Неожиданной радостью для него стал приход Пьетро – того бомбардира, с которым он оборонял замок, и который помогал Бенвенуто делать модель памятника Франческо.
Пьетро привел синьор Джорджио, который сам не подошел к Бенвенуто, а встал поодаль.
– Увы, дорогой мой, больше мы не сможем с вами обедать! – крикнул синьор Джорджио. – Дело в том, что я вчера умер. Вы чувствуете: от меня уже смердит, поэтому я не подхожу к вам близко, – боюсь потревожить ваше обоняние. Прошу этих дураков, что у меня в подчинении, выкопать мне могилу, но они отказываются. Ну чего проще, – вырыть для покойника могилу, похоронить его и завалить могильной плитой, – но они не понимают этого! В результате, хожу по замку и воняю; вдобавок ко всему за мной ползает целый легион земляных червей, которые уже почуяли запах мертвечины. Вот они, смотрите, и здесь они ползают, они повсюду, повсюду!.. Ах, это невыносимо, дорогой мой, быть покойником и не иметь могилы! Пойду еще раз попрошу моих идиотов, чтобы они похоронили меня. Прощайте, дорогой мой; жаль, что мы с вами так и не полетали!
Пьетро, вытаращив глаза, выслушал эту тираду коменданта.
– Не удивляйся, приятель, – сказал Бенвенуто, когда синьор Джорджио ушел. – На такой должности нормальный человек работать не может. Этот хоть безобиден. Но как тебя пропустили ко мне? Последние три недели ко мне никого не пускали.
– Епископ Паоло и синьора Карлотта подкупили канцеляриста Папы, и я получил разрешение, – ответил Пьетро с загадочным видом.
– Вот новости! – воскликнул Бенвенуто. – Паоло и Карлотта хлопочут обо мне! Но почему они направили именно тебя?
– Я сам хотел вас навестить, но не решался, а потом ко мне пришел человек от епископа Паоло и вызвал меня к нему. Оказывается, епископ помнит, как мы с вами ловко стреляли из пушек по врагу, – Пьетро довольно улыбнулся. – Но теперь-то я оставил военную службу и открыл бакалейную лавку.
– Зачем же тебя вызвал Паоло?
– Епископ просил передать вам, что по-прежнему очень хорошо к вам относится… Остальное позвольте прошептать вам на ухо, – Пьетро оглянулся, встал на цыпочки и зашептал. – Его Святейшество, наш новый Папа, ненавидит вас и хочет погубить. Но вы не должны отчаиваться, у вас есть покровители. Очень многие влиятельные люди недовольны тем, как его высокопреосвященство кардинал Джакопо, папский казначей, распоряжается деньгами Церкви. Его хотят сместить, и ваше обвинение против него в присвоении драгоценностей покойного Папы может сыграть важную роль в падении кардинала Джакопо. Держитесь своих слов, и епископ Паоло вас не оставит! К тому же, как вам известно, его высокопреосвященство кардинал Джакопо живет во дворце, который раньше принадлежал синьоре Карлотте. Как я понимаю, синьора очень бы хотела вернуть себе этот дворец, построенный для нее покойным Папой. Это уж мое рассуждение, я тоже кое-чего смыслю в политике! Кроме того, мне велено сказать вам, что вас знают везде, где ценят искусство. Ваши восхитительные работы имеются у важных персон во многих странах, поэтому у вас найдутся покровители и за рубежом.
– Спасибо, Пьетро, – Бенвенуто обнял его. – Но я все-таки не понял, почему ко мне направили именно тебя. Паоло мог бы прислать одного из моих подмастерьев или мою служанку Катерину. Они часто ходили ко мне, и их очередной приход не вызвал бы подозрений.
Пьетро тяжело вздохнул:
– Не вынуждайте меня расстраивать вас, синьор Бенвенуто. Вам и без того несладко тут живется.
– Что такое? Говори! Что случилось? Ну же! – Бенвенуто потряс Пьетро за плечи.
– Ах, синьор! Ваша лавка, ваш дом со всем имуществом и со всеми ценностями взяты в казну.
– Как взяты в казну? На каком основании?
– В залог на время следствия.
– Вот это новшество! – вскричал Бенвенуто. – Без разбирательства, без суда! Да есть ли у нас законность?!
– Вы – большой человек, синьор, и забыли то, что никогда не забываем мы, маленькие люди: законность – это палка в руках властей. Они могут ей погрозить вам, а могут и наказать так больно, как им захочется, – Пьетро безнадежно махнул рукой.
– Что ты мне объясняешь! Будто я сам не знаю, какие у нас порядки! – вспылил Бенвенуто. – Это я просто так, от неожиданности, брякнул про законность. Но где мои подмастерья, где Катерина? Ее-то, надеюсь, не взяли в залог?
– О, насчет Катерины можете не волноваться! – засмеялся Пьетро. – Она дала тягу с вашим первым помощником Асканио еще до того как забрали ваше имущество! Все кумушки столицы судачили об этом. Говорят, что Катерина и Асканио прихватили с собой и кое-что ценное из вашего дома.
– Вот негодники! – покачал головой Бенвенуто. – Быстро они сыгрались: видимо, их инструменты были настроены на один лад. Ну, голубчики, дайте только мне выйти отсюда, я с вами разберусь!
– Епископ Паоло велел мне еще вручить вам эти деньги, – сказал Пьетро, вынимая кошелек из-за пазухи.
– Сколько здесь? – Бенвенуто открыл кошелек и пересчитал монеты. – А, понятно! Он так и не заплатил мне полностью за последний заказ. Все равно, поблагодари его от меня и скажи, что я остаюсь его верным слугой. Когда сидишь в тюрьме, нельзя отказываться ни от друзей, ни от денег. А кошелек пусть хранится у тебя, так надежнее. Я оставлю себе только пару золотых, этого пока хватит.
После посещения Пьетро обнадеженный Бенвенуто ждал своего скорого освобождения, однако вопреки этим ожиданиям он не только не был освобожден, но режим его заключения ужесточился. Коменданту замка дали помощника, который быстро взял бразды правления в свои руки. Синьор Джорджио был этому несказанно рад, потому что как раз в это время сделался лягушкой, прыгал по двору и пытался ловить мух языком, а подобный способ добычи пропитания оказался нелегким: комендант вынужден был посвящать ловле мух все свое время, совершенно забросив службу.
Отвлекшись на несколько минут для того чтобы кратко ввести помощника в курс дела, синьор Джорджио не забыл, однако, упомянуть Бенвенуто, к которому питал искреннюю симпатию.
– Дорогой мой, – сказал он, – обратите особое внимание на синьора Бенвенуто. Это – великий человек, он один согласился полетать со мной, когда я был птицей. Но у него слишком большие крылья, и я опасаюсь, как бы он не улетел из своей башни, не дождавшись, пока я снова не обрасту оперением. Согласитесь, обидно будет, если он станет летать, когда я прыгаю.
– Не беспокойтесь, синьор Джорджио, я не допущу этого, – утешил коменданта его помощник. – Обещаю вам, что Бенвенуто не сможет улететь.
Помощник сдержал слово. В тот же вечер Бенвенуто был переведен из башни в подвал, в подземную камеру, залитую водой и кишевшую мерзкими мокрицами. Ему бросили на пол тощий тюфяк из пакли; ужинать не дали, сказав, что кормить отныне будут лишь раз в день, в обед. Подвал, в который поместили Бенвенуто, в замке называли «подземельем смерти»: ни один заключенный не мог прожить там более полугода, обычно же узник умирал в этом подвале через три-четыре месяца.
Вскоре Бенвенуто ощутил на себе, насколько верным было название его тюрьмы. Дня через три тюфяк загнил, от напитанной влагой одежды на теле появилась сыпь, а суставы стали нестерпимо ныть от постоянной сырости. Через пару недель что-то странное начало происходить с зубами: до того крепкие и здоровые, они вдруг стали отмирать, при этом корни отмирающих зубов выходили из своих ячеек, причиняя нестерпимую боль кровоточащим и опухшим деснам. Несколько дней Бенвенуто не мог есть, но затем зубы принялись выпадать один за другим с легкостью ножа, выходящего из ножен. Немало их выпало таким образом, но зато боль отступила, а пищу Бенвенуто научился пережевывать сохранившимися зубами.
Свет в подземную камеру проникал через узкое окошко под потолком, всего на полтора часа в день, и это было благом, потому что в темноте Бенвенуто впадал в приятное беспамятство, сладость которого непрерывно возрастала. Он чувствовал, как мало-помалу угасает, но у него не было страха, напротив, радостные и светлые видения начали посещать его. Являлся к нему, например, небесный ангел в облике юноши редкой красоты и вел с ним поучительные душеспасительные беседы, каждое слово которых бальзамом изливалось на душу узника; к несчастью, Бенвенуто не мог, очнувшись от забытья, вспомнить тех прекрасных слов, о чем горько сожалел.
Однажды Бенвенуто стал умолять ангела о великой милости: о том, чтобы тот перенес его в такое место, где можно было бы видеть солнце. Бенвенуто сказал, что это его единственное и последнее желание, и обещал умереть довольным, если сподобится еще хоть раз лицезреть дневное светило. И ангел сжалился над Бенвенуто, – подхватил его, подобно вихрю, и перенес в какой-то огромный бесконечный зал.
Везде тут были люди, – тысячи, миллионы людей. «Все, кого ты здесь видишь, окончили свое бренное существование», – строго сказал ангел. Бенвенуто хотел что-то спросить, но ангел приложил палец к губам. «Следуй за мной, и ты все узнаешь», – сурово произнес он. В тот же миг на Бенвенуто оказалась кольчуга, а в руке он держал маленький кинжал. «А, вот оно что, – догадался Бенвенуто, – мне предстоит сразиться с кем-то. Но обороняться я должен или нападать?» На лице ангела промелькнула досада, и Бенвенуто понял, что произошла ошибка. Действительно, в следующий момент они с ангелом уже шли по узкой темной улице, а вместо кольчуги на Бенвенуто была надета белая рубаха. Взглянув влево от себя, он увидел фасад дома, освещенный солнцем. «Как мне подняться достаточно высоко, чтобы посмотреть на солнечный шар?» – спросил Бенвенуто ангела. Тот указал ему на ступени, находившиеся справа, и ответил: «Иди туда».
Бенвенуто бросился к лестнице, взбежал по ней наверх, и блеск солнечных лучей ослепил его, заставив закрыть глаза. Устыдившись своей слабости, он вновь открыл их и сказал: «О дорогое мое, желанное солнце, я не хочу ни на что другое любоваться, как на твой сияющий лик, хотя бы твои лучи меня совсем ослепили!».
Пристально смотрел он на солнце несколько секунд, как вдруг оно отбросило свои лучи в сторону и стало похоже на расплавленное золото, так что он мог уже на него глядеть спокойно. Восхищенный этой божественной милостью Бенвенуто громко воскликнул: «О, сколь славно и чудно твое могущество! И сколь твоя благость превзошла все мои ожидания!»