Как украсть миллион. Жизнь и удивительные приключения Бенвенуто Челлини, гения Возрождения — страница 19 из 40

Самостоятельно передвигаться Франческо уже не мог, поэтому Бенвенуто кое-как взвалил его на мула и повез по улице. Франческо, ничуть не смущаясь подобным способом передвижения, сначала без причины смеялся, а затем загрустил.

– Ты, Бенвенуто, счастливый человек, – говорил он. – Судьба тебя балует, и слава ласкает. А я типичный неудачник. Ну, приехал в Рим, ну, поступил в папскую гвардию, и что? Одна скука и канитель. Тоска зеленая… Вот, болтают, скоро начнется война, а я не верю. Не для меня такое счастье. Посмотришь, Папе опять удастся перехитрить всех его врагов, и войны не будет… Бедный я, бедный! И зачем только я на свет родился?

Часть 3. Война как способ проявления неожиданных талантов. О том, как иногда полезнее стрелять по своим, чем по врагу. Как важно иметь в запасе драгоценности на «черный день». Смерть как двигатель искусства

Весь мир вооружился. Пока герцог Цезарио сдерживал вражескую армию, шедшую на Рим с юга, другая вражеская армия подошла с севера и заняла город. Папа, не ожидавший столь внезапного нападения, легко мог быть захвачен в плен неприятельскими солдатами, но они с такой жадностью бросились разорять Рим, что Его Святейшество был совершенно забыт ими и смог укрыться в своем замке в центре города.

Когда о Папе вспомнили, то захватить понтифика было уже невозможно: замок Святого Ангела, в котором он отсиживался, был хорошо укреплен, имел большие запасы оружия, боеприпасов и продовольствия, а папские гвардейцы готовы были сражаться до последнего, получая хорошую плату за ратный труд и надеясь получить еще большее вознаграждение в будущем за преданность.

Бенвенуто, внезапно для себя, стал командиром полусотни папских воинов, с которыми оборонял одну из башен замка. Вообще-то, Бенвенуто собирался уехать из Рима на время войны. Еще до подхода неприятельского войска он успел отправить все свое имущество под охраной верных подмастерьев в принадлежавший ему сельский дом в укромной местности, а Катерину – к ее родственникам в провинцию. Однако военные события затянули Бенвенуто в свой водоворот, а началось все со стычки с вражескими солдатами в городских воротах. Бенвенуто очутился там случайно: задержавшись в Риме для того чтобы получить деньги со своих должников, он хотел покинуть город в то самое утро, когда неприятельская армия подошла к Риму. Таким образом, рассчитывая мирно выехать из города, Бенвенуто вдруг оказался перед фронтом всего вражеского войска.

Сторожившие ворота солдаты из столичного гарнизона еще менее чем Бенвенуто были готовы к встрече с неприятелем, поэтому они растерялись и чуть было не сдались без боя. Однако Бенвенуто, в котором взыграла горячая кровь его воинственных предков, принял командование на себя и приказал солдатам начать стрельбу по врагу. Надолго доблести у защитников Рима, правда, не хватило, – как только неприятель открыл ответный огонь, они разбежались. Но о подвиге папского ювелира быстро узнал весь город, и к вечеру того же дня Бенвенуто получил предложение взять под свое начало полсотни ратников и поучаствовать в обороне замка, в котором скрылся Его Святейшество. Бенвенуто, почувствовавший наслаждение битвы и вкус военной славы, не устоял перед искушением и согласился (к тому же, ему заплатили неплохие деньги вперед).

Командовал он своей полусотней столь уверенно и с такой решительностью, что начальник гарнизона тут же поручил ему еще и вести артиллерийский огонь из пяти пушек, поставленных на башне, которую защищал Бенвенуто.

Артиллерийская стрельба, как известно, один из самых тонких видов военного искусства. Она требует таланта и мастерства, то есть того, что имелось у Бенвенуто в избытке, поэтому он в кратчайший срок научился палить из пушек с удивительной меткостью.

* * *

На третий день осады защитники замка в полной боевой готовности стояли на стенах, ожидая штурма, но занятый грабежами и насилиями неприятель пока не собирался его начинать. Внезапно один из бомбардиров, поступивших под командование Бенвенуто, закричал от отчаяния и гнева. Бенвенуто подошел к нему и спросил:

– В чем дело, Пьетро? Уж не задела ли тебя шальная пуля?

– О нет, синьор Бенвенуто! – отвечал Пьетро, чуть не плача. – Посмотрите вон туда, направо от этого зубца стены. Видите, там внизу, в переулке, кучка негодяев грабит дом, а трое из них вытащили на улицу женщину, завалили ее наземь и собираются надругаться над ней. Видите? Вот и я вижу, но лучше бы мне этого не видеть! Этот мой дом, а женщина эта – моя жена. Боже, боже, ах, я горемыка, ничем не могу ей помочь!

– Как так – не можешь помочь?! У нас есть прекрасный сакр, заряженный картечью. Пальнем по тем мерзавцам, и, клянусь спасением души, никто из них не останется живым! – сказал Бенвенуто.

– Да разве это возможно? Ведь мы убьем и мою супругу, – Пьетро горестно покрутил головой. – Лучше пусть будет опозорена, но жива.

– Откуда ты знаешь, что они не убьют ее, наигравшись? Среди насильников бывают такие нехристи, которых возбуждает зрелище смерти; они вспарывают женщинам животы, чтобы получить большее наслаждение от удовлетворения своей похоти… Ну, хватит рассуждать: смотри один из негодяев уже расстегивает штаны! Где фитиль? Я стреляю!

Бенвенуто быстро навел сакр на троих вражеских солдат, приготовившихся изнасиловать жену Пьетро, и выстрелил. Все трое рухнули, как подрубленные.

Пьетро закрыл глаза от ужаса, а когда открыл, увидел, что его жена бежит к воротам замка, на ходу оправляя юбку. Папские гвардейцы, охранявшие башню перед подъемным мостом цитадели, наблюдали всю эту сцену. Они пожалели несчастную женщину и приоткрыли ей окованную железом калитку в воротах. Однако товарищи тех трех солдат, которых убил Бенвенуто, выскочили из дома Пьетро и тоже понеслись к передовой башне замка, то ли надеясь с ходу захватить ее, то ли для того чтобы отомстить противнику за смерть своих приятелей. Тут Бенвенуто, успевший перезарядить сакр, сделал второй выстрел и уложил и этих солдат, опять-таки не задев женщину.

Так Пьетро воссоединился со своей непоруганной женой, а Бенвенуто обрел славу поразительного стрелка.

Слава эта еще более возросла после того как он убил одного из неприятельских полководцев. Осада замка Святого Ангела была в это время уже в самом разгаре. Враг отрыл траншеи около стен и непрерывно обстреливал защитников замка. Напротив той башни, которую оборонял Бенвенуто, неприятель особенно активно вел траншейные работы, намереваясь, по всей видимости, заложить мины. Работами руководил вражеский офицер высокого чина: по сведениям лазутчиков, большой знаток осадного дела.

Папа был крайне озабочен подрывной деятельностью врага; Его Святейшество частенько выходил на крепостную стену и, спрятавшись за ее зубцами, с тревогой наблюдал за приготовлениями к взрыву. По приказу Папы солдаты из замка неоднократно совершали вылазки против неприятеля, но безрезультатно: все их атаки были отбиты. Можно было бы подвести под неприятельский подкоп свой контрподкоп, но среди осажденных не нашлось ни одного специалиста по минированию и подземным работам. Когда несколько смельчаков все-таки попытались прорыть ход под стеной, то их затея закончилась обрушением части кирпичной кладки с внутренней стороны, поэтому Папа запретил повторение подобных попыток.

…Как-то утром неприятель был особенно активен. Руководивший подкопными работами офицер с рассвета не покидал позиции, отдавая одно распоряжение за другим, и видно было, что дело продвигается. Его Святейшество сильно нервничал.

– Боже мой, боже мой, боже мой! – повторял он. – Взорвут нас, непременно взорвут! Что делать?.. Что же вы молчите, олухи царя небесного? – обратился он к кардиналам, сопровождающим его. – Посоветуйте хоть что-нибудь. Как доходы делить, так вы орете громче ослов, а тут молчите, как рыбы. Ну-ка, распорядитесь, пусть огонь, что ли, откроют по врагу! Ни одного дельного человека нет в моем окружении, прости меня, Господи!

Огонь был открыт, но это ничего не дало: неприятель был слишком далеко, чтобы пули и ядра могли нанести ему ощутимый вред. А офицер, командовавший вражескими солдатами, принялся даже насмехаться над осажденными: он вышел на бруствер траншеи, показывая, что выстрелы защитников замка абсолютно не опасны.

Бенвенуто при виде такой наглости пришел в ярость.

– Ах ты, красавчик! Думаешь, что война – это развлечение? Ишь, разоделся: весь в перьях, в плюмаже, словно на праздник явился! – возмущенно воскликнул он. – Смотри, как бы праздник похоронами не обернулся… Ребята! – обратился он к своим бомбардирам. – Зарядите мне фальконет тройным зарядом самого мелкого пороха, и если Всевышний мне поможет, я разделаюсь с тем щеголем.

Когда фальконет был заряжен, Бенвенуто навел его на вражеского офицера и выстрелил.

Офицер ничуть не испугался; он с усмешкой выхватил саблю и сделал вид, что парирует ею выстрел; в то же мгновение ядро выбило саблю у него из руки, и сабля эта со страшной силой рассекла туловище офицера пополам. Вражеские солдаты закричали от ужаса; подхватив останки своего командира, они бросились бежать с такой поспешностью, как будто боялись, что их тоже вот-вот разорвет выстрелом на части.

Его Святейшество возблагодарил Бога, и тут же приказал гвардейцам занять неприятельские траншеи и уничтожить все подкопные работы. Затем он призвал к себе Бенвенуто и надел ему на палец драгоценный перстень, который снял со своего мизинца.

– Это тебе награда за меткую стрельбу, – сказал Папа. – Но как ты смог попасть с такого расстояния? Никогда не поверил бы, если бы не видел собственными глазами.

Бенвенуто упал перед Папой на колени.

– Простите меня, Ваше Святейшество, за это убийство, а равно и за те, которые я совершил за время пребывания на вашей артиллерийской службе.

Папа поднял руку и осенил его крестным знамением:

– Благословляю тебя, сын мой, и прощаю тебе все совершенные тобой убийства, а также и те, которые ты еще совершишь впредь в защиту апостолической Церкви. Служи ей столь же ревностно, как сегодня, и тебя не оставят Святые Угодники, да и моя милость к тебе останется неизменной.