Не буду упоминать о том, как этот адский Бенвенуто хотел лишить меня жизни, – сказал Алессандро со смиренным вздохом. – Стреляя из пушки якобы по врагу, он едва не убил меня, а вместе со мной его жертвой мог стать достойнейший и честнейший кардинал Джакопо, возглавивший ныне казначейство. Видимо, этот разбойник Бенвенуто уже тогда намеревался избавиться от всех, кто мог вывести его на чистую воду.
Я прощаю ему покушение на мою жизнь, – я буду молиться, чтобы Бог направил Бенвенуто на путь раскаяния и спас его грешную душу. Однако нельзя при этом забывать и о законности: Господь возложил на меня тяжкое бремя власти не только духовной, но и светской; если я стану нарушать законы, то какой пример я подам нашим добрым гражданам? Как христианин я простил Бенвенуто, а как правитель приказываю арестовать его за совершенные им преступления и держать в тюрьме до окончания расследования. Когда выяснятся все обстоятельства его злодейских дел, мы вынесем ему свой приговор.
Между тем, Рим понемногу стал оживать после вражеского нашествия, откуда-то появились богачи с большими деньгами, и спрос на ювелирные изделия стремительно возрос.
Бенвенуто трудился до изнеможения; дошло до того что он перестал спать со своей юной служанкой Катериной, а она вернулась из провинции чрезвычайно похорошевшая: ее угловатые девичьи формы округлились, и во взоре появилась страсть. В другое время Бенвенуто много раз воздал бы Катерине должное, но теперь он работал.
До него доходили слухи об интригах его недоброжелателей, о клевете, распространяемой его врагами, и о ненависти, питаемой к нему новым Папой, но он отмахивался от этих слухов, как от мух, надоедливых, но неизбежных в летнюю пору. К тому же, он не знал за собой каких-то особых прегрешений, кроме тех, которые были уже известны и прощены.
Однажды прекрасным летним утром, накануне праздника Тела Господня, проработав более трех часов над заказом одной знатной синьоры, Бенвенуто вышел немного прогуляться. Не успел он дойти до угла улицы, как дорогу ему загородил начальник стражи Креспино со своими людьми.
Четверо из них тут же встали за спиной Бенвенуто, а начальник стражи сказал:
– Ты задержан по повелению Его Святейшества.
– Я? – изумился Бенвенуто. – Креспино, ты принимаешь меня за другого!
– Нет, ты – искусный мастер Бенвенуто, я тебя отлично знаю. Да тебя весь город знает после того как ты прославился при обороне замка Святого Ангела! Вот в этот-то замок я обязан тебя отвести.
– Кто бы мог подумать, что место моей славы станет мне тюрьмой! – воскликнул Бенвенуто с горькой усмешкой.
– Ну, заточение в замке – это почетно, – уважительно произнес Креспино. – Туда заключают только вельмож и талантливых людей, таких, как ты; меня, например, туда никогда не посадят… Отдай мне твое оружие.
При этих словах начальника стражи четверо его подчиненных, стоявших позади Бенвенуто, набросились на арестованного, отняли у него кинжал, висевший на поясе, а заодно забрали и кошелек.
– Дурачье! – закричал на них Креспино. – Вы что, не понимаете, что он – важный человек, и еще не понятно, чем закончится его дело? Верните ему деньги! Исполняйте единственно вашу обязанность – смотрите за тем, чтобы он не убежал!.. Извини этих олухов, Бенвенуто, – прошептал он, взяв арестованного под руку. – Ты сам понимаешь, что умный и честный человек пойдет служить в полицию лишь от крайнего отчаяния, а так к нам идут одни недоумки, воры, подлецы, ублюдки с дикими наклонностями и всякое прочее отребье. Между нами говоря, все они достойны тюрьмы или казни, и часто в большей степени, чем те, кого они ловят…
Пожалуйста, не сопротивляйся и не пытайся бежать, это бесполезно. А в замке для тебя приготовлена прекрасная камера на верхнем этаже одной из башен: там свежий воздух, там ласточки щебечут у своих гнезд, а из окна открывается удивительный вид на Рим… Пойдем, Бенвенуто, пойдем! Ты ведь ни разу еще не был в тюрьме?.. Вот видишь, так бы и всю жизнь прожил, не побывав там.
История Св. Бернардина. Художник Пьетро Перуджино.
Допрос Бенвенуто продолжался уже более получаса. Трое дознавателей олицетворяли собою три основные статьи обвинения: мессер Пьеро, действующий в интересах фиска, пытался найти драгоценные камни, которые пропали при переплавке папских тиар; мессер Кативанцо разбирал подробности уголовных преступлений Бенвенуто, направленных против мирных обывателей; мессер Бенедетто от имени Церкви расследовал дело о еретичестве Бенвенуто, о его колдовстве, богохульстве и разврате.
Допрос велся вначале мягко. Дознаватели убеждали подозреваемого, что в случае его добровольного признания он не будет подвергнут суровому наказанию. При этом мессер Пьеро гарантировал ему значительные налоговые льготы в будущем, мессер Кативанцо обещал полную амнистию за все проступки, а мессер Бенедетто напоминал Бенвенуто о милосердии Божием.
Каждый из них говорил гладко и убедительно, но беда была в том, что они постоянно перебивали друг друга, поэтому Пьеро, Кативанцо и Бенедетто сильно разгорячились и чуть не подрались; понять же смысл их речей было решительно невозможно.
Бенвенуто прервал перебранку следователей.
– Синьоры мои, – сказал он, – скоро час пройдет, как вы говорите о пустяках, болтаете и тараторите. А так как болтать все равно, что говорить глупости, а тараторить – значит говорить и ничего не сказать, то я прошу вас объяснить толково, чего вы от меня хотите, и в чем я должен признаться. Я с нетерпением ожидаю услышать от вас хоть что-нибудь разумное, а не пустые слова.
Услышав это высказывание, мессер Пьеро не смог сдержаться и закричал:
– Ты говоришь со слишком большой самоуверенностью и даже с наглостью! Скоро ты сделаешься покорен, как собачонка, выслушивая мои слова, которые уже будут не болтовней, а основательными обвинениями, и против них тебе будет невозможно возразить!.. Итак, я начинаю, – сказал он, переведя дух. – Нам известно, что ты был в Риме, когда он подвергся разрушению. Ты находился тогда в этом самом замке, где служил бомбардиром. Так как ты по ремеслу ювелир и золотых дел мастер, наш покойный Папа поручил тебе вынуть все камни из его тиар и отдельных золотых оправ для того, чтобы после переплавить золото в слитки. Эти слитки Папа отдал захватчикам в качестве откупного за снятие ими осады с замка и уход их из Рима, а камни были зашиты Его Святейшеством в подкладку его ризы; ныне они найдены, но несколько штук, наиболее ценных, пропали. Вывод очевиден: воспользовавшись доверчивостью покойного понтифика, ты тайком присвоил себе часть драгоценных камней на сумму более восьми тысяч золотых монет. Теперь мы тебе решительно объявляем, чтобы ты озаботился вернуть эти камни или их стоимость в казну.
Бенвенуто облегченно рассмеялся.
– Благодарение Богу! – воскликнул он. – Я впервые заключен в темницу в своем зрелом возрасте, и Господу угодно было, чтобы это произошло не в наказание за какую-нибудь из шалостей, которые, чего скрывать, случались со мной в молодости.
По существу же ваших обвинений могу ответить следующее: если бы даже был бы за мной тот грех, о котором вы говорили, то я все же не подлежал бы за него наказанию. Подумайте сами: в то смутное время существовало полное беззаконие, и я легко мог бы оправдаться тем, что мне было поручено покойным Папой хранить драгоценности для святой апостолической Церкви до тех пор пока не наступит мир, и я не передам их тому, кто имел бы право потребовать их у меня. Вот так я мог бы оправдаться, но я не нуждаюсь в оправдании. Уже много лет я живу в Риме и за это время выполнил большое число ценных заказов, и ни разу никто не посмел обвинить меня в краже или в мошенничестве! Разве мог я замарать мое имя воровством?
Вообще, прежде чем меня схватить, вам бы следовало справиться с описью ценностей, которую вот уже пятьсот лет скрупулезно ведет апостолическая сокровищница. Если бы в описи обнаружилась какая-нибудь нехватка, то лишь тогда вы имели бы законное основание для моего ареста. Но я уверен, что таковой нехватки не может быть, поскольку не было ни единой ценной вещицы, которую туда бы не вписали. В полной мере это относиться и к тем камням, что я вынул из папских тиар и отдельных оправ, – они тоже были вписаны в соответствующую книгу после того, как мы с покойным Папой зашили их в подкладку его ризы. Посмотрите записи в этой книге, ведь она сохранилась, и вы поймете, что я прав. Если же каких-то камней потом не досчитались, то спрашивайте у того, кто расшивал ризу после смерти Папы. Я слышал, что этим человеком был кардинал Джакопо, наш теперешний казначей…
Я прибавлю только, что один свой перстень Папа подарил мне в награду за меткую стрельбу; кроме того, я точно знаю о пропаже его перстня с бриллиантом, стоимостью около шестисот золотых монет. Произошло это так: когда покойный Папа уговаривался с грабившими Рим и осквернявшими нашу святую Церковь разбойниками, то с их стороны в числе прочих находился некий Сатинарис. При заключении соглашения с этими убийцами Папа уронил с пальца упомянутый мною перстень, а Сатинарис поднял его, не изъявляя желания вернуть владельцу. Тогда Его Святейшество, не вступая в пререкания с мерзавцем, сказал ему, чтобы тот оставил перстень себе на память. Это происходило в моем присутствии, поэтому я могу вам объяснить, куда подевался тот перстень с бриллиантом, но полагаю, что и без моих объяснений вы найдете упоминание о пропаже с описанием подробностей в казначейской книге.
– Как ловко ты защищаешься! – перебил его Пьеро. – Чувствуется большой опыт в подобных делах. Но нас тебе не провести: кроме тебя некому было присвоить недостающие в казне драгоценности. А твои грязные намеки на отца-казначея Джакопо – просто клевета и попытка отвести подозрения от себя. Итак, говорю тебе в последний раз, Бенвенуто, поторопись вернуть камни, иначе мы прибегнем к более серьезным средствам, чем слова!
– Странно мне слышать от вас подобные угрозы. Впрочем, я не знаю ваших следственных и тюремных порядков: может быть, у вас так принято обращаться с арестованными, – язвительно произнес Бенвенуто. – Я никогда прежде ни здесь, в Риме, ни в ином месте заключению в тюрьму не подвергался.