– Не сомневайтесь, Ваше Святейшество, – ответил Бенвенуто, вставая. – Если на то будет Божья воля, я всех ваших врагов перестреляю!..
Через неделю он отчасти выполнил это обещание. Было воскресенье, и солдаты обеих воюющих сторон, как истинные христиане, ограничивались ленивой перестрелкой друг с другом, дабы не осквернять святой день массовыми убийствами. Епископ Паоло, давний благожелатель Бенвенуто, поднялся к нему на башню.
– Ну, что новенького, Бенвенуто? Как ведет себя неприятель? – спросил он, благодушно щурясь на солнце.
– А вот посмотрите, ваше преосвященство, на гостиницу на площади. Да, да, на эту, у нее вместо вывески нарисовано красное солнце на стене между двумя окнами.
– Отлично вижу. Так что же?
– А то, что к ней час назад подъехало много знатных господ военных. Не иначе, как они пируют там теперь; и сдается мне, что стол их расположен именно позади солнца, а то к чему бы им закрывать ставни на окнах в такую приятную погоду?
Паоло оживился.
– Ах, Бенвенуто, – сказал он, – если бы ты мог послать из пушки ядро по гостинице, ты сделал бы доброе дело; скольких врагов ты уложил бы одним махом!
– Я возьмусь выстрелить в самую середину солнца, – отвечал Бенвенуто, – но проблема в том, что у самого жерла моей пушки находится бочка, наполненная камнями, и я боюсь, как бы сила взрыва и сотрясение воздуха не свалили ее наземь. В таком случае она упадет прямо на нашу крепостную стену, а по стене сейчас как раз прогуливаются кардиналы Алессандро и Джакопо: не случилось бы беды!
– Не теряй попусту времени, Бенвенуто! – возразил Паоло. – Во-первых, бочка так поставлена, что едва ли упадет, но если бы даже она упала, и кардиналы очутились под ней, то это было бы вовсе не так дурно, как ты полагаешь. Папа был бы только рад этому… Пали, друг мой, пали!
Тогда Бенвенуто, недолго думая, выстрелил и угодил ровно в середину солнца; бочка же с камнями, как он и предсказывал, от сотрясения рухнула и обязательно придавила бы Алессандро и Джакопо, если бы они в этот момент не разругались и не отошли друг от друга, осыпая один другого проклятьями.
Добрый епископ Паоло, услышав отчаянные крики кардиналов, с величайшей поспешностью сбежал вниз, а Бенвенуто выглянул посмотреть, куда упала бочка. Он услышал, как Алессандро сказал, что следует убить бомбардира, произведшего этот выстрел, и отдал соответствующее распоряжение своей челяди.
Бенвенуто тут же навел два фальконета на лестницу и стал поджидать с фитилем в руке слуг кардинала. Услышав их шаги, он вскричал:
– Негодные бахвалы, если вы не уберетесь сейчас же прочь, и кто-нибудь сунется ко мне, у меня приготовлены два фальконета, которые обратят вас в прах! Скажите своему кардиналу, что я стрелял во врагов, с которыми мы сражаемся, для того чтобы защитить наших попов, и его в том числе!
Слуги Алессандро потоптались на лестнице, пошептались и ушли. На башню опять взобрался епископ Паоло.
– Вы один, ваше преосвященство? – крикнул ему Бенвенуто. – Если один, то проходите, но если за вами идут те мерзавцы, то, клянусь Распятием, я буду стрелять в вас, хотя вы и хорошо ко мне относитесь! Передайте всем, что если я способен защитить других, то не менее я способен и самого себя защитить!
– Я один, Бенвенуто. Успокойся, ради бога, – промолвил Паоло, боясь шевельнуться. – Друг мой, я желаю тебе только добра и принес благую весть. Его Святейшество доволен твоим выстрелом. Гляди, какая суматоха началась у госиницы, сколько солдат туда нагнали на разборку разрушений, причиненных тобой, сколько носилок с телами оттуда вытаскивают. Поубавилось сегодня офицеров у неприятеля; большой урон ты ему нанес, Бенвенуто!
А еще Его Святейшество просил тебе передать, – добавил Паоло, приближаясь и понижая голос, – что и слава Богу, если бы ты и впрямь убил обоих негодяев внизу. Один из них уже примеряет на себя папскую тиару, а другой так и норовит запустить руки в папскую казну. Так что, если бы ты вместе с вражескими офицерами уничтожил бы еще наших кардиналов, то нынешний день был бы удачен во всех отношениях.
Осада замка. Неизвестный французский художник, начало XV века.
Война продолжалась, и казалось, что ей не будет конца; надеялись на подход войска герцога Цезарио, но он завяз в боях с противником на юге и не смог помочь Риму.
В папском окружении все чаще и чаще раздавался ропот: кардинал Алессандро, не таясь, говорил о том, что пора сдаться на милость врага, и шепотом добавлял, что совсем было бы хорошо вдобавок избавиться от Папы, ставшего виновником столь тяжких бедствий.
Его Святейшество впал в уныние. Размышляя над тем как бы спастись от врагов внешних и внутренних, он пришел к выводу, что с первыми ему будет легче договориться, чем со вторыми, – в рядах неприятельской армии тоже росло недовольство: солдаты хотели домой, дабы там расстратить награбленное добро на развеселые удовольствия. Папу тайком известили о том, что если он заплатит определенную сумму денег, то осада замка будет снята, и неприятельское войско покинет Рим.
Его Святейшество с радостью ухватился за это предложение. Вызвав к себе Бенвенуто, он заперся с ним в комнате с сокровищами.
