– Я возьму себе немного этого золота, а остальное заберешь ты; заберешь так же причитающееся мне по завещанию отца, – твердо заявил Бенвенуто, заранее отметая все возражения.
– Господи, зачем мне столько? – всплеснула руками Козочка, покраснев от смущения.
– А мне зачем? – возразил Бенвенуто. – У меня нет ни жены, ни детей, а на одного себя я всегда заработаю. Не спорь со мной, сестра, – как я сказал, так и сделаю.
Козочка поцеловала его в лоб.
– Бог отметил тебя своей благодатью еще при рождении, милый мой братик. На десять человек хватило бы того, что он дал тебе, а главное, он дал тебе доброе сердце.
– Это правда, – кивнул Бенвенуто. – Я не терплю несправедливости, наглости, невежества, хамства и высокомерия, но сам я за всю жизнь никого не обидел и никому не причинил вреда без причины. Меня много раз обижали и пытались унизить; я вынужден был защищаться, а в результате, меня гнали, как дикого зверя, запирали в клетку, пытались убить!
– В клетку? Убить?! – в ужасе переспросила сестра.
– Вот и в родном городе я не могу оставаться надолго, – продолжал Бенвенуто. – Мои враги поклялись уничтожить меня, когда изгоняли отсюда в годы моей молодости, и я думаю, что они не забыли своего обещания. К счастью, некоторые из них уже умерли, как писал мне отец, но, увы, далеко не все: может быть, чума теперь их возьмет, будь они прокляты!
– Ай, Бенвенуто, разве можно желать зла людям? – укоризненно произнесла Козочка.
Он отмахнулся от ее слов.
– Одним словом, завтра поутру я отрою наш клад, заберу из него несколько монет, остальное снова спрячу, и покажу тебе, где будет храниться это золото. Оно – твое, но не спеши его тратить, пусть лежит до черного дня. А я уйду из города; разыщу своих старых друзей, – авось они подскажут, где может понадобиться мое искусство.
– Боже мой, всего одну ночь и проведешь под родным кровом, бедный мой братик! – Козочка еще раз всхлипнула и обняла Бенвенуто, как маленького. На втором этаже опять появились две детские рожицы, и мальчишеский голос прокричал:
– Бабушка, мы кушать хотим!
– Сейчас, сейчас! Господи, я и тебя забыла покормить, Бенвенуто! Какая я бестолковая стала! – спохватилась Козочка. – Но как же ты уйдешь, ведь караулы тебя не пропустят? – спросила она, поднимаясь, чтобы приготовить ужин.
– Тем же ходом, что пришел, – улыбнулся Бенвенуто, а сверху вновь послышался тоненький хохот.
Мокрый проселок прямой блестящей линией прорезывал черные жирные поля, разделенные на неправильные четырехугольники жердяными изгородями. Серое небо вздымалось над землей, и по нему неслись темные рваные тучи. Они то сгущались, и тогда начинался частый холодный дождь, то вдруг рассеивались и таяли, и в мутной пелене неба появлялись ослепительные синие просветы. Ни одной души не было вокруг; лишь на редких крестьянских фермах угадывалась жизнь по дыму из труб и собачьему лаю.
Бенвенуто уже пятый час разыскивал виллу Понтормо. Из трех прежних друзей Бенвенуто – Антонио, Андреа и Понтормо – только о последнем удалось узнать что-либо определенное, в частности, о месте его жительства, но удивительно, что никто не хотел точно объяснить, где находится вилла Понтормо. Учитывая веселый и общительный нрав этого человека, можно было ожидать, что вся округа побывала у Понтормо в гостях и дружит с ним, однако, услышав его имя, люди делали недовольные лица и неохотно отвечали на вопросы.
День клонился к вечеру, быстро темнело; дождь полил не на шутку. Лошадь под Бенвенуто устала и, уныло опустив голову, медленно шла по грязной дороге, да и самому всаднику, промокшему, озябшему и голодному, давно хотелось оказаться в тепле и сухости. Между тем, местность, по которой он ехал, становилась все более дикой и глухой, и Бенвенуто решил, что в очередной раз заблудился. Проклиная неразговорчивых крестьян, он уже хотел повернуть назад и поехать на постоялый двор, откуда начал поиски, но, увидев в стороне от проселка странное сооружение, похожее на заброшенный скотный двор, он направился к нему в надежде найти там корм для лошади, а для себя ночлег.
Скотный двор был окружен высокой стеной из дикого камня; Бенвенуто объехал ее кругом, но так и не нашел ворот или калитки. Озадаченный их отсутствием, он хотел с седла лошади забраться на ограду, но сверху вдруг раздался хриплый голос:
– Только попробуй!
В ту же секунду прогремел выстрел, и пуля разбрызгала грязь у лошадиных копыт; лошадь заржала, рванулась назад, и Бенвенуто чуть не упал с нее.
– Убирайся отсюда, – прорычал тот же голос – или я размозжу тебе голову из пищали!
– Послушайте, синьор, я не грабитель, и не желаю вам зла! – крикнул Бенвенуто. – Я хотел всего лишь просить вас о приюте на ночь. Я заблудился, разыскивая своего друга, а возвращаться на постоялый двор далеко. Я заплачу вам за ночлег, за ужин для меня и за несколько охапок сена для моей кобылы.
– Всего лишь о приюте на ночь, – сверху раздалось какое-то бульканье, отдаленно похожее на смех. – Всего лишь о приюте на ночь… Убирайся отсюда, я никого к себе не впущу!
– Ах ты, Господи, боже ты мой! – с досадой воскликнул Бенвенуто. – По крайней мере, не можете ли вы мне сказать, где живет синьор Понтормо? Я объездил всю округу в поисках его виллы, но не нашел ее.
– А зачем тебе Понтормо?
– Он и есть тот мой друг, которого я ищу.
– Врешь! У Понтормо нет друзей, – презрительно заметил голос сверху.
– Эй, любезный, а почему ты так грубо со мной разговариваешь? – вскричал Бенвенуто, начиная терять терпение. – Я, кажется, не сделал тебе ничего плохого, а за спрос не наказывают; спрос – не грех. Не желаешь пустить меня на ночлег, не хочешь сказать, где живет Понтормо, – ну и черт с тобой! Оставайся за своим забором, бирюк!
Бенвенуто дернул лошадь за повод, поворачивая ее к проселку.
– Погоди! Погоди же минуту! – прохрипел голос сверху. – Мне вроде бы знакома твоя манера поведения; и в лице твоем есть что-то знакомое. Да ты, никак, Бенвенуто?
– Да, это я, – удивился Бенвенуто. – А ты-то кто?
Опять раздалось похожее на смех бульканье.
– Я тот, кого ты ищешь. Я – Понтормо.
– Ты – Понтормо? Теперь я скажу тебе, что ты врешь! – возмутился Бенвенуто. – Понтормо живет на вилле, а не на скотном дворе. Понтормо – известный живописец и душа общества, он никогда не станет жить в таком убожестве!
– Тем не менее, я – Понтормо, и я живу на скотном дворе, – саркастически произнес голос. – Виллой мое жилище называют местные остолопы, желая позабавиться на мой счет, как будто меня могут тронуть их идиотские насмешки! Впрочем, не буду тебя убеждать, что я – это я. Если хочешь, можешь зайти ко мне; не хочешь – так уезжай туда, откуда приехал.
Бенвенуто засомневался.
– Но как мне войти? – спросил он. – Тут нет ни калитки, ни ворот.
– Я спущу тебе лестницу: взберешься по ней.
– А моя кобыла?
– Если она у тебя не лазает по лестницам, то ей придется остаться снаружи.
– Ее надо покормить.
– У меня нет корма для лошади.
Бенвенуто огляделся по сторонам.
– Ладно, – сказал он. – Я стреножу ее и пущу вон на тот луг, где много прошлогодней травы. Он твой?
– Здесь все мое на две мили вокруг.
– А волки в ваших местах водятся?
– Всех извели. Кроме меня, – пробурчал Понтормо.
…За оградой скотного двора располагались три постройки: бывший хлев, заваленный разным хламом, большой погреб, забитый разнообразной снедью, и лачуга скотника, переоборудованная под жилой дом.
В доме горел огонь в очаге; на стол Понтормо выставил солонину, жареную баранью ногу, пресные лепешки, нарезанные круги репчатого лука в глиняной миске и бутылку красного вина.
– Итак, зачем ты меня искал? – спросил он, наполняя стаканы.
Бенвенуто с изумлением смотрел на него, не в силах поверить, что этот угрюмый неопрятный человек и в самом деле тот веселый щеголеватый Понтормо, которого он знал когда-то.
– Сколько лет мы не виделись? Ты был тогда другим, Понтормо, – сказал Бенвенуто.
– Ты тоже был другим, Бенвенуто, – ехидно заметил его бывший товарищ. – Ты сильно постарел. Что-то плохо наш Святейший Папа заботится о своем ювелире.
– Наш Святейший Папа умер, а его место занял проходимец, которому место на галерах. Тебе разве неизвестно, что происходит в Риме?
– Кое-что мне рассказывает один местный дурачок, снабжающий меня все необходимым. Из его слов трудно что-либо понять, но я и не стараюсь. Какое мне дело до того, что там происходит? – с неудовольствием заметил Понтормо. – Впрочем, я слышал о смерти старого Папы и выборах нового.
– Так вот, при новом Папе я уже не придворный ювелир, я – преступник, сбежавший из тюрьмы, куда он меня посадил! – сообщил Бенвенуто, залпом выпив свой стакан вина.
– Ты поссорился с ним? Зная твой характер, удивляться не приходится. Наверно, ты дал ему пощечину или пырнул его ножом. Или ты пальнул в него из пищали? – хмыкнул Понтормо.
– Я бы с удовольствием сделал в отношении него все это, но не успел: меня схватили внезапно! – Бенвенуто сверкнул глазами.
– Нет, я ошибся, сказав, что ты постарел, пыл в тебе прежний, – сказал Понтормо, пристально глядя на Бенвенуто. – У кого душа горяча, тому не страшен холод старости… Так из-за чего ты повздорил с Папой?
– Я никоим образом не задел и не обидел его, – стал рассказывать Бенвенуто, – но этот негодяй в тиаре, этот мерзавец на престоле Святого Петра обвинил меня во всех смертных грехах и приказал заключить в замок Святого Ангела. В тот самый замок, который я защитил от злодеев, захвативших Рим! Да если бы не я, они убили бы и покойного Папу, и всех кардиналов, включая проклятого Алессандро, нынешнего понтифика! Есть ли предел человеческой подлости, спрашиваю я? Ведь мало того что меня посадили в тюрьму, меня хотели еще и убить по распоряжению Его Святейшества! Лишь Бог спас меня от неминуемой смерти, – ну, а после я сбежал из замка. В Риме меня ищут, все мое состояние отнято в казну; пришел я туда ни с чем, ни с чем и ушел. Вот, приехал на родину к отцу, но отец умер, а у меня тут полно врагов, ты же знаешь, поэтому мне нужно найти место, где я могу осесть и подзаработать. Затем я тебя и разыскивал: может, ты мне подскажешь, куда мне направиться, где в наших краях можно найти теперь истинных ценителей искусства,