Освободи, Всевышний, из моих оков.
Велик, бессмертен, свят вовеки Ты,
Податель жизни, всеблагой, всеправый.
Тебе, наш Отче, и хвала и слава.
Я раб Твой, – отвори же мне острог!
Обратившись к Богу и будучи уверенным в его помощи и поддержке, Бенвенуто решил бежать из тюрьмы. План побега был очень прост: следовало выйти из камеры, спуститься из башни на внутреннюю стену крепости, затем – во двор между внутренней и внешней стеной. Из двора надо было подняться на внешнюю стену, с нее – спуститься в хозяйственный дворик, примыкающий к внешней стене, а уж из него выйти на улицу. Кому-то все это могло показаться невыполнимым, но только не Бенвенуто: он был убежден, что если человек по-настоящему захочет чего-нибудь, то он добьется этого.
Некоторая сложность была лишь в том, чтобы выйти из камеры: путей-то, собственно, было много – через дверь или через окно, через стены, через пол или через потолок, – но на каждом пути были определенные преграды. Дверь, например, была чересчур крепка и обита листовым железом; замок на ней стоял надежный, а снаружи она дополнительно запиралась тяжелым засовом. Можно было, конечно, заставить Дуранде открыть ее, даже вывести Бенвенуто из башни, но выйти с узником из замка тюремщик не мог, – его бы задержали караулы. Помимо всего прочего, Бенвенуто вообще не хотел связываться с Дуранде, слишком тот был труслив и ненадежен.
Путь через окно преграждала крепкая тройная решетка, намертво вделанная в оконный проем, – вынуть ее было невозможно, перепилить нечем. Пол был сложен из массивных каменных плит, а стены имели двойную кладку, то есть и эти пути отпадали. Значит, оставался один выход – через потолок. Он был деревянным, в нем можно было проделать отверстие, через него вылезти на чердак и оттуда – на крышу, а с нее – на стену, и так далее, до полного освобождения.
Определившись с путем бегства, Бенвенуто раздобыл необходимый для этого дела инструмент. Он убедил несчастного Дуранде, что того подстерегают злые демоны, готовые вселиться в его душу, и для борьбы с ними необходимы особые заклинания. Эти заклинания надо было произнести, поместив кинжал над пламенем свечи. Поскольку свеча у Бенвенуто была, то оставалось раздобыть кинжал, который ему и принес Дуранде.
Заодно Дуранде принес Бенвенуто новые простыни, – это уже не для магии, а потому что старые простыни пришли в полную негодность. Заключенные имели право менять белье за свой счет, отдавая старое и получая новое, так что эта просьба не вызвала у Дуранде никаких подозрений. Бенвенуто, однако, не вернул старые простыни, но напуганный демонами тюремщик не обратил на это внимания. Между тем, простыни были нужны Бенвенуто для побега. Нарезав из них ленты, он связал их между собой, и у него получилось несколько крепких веревок, которые Бенвенуто спрятал в своем матрасе, вытащив из него часть сена.
Теперь следовало проделать отверстие в потолке, чтобы попасть на чердак. С помощью принесенного Дуранде кинжала Бенвенуто принялся за работу. Каждую ночь он пилил лиственничные доски потолка над своей кроватью, а наутро тщательно собирал опилки и прятал их в свой матрас; пропилы же на потолке заделывал воском от свечей и замазывал грязью. К счастью, потолок не мыли, по меньшей мере, лет двести, и на нем был слой грязи толщиной в ладонь.
Работа продвигалась быстро, и через несколько дней Бенвенуто прорезал довольно большое отверстие в досках, оставив лишь узкую перемычку, чтобы вырезанный им кусок не отвалился.
Тут все предприятие чуть не пошло прахом из-за синьора Джорджио. Он почувствовал облегчение от болезни и пришел навестить Бенвенуто.
– Дорогой мой! – радостно закричал комендант. – Какое счастье снова видеть вас! Увы, я был лишен этой возможности в последнее время: внезапно я превратился в лягушку, а вы знаете, как тяжело передвигаться прыжками. Моих сил хватало лишь на то чтобы допрыгать до отхожего места и обратно. Хорошо еще, что мне прислали помощника, и он выполнял мои должностные обязанности. Кстати, он сказал мне, что вы собирались улететь из замка, поэтому он вынужден был посадить вас в подвал. Как вам не стыдно, дорогой мой, ведь мы же договорились улететь вместе! Ну, ладно, не будем вспоминать прошлое, теперь все позади. Помощника отозвали, и я опять на своем посту.
К сожалению, сейчас мы с вами не сможем полетать: во-первых, у меня еще не отрасли крылья, а во-вторых, вам запрещено выходить из башни: как я понимаю, Папа просто завидует вашей способности летать. Между нами говоря, оно и понятно, – у него-то самого крылышки крохотные, и если он попробует взлететь, получится презабавное зрелище: он будет лишь вспархивать над землей подобно петуху! – комендант расхохотался, представив себе эту картину. – Ну, ничего, дорогой мой, мы с вами полетаем, обязательно полетаем! Времени у нас много, торопиться некуда…
Однако, какая у вас грязь, – сказал синьор Джорджио, осмотрев камеру Бенвенуто. – Как я раньше этого не замечал? Мои бездельники совсем перестали убирать комнаты узников. – Немедленно вычистить здесь все! – приказал комендант, обращаясь к Дуранде. – Синьор Бенвенуто должен жить в чистоте. Погляди на потолок, лентяй, он такой черный, будто мы в преисподней!