– Здесь, на столе, лежат мои тиары, а также лучшие драгоценные камни, оправленные золотом, – сказал Папа. – Впрочем, что мне тебе рассказывать; многое из того, что здесь лежит, изготовлено твоими руками. Как ни жаль, Бенвенуто, но тебе придется погубить то, что ты сам же и сделал. Для окончания войны мне нужно золото, поэтому ты должен вынуть все драгоценные камни из тиар и из отдельных оправ, после чего камни мы спрячем, а золото ты перельешь в слитки, соблюдая при этом строжайшую тайну. Спаси нас Бог, если кардиналы Алессандро и Джакопо узнают о том, что мы задумали! Поверь мне, Бенвенуто, они легко пойдут на преступление из-за ничтожнейшего камешка, лежащего на этом столе, а уж за все камни и золото, находящиеся тут, эти корыстолюбцы без малейшего колебания уничтожат пол-человечества!
– Не беспокойтесь, Ваше Святейшество, я знаю, что не следует дразнить голодных собак аппетитной косточкой, – ответил Бенвенуто. – Я-то сохраню ваш секрет, лишь бы вы сами не проболтались о нем.
Вынув все камни из оправ, он завернул каждый из них в бумажку, и передал Папе. А золото, которое весило около двухсот фунтов, Бенвенуто с величайшими предосторожностями перенес в свою башню, где имел особую комнату.
Запершись в ней, он устроил из кирпичей небольшую печь с поддувалом, а внизу поместил зольник в виде блюдца, куда капля за каплей падало золото по мере того, как оно расплавлялось на угольях.
Процесс этот был долгим, поэтому Бенвенуто периодически выходил из комнаты к своим артиллеристам и вместе с ними постреливал по врагу.
– Все стреляешь, брат? – услышал он бодрый голос Франческо у себя за спиной. – Кардиналы очень недовольны твоей пальбой: говорят, что они скоро от нее совсем оглохнут.
– Они и так глухи ко всему, что не касается их ненасытной утробы, непомерного чванства, дикого высокомерия и безграничного властолюбия, – мрачно ответил Бенвенуто.
– Ты прав, брат, но поостеригись ругать их вслух, – они, ой, как не любят обличений! Вспомни об участи Савонароллы.
– Ну, меня-то им не зажарить заживо! Пусть только сунутся, – Бенвенуто похлопал по дулу пушки.
– Пока идет война, ты им не доступен, – кивнул Франческо. – Вот уж поистине: кому война, а кому родная тетка! Война пошла нам обоим на пользу, – ты еще более прославился благодаря своему бесстрашию и меткой стрельбе, а я, как-никак, получил офицерский чин. Кстати, я к тебе с просьбой: одолжи мне на сегодня твоих солдат, защищающих эту башню. Чего они у тебя скучают без дела? Штурма нет и не придвидется, а у меня они разогреют кровь и добудут трофеи. Мне приказано сделать вылазку против вражеского отряда, который группируется возле южных ворот. По всей видимости, это последний резерв неприятеля. Расколошматим его, и можно сказать, вытащим жало у осы. Пусть жжужит тогда, сколько хочет, – нас она уже не укусит!
– Заставлять моих людей идти с тобой я не стану, но если кто-то из них добровольно согласится, я не буду возражать, – ответил Бенвенуто.
– Спасибо, брат! Может быть, ты тоже пойдешь со мной? Не хочешь подраться по-настоящему?
– Я бы, пожалуй, пошел, но не могу. Я сейчас занят кое-чем и не должен покидать башню, – с сожалением сказал Бенвенуто.
– Ну, смотри, вся слава мне достанется! Бой будет замечательным, помяни мое слово! Жди меня с победой, – Франческо обнял Бенвенуто и пошел к лестнице. – Эй, молодцы! – спустившись по ней, крикнул он солдатам. – Кто хочет испытать счастье, следуйте за мной! Сразимся с неприятелем, да поможет нам святой Георгий! Ну, и без добычи пусть он нас тоже не оставит!
После ухода Франческо, Бенвенуто направился в свою комнату, чтобы добавить углей и поддуть жару в печку. Через некоторое время он услышил звуки стрельбы, доносившиеся от южных ворот, и понял, что Франческо уже завязал бой с неприятельским резервом.
Занявшись плавильной печью, Бенвенуто принялся производить некоторые изменения в ней для ускорения процесса плавки. Он так сильно увлекся этим занятием, что одному из вернувшихся из боя солдат пришлось дважды звать своего командира, пока тот не откликнулся.
– Что случилось? – спросил Бенвенуто, выйдя из комнаты.
– Беда, синьор, – сказал солдат, не решаясь взглянуть ему в глаза. – Ваш друг синьор Франческо убит.
– Убит? Франческо? – переспросил Бенвенуто, не веря своим ушам. – Как это могло произойти? Ты сам видел?
– Его убили в четырех шагах от меня. Синьор Франческо с такой яростью набросился на неприятеля, что вклинился в его ряды подобно ножу, входящему в масло. К сожалению, он слишком далеко оторвался от нас, поэтому его окружили и хотели взять в плен. Но куда там: он кромсал направо и налево, вперед и назад; враги отлетали от него, как шавки от разъяренного медведя! Мы бросились к нему на помощь и почти добрались до синьора Франческо, но тут в него выстрелили в упор: он пошатнулся и рухнул на землю; нам оставалось лишь вынести из боя его бездыханное тело. Какая потеря для армии: какой был воин, какой храбрый офицер! Да успокоит Господь его душу!