Этот парк, окруженный высокими стенами с белыми парапетами и красными бойницами, по праву считался самым большим во всей Италии: длина его центральной аллеи составляла более мили. По всему парку росли фруктовые деревья и кипарисы; повсюду были разбиты цветники, а дорожки между ними вымощены керамической плиткой. На боковых аллеях стояли четыре павильона разной величины, увенчанные золочеными статуями греческих богов; свинцовые крыши павильонов покоились на белоснежных мраморных колоннах, а пол был выложен мозаикой.
Вдоль каждой аллеи тянулись заросли жасмина и розмарина, среди которых высились превосходные скульптуры и полукруглые портики с каменными скамьями внутри. Кроме того, в парке были шесть бассейнов из мрамора, кипевшие хрустальной водой, которая лилась из пасти золотых львов.
…В ожидании ужина дамы и кавалеры гуляли по аллеям парка, посматривая на слуг, которые носили блюда с едой на длинный стол, занимавший всю площадку под окнами дворца. Герцог Цезарио пока не появился здесь, он продолжал встречать запоздавших гостей.
Появления герцога ждали с большим нетерпением еще и оттого, что не знали, кого он выберет хозяйкой бала: Цезарио был разведен, его жена, иностранная принцесса, уехала от герцога вскоре после смерти его отца – Святейшего Папы.
Бенвенуто с большим интересом рассматривал приглашенных на бал гостей, – он слышал, что герцог не терпел, когда кто-либо из его приближенных становился слишком богатым и могущественным. Бывали случаи, что после бала у герцога такой человек внезапно заболевал и умирал, а все его имущество отходило Цезарио. Однако по лицам гостей нельзя было сказать, что они чего-то опасались: все выглядели спокойными и веселыми.
Наконец, Цезарио, одетый в свои любимые алые и белые цвета, появился в парке, и у женщин вырвался вздох разочарования, – герцог шел под руку с юной Джеролимой, связь с которой он поддерживал в течение последнего года. Следовательно, герцог не собирался выбирать себе новую любовницу, и дамы были этим разочарованы, потому что одни втайне надеялись завладеть сердцем Цезарио, а другие – посплетничать по поводу нового пристрастия герцога.
После ужина в парке началось грандиозное театрализованное представление с музыкой, пением, балетом, пушечными выстрелами и фейерверком. Все это организовал и придумал Якобо – инженер герцога. Красочные декорации, которые были установлены на центральной аллее, сменялись одна за другой, приводимые в движение конной тягой через канаты и специальные колеса. На всякий случай конюхи держали наготове нескольких дополнительных лошадей на ближайшей поляне; эти лошади, приученные к шуму и грохоту праздничного действия, стояли вначале тихо, но затем жеребцы стали взыгрывать с кобылами, а после начали за них между собой сражаться, кусаться и бить копытами друг друга, нанося серьезные раны. Конюхи пытались удержать жеребцов, но не справились с ними и, отбежав в сторону, лишь напрасно щелкали кнутами.
Эта сцена привлекла к себе всеобщее внимание. Цезарио и Джеролима от души смеялись, наблюдая за битвой распаленных жеребцов. Хохотали и гости герцога, заметно повеселевшие после ужина и танцев.
– Ну, теперь начнется потеха! – сказала молодая веселая вдовушка Изабелла, оттеснившая от Бенвенуто прочих синьор, желавших с ним познакомиться. – Как только закончится театральное представление, его светлость пригласит избранных им особ в большой парковый павильон, и вот там-то состоится представление поинтереснее! Может быть, и вы, маэстро Бенвенуто, удостоитесь чести быть приглашенным туда. Вы же гений, маэстро, а наш герцог ценит выдающихся людей. О, маэстро Бенвенуто, вы не прогадали, приехав к нам! Поверьте мне, вас ждет здесь столько интересного, столько нового!
Она призывно улыбнулась Бенвенуто, томно прикасаясь веером к своей полуобнаженной груди и поправляя складки на широкой вишневой юбке.
– Я всегда стремлюсь к новизне, – ответил Бенвенуто, целуя руку Изабеллы.
– Тогда мы с вами – родственные натуры, – проговорила вдовушка, глядя Бенвенуто прямо в глаза.
– Однако мы еще не так близки, как хотелось бы, – возразил он, не отпуская ее руки.
– Но кто мешает нам сблизиться еще больше? – шепнула ему Изабелла, прижавшись к нему.
– Мессер Бенвенуто! – раздался за их креслами голос слуги герцога – Его светлость приглашает вас после представления в большой парковый павильон.
– Что я вам говорила! – воскликнула Изабелла.
– А моя дама? – спросил Бенвенуто у слуги. – Она может пойти со мной?
– Разумеется, мессер Бенвенуто. Вы вправе привести с собой кого вам будет угодно, – поклонился ему слуга.
– Вы пойдете со мной, моя милая красавица? – Бенвенуто посмотрел на Изабеллу.
– С вами я пойду даже в ад, – горячо сказала она.
– Вот было бы там весело! – засмеялся Бенвенуто.
– У его светлости будет веселее, – произнесла Изабелла с загадочной улыбкой…
Часть 3. Политика как состояние души. Положительные и отрицательные черты реалистического изображения политических деятелей. О том, как ни стихия, ни болезнь не могут справиться с творческим порывом. О том, как бывает неблагодарна власть, и как она умеет благодарить
Бенвенуто трудился над бюстом герцога Цезарио. Работа не клеилась: Бенвенуто никак не мог отобразить характер Цезарио, поскольку не понимал его до конца. В поведении герцога часто проявлялись такие противоречивые черты, что трудно было разобраться, какие из них основные, а какие – второстепенные.
Для того чтобы хоть как-то понять сложную натуру Цезарио, Бенвенуто попросил герцога дольше позировать ему и рассуждать при этом на разные темы. Цезарио охотно согласился, и теперь почти ежедневно беседовал с Бенвенуто о всякой всячине, пока тот лепил из глины его изображение.
– Как я управляю людьми, спрашиваете вы? – говорил герцог. – Да очень просто, – я не стараюсь их переделать, а просто использую их слабости в своих интересах. Этому я научился от отца; а вот мой дед был идеалистом и требовал, чтобы его подданные строго соблюдали предписанные заповеди, не грешили, не подличали, не предавали, не обманывали, не крали – и так далее, и так далее! Он страшно злился, когда видел, что кто-то ведет себя неподобающим образом, воспринимал это как личную обиду и жестоко карал провинившегося. В дедовском замке были страшные подвалы с камерами пыток, каменными мешками и глухими склепами.
Много лет дед работал над улучшением людского нрава, но, конечно, не сумел этого сделать. В итоге он отчаялся, впал в злейшую ипохондрию, затворился ото всех в башне своего замка и умер там в полном одиночестве.
Я не таков; я отлично понимаю, что без людских пороков не было бы ни государства, ни политики. Людские пороки – фундамент власти, поэтому, кстати, непорочная власть – такой же абсурд, как девственница в борделе. Подумайте, Бенвенуто, – если бы люди стали добродетельными, честными и порядочными, то зачем им была бы нужна власть над собой? Они тогда сами мирно решали бы все свои вопросы; никому не пришло бы в голову причинить зло другому человеку или господствовать над ним. Но такое невозможно, разве что когда установится Царствие Божье на земле, до тех же пор принципы правления будут всегда одинаковыми. Вы хотите знать, маэстро, что это за принципы? Пожалуйста, – вот несколько из них.
Принцип первый. Из толпы, враждебной мне, сделать толпу, восторгающуюся мною. Для этого вначале надо разъединить враждебную мне толпу, выдернув из нее вожаков. Узнать их несложно: они или сами выдают себя своим поведением, или выдаются особым отношением к ним людей, которых они притягивают, как магнит. Но как выдернуть из толпы этот магнит, спросите вы? О, здесь существуют разные способы, в зависимости оттого, что представляют собой эти магнетические личности! Одних можно приблизить к власти; других можно запугать или сделать пугалом; а от третьих, увы, приходится избавляться физически.
Лишенная своих вождей толпа готова распасться, но не в интересах правителя допустить ее распад, ибо легче управлять большим стадом, чем разбредшимися баранами. Поэтому, уничтожив враждебность ко мне толпы, я должен сам стать ее вожаком, – но как этого добиться, предвижу я ваш вопрос? Опять-таки несложно: вы даже представить себе не можете, мессер Бенвенуто, как мало нужно людям, чтобы почувствовать себя счастливыми! Дайте им чуть-чуть того, дайте им чуть-чуть этого, а вдобавок обещайте как можно больше, и они падут ниц перед вами, и будут молиться на вас! Толпа, враждебно настроенная против вас, превратится в толпу, восторгающуюся вами.
Принцип второй. Никогда не забывать, что обман, притворство, тайна, – это каркас, перекрытия и балки здания политики. Скажем, обман в политике, обман власти, – что он такое? Обман власти, как мы понимаем, имеет двоякое значение: обманывает она или обманывают ее. Если говорить об обманывающей власти, то власть не обманывает народ, она просто изъясняется с ним на понятном ему языке, как взрослый изъясняется с ребенком, используя понятные ребенку сказочные образы. Но тот, кто пытается обмануть власть, заслуживает самого сурового наказания, потому что, обманув ее, он поставил себя выше власти и надругался над ней, а такое прощать нельзя.
Теперь о притворстве. Притворяются все: мы являемся тем, чем кажемся, а не тем, что мы есть на самом деле. К сожалению, нельзя воспретить притворяться, а иначе я издал бы строжайший указ на сей счет, дабы никто из моих подданных не прятал свою истинную личину. Но в любом случае я притворяюсь лