а также диковинные, привезенные из таких стран, о существовании которых многие и не подозревали.
Свадебный обед во дворце длился три часа, затем брат невесты – герцог Цезарио (сын понтифика и его правая рука в государственных делах) – пригласил гостей подняться на второй этаж, где им предстояло увидеть чудесное зрелище.
Там в одном зале струился фонтан, а в бассейне плавали русалки, которых изображали прекраснейшие девушки. Во втором зале был устроен настоящий лес, и в этом лесу прогуливались прекрасные юноши: каждый из них носил маску какого-нибудь животного.
По сигналу Цезарио заиграли невидимые музыканты, девушки-русалки запели трогательную дивную песню, а юноши стали по одному подходить к гостям и исполнять перед ними пантомимы, посвященные тем животным, маски которых носили.
Все были в восторге от этого мифического спектакля, и Цезарио получил заслуженные похвалы. Оставшуюся часть ночи пирующие посвятили танцам, которые открыли жених и невеста.
С первыми лучами солнца молодоженов отвели в их комнаты, где жених успешно совершил консумацию брака, о чем немедленно было объявлено гостям. Отметив это радостное событие, они разъехались по домам.
На следующий день торжеств не было – все отсыпались, а через день праздник продолжился. На загородной вилле Папы был устроена настоящая испанская коррида в присутствии тысяч зрителей. На возвышении, задрапированном коврами и шелком, сидели новобрачные, – их восславили двенадцать рыцарей, вышедшие на поле, чтобы сразится с быками. Возглавлял рыцарский отряд все тот же герцог Цезарио, который не стал надевать доспехи и вышел на бой в праздничной одежде, показывая полное пренебрежение опасностью. На герцоге был камзол из алого шелка и белой парчи, белые высокие сапоги, черный короткий плащ и черная бархатная шляпа с белым плюмажем, украшенная золотым медальоном с женской головкой.
Белый арабский жеребец, на котором восседал герцог, вызвал восхищенные и завистливые возгласы у знатоков лошадей, а сбруя этого коня была столь же богата, как одеяние всадника: вся белого цвета, усыпанная драгоценными камнями.
В руке Цезарио держал отделанное серебром и золотом копье, которое блистало, как молния, в ярких лучах солнца. Все женщины, присутствующие на корриде, от мала до велика, не сводили глаз с сына Его Святейшества, забыв даже о новобрачных.
Во время боя герцог лично убил четырех быков, а самым драматическим моментом было нападение раненного животного на Цезарио. Бык поранил коня герцога, едва не пропоров бедро наездника. Дамы закричали от ужаса; еще бы секунда, и бык повалил бы наземь, растоптал и разметал Цезарио! Но Цезарио, изловчившись, нанес разъяренному животному мощный удар копьем прямо в хребет. Бык рухнул на песок арены и забился в предсмертной агонии, а зрители бешено захлопали отважному герцогу.
После окончания корриды вкусивший все радости триумфа Цезарио получил выговор от отца, который строго отчитал его за ненужную браваду. Цезарио слушал Его Святейшество со скучающим видом, рассеянно озираясь вокруг.
– А это кто? – вдруг спросил он, показывая на высокого статного мужчину, который под руку с молоденькой девушкой шел к выходу с арены.
Папа оглянулся.
– Вон тот? Это Бенвенуто, мой ювелир.
– Тот самый, которого называют «Неистовым»? – Цезарио внимательно посмотрел на Бенвенуто.
– Да, нрав у него бешеный.
– А талант?
– Талант великий. Потому и держу этого ненормального при себе.
– Позови его. Я хочу с ним познакомиться.
– Что, сейчас?
– Да, сейчас. Почему нет? Я сказал, что хочу с ним познакомиться.
– Ладно… Догоните вон того высокого человека, что идет с молодой девицей! – обратился Папа к своим слугам. – Да вы его знаете, это – Бенвенуто, мой ювелир. Попросите его подойти сюда.
Через несколько минут Бенвенуто вместе со своей спутницей предстал перед Папой.
– Кто эта прелестная юная особа, Бенвенуто? – спросил Его Святейшество, протягивая девушке руку для поцелуя.
– Она? Ну, она, как бы точнее сказать… родственница. Живет в моем доме.
– Ее имя?
– Катерина.
– Ты прелестное дитя, Катерина, – Папа потрепал девушку по щечке. – Прелестна, прелестна! – повторил он, повернувшись к сыну. – Мой придворный ювелир всегда отличался умением распознавать прекрасное.
– Я давно хотел познакомиться с вами, – сказал Цезарио, обращаясь к Бенвенуто. – О вас ходит множество слухов.
– О вас тоже, ваша светлость, – Бенвенуто почтительно поклонился герцогу.
– Значит, мы с вами в чем-то похожи, – усмехнулся Цезарио. – Переходите ко мне на службу, мне нужны хорошие мастера. Мой двор ничем не хуже двора Его Святейшества, а столица моего герцогства будет со временем самым красивым городом мира, или я – не герцог Цезарио!
– Перестань, Цезарио! Зачем ты переманиваешь у меня Бенвенуто? – возмутился Папа. – Ему и здесь неплохо работается.
– Мне бы работалось еще лучше, если бы Ваше Святейшество не задерживали оплату за мои работы, – заметил Бенвенуто.
Цезарио расхохотался:
– Его Святейшество терпеть не может, когда чужие пальцы трут его профиль на монетах. Переходите ко мне, Бенвенуто, у меня вы не будете знать недостатка в кругляшках с изображением моего отца.
– Ну, хватит, Цезарио! Перестань, ты что разошелся? – сказал Папа. – А ты, Бенвенуто, ступай и не гневи Бога. Деньги тебя заплатят, как мы договорились, после свадебных торжеств… До свиданья, милая Катерина! Дай я поцелую тебя в лобик… Прелестна, просто прелестна!
Свадебное гуляние продолжалось еще неделю. Хуже всего пришлось папским гвардейцам и солдатам из гарнизона: задействованные на дежурствах они не смогли толком повеселиться. Зато после праздника, когда их сменила стража из городского ополчения, они получили три дня на отдых и разгулялись вовсю. Франческо все эти три дня пил без продыха, буянил и буйствовал; его товарищи должны были призвать на помощь Бенвенуто, чтобы тот увел своего приятеля домой.