Дуранде состроил кислую мину, а Бенвенуто поспешно произнес:
– О нет! Не заставляйте его убирать, если не хотите убить меня!
– Я вас не понимаю, – удивился синьор Джорджио.
– Видите ли, как неопровержимо доказали врачи, чистота – враг здоровья. От чрезмерной чистоты наш организм теряет свою силу и становится беззащитен перед болезнями. Точно так же доказано, что слишком чистый воздух вреден для легких, – он раздражает их стенки и может вызвать чахотку. Недаром, у скотников и золотарей никогда не бывает этого заболевания, а испанцы, мудрые люди, устраивают отхожее место на кухне. Умоляю вас, синьор Джорджио, не приказывайте убирать мою камеру, если не хотите моей смерти.
– Успокойтесь, дорогой мой, я ваш друг, и хочу вам только добра, – проникновенно сказал комендант. – Видит Бог, я и не подозревал, что чистота столь вредна для человека. Спасибо, что просветили; отныне я вообще перестану мыться… А ты, дуралей, – обратился он к Дуранде, – не смей убирать в комнате синьора Бенвенуто! Иначе я тебя так взгрею, что своих не узнаешь!
– Как прикажете, синьор комендант, – ответил довольный Дуранде, расплываясь в улыбке.
Настала ночь накануне праздника Всех Святых. Когда в замке заступила на дежурство ночная стража, Бенвенуто быстро принялся допиливать перемычку вырезанного им отверстия в потолке и задолго до полуночи закончил свой труд.
Достав из матраса веревки, Бенвенуто обмотал их вокруг живота, поставил на кровать табурет, осторожно залез на него и, подтянувшись на руках, попытался протиснуться в пропиленное отверстие. Ему это удалось, отверстие было достаточно широким, но внезапно он уперся головой в какое-то препятствие. Бенвенуто дернулся вправо, потом влево, но пролезть никак не удавалось. Чертыхаясь, он слез с табурета, взял свечу, снова забрался наверх и осветил пролом в потолке. Оказалось, что как раз над тем отверстием, которое проделал Бенвенуто, на чердаке проходила массивная балка, и для того, чтобы ее обойти, надо было существенно расширить люк.
Бенвенуто выхватил кинжал и начал яростно резать потолочные доски. Щепки летели во все стороны, пламя свечи трепетало от тяжелого дыхания Бенвенуто, пот лился с него ручьем, но когда часы на церкви пробили полночь, он был чердаке!
Осмотревшись, Бенвенуто заметил, что крыша башни прогнила до дыр. Без всякого усилия он отломал несколько досок, разобрал черепицу и вылез наружу; затем, изловчившись, накинул петлю одной из своих веревок на шпиль башни и привязал к этой веревке еще одну и еще, чтобы спуститься на крепостную стену. По стене ходили караульные, но Бенвенуто повезло: когда он спускался, часовой, охранявший башню, стоял с другой ее стороны и смотрел на огни карнавала в городе.
Также, с помощью веревок, Бенвенуто спустился во двор перед второй стеной, нашел лестницу, ведущую наверх, взобрался по ней на эту стену, – и лицом к лицу столкнулся с солдатом, стоявшим тут на посту.
Солдат, явно не ожидавший такой встречи, сильно растерялся и, открыв рот, изумленно уставился на узника. А Бенвенуто немедленно наставил на солдата кинжал и грозно прошипел:
– Если ты пошевелишься или издашь хоть малейший звук, клянусь Распятием, я заколю тебя! Все что от тебя требуется – это не мешать мне. Я, без следствия, без суда, без вины был заключен в этот замок, который сам же оборонял от врагов. Может быть, ты помнишь меня, я – Бенвенуто, командовавший бомбардирами. Если ты поднимешь шум, ты погубишь меня, безвинного, а тем самым погубишь и свою душу! Дай мне спокойно уйти, и Бог вознаградит тебя.
Солдат сглотнул слюну и просипел:
– Я помню вас, синьор Бенвенуто. Делайте, что задумали, а я ничего не видел, ничего не слышал.
Сказав так, он повернулся и ушел, а Бенвенуто привязал последнюю оставшуюся у него веревку к стене и стал спускаться в хозяйственный дворик. Веревка, однако, была слишком коротка, она не доставала до земли футов пятнадцать, поэтому Бенвенуто пришлось прыгать. Резкая боль пронзила его правую лодыжку. Он хотел подняться, но не смог и понял, что сломал ногу.
На левом боку он пополз к воротам хозяйственного дворика. Добравшись до них, Бенвенуто стал отчаянно копать землю под воротами, каждую минуту боясь услышать сигнал тревоги из замка. Как ни удивительно, все было тихо, и через час Бенвенуто отрыл подкоп и выполз по нему на волю.
Улицы около замка были пусты и безлюдны; лишь где-то вдалеке слышны были взрывы петард и буйные крики загулявших горожан. Бенвенуто, превозмогая боль, полз и полз вперед, пока не увидел заброшенный дом с крохотным садиком за забором. Забравшись в этот садик, Бенвенуто потерял сознание.
Он очнулся уже на рассвете. По улице кто-то шел, слышны были звуки шагов, кашель и цоканье копыт. Выглянув из своего убежища, Бенвенуто заметил водовоза, который вел на поводу осла, нагруженного пустыми корчагами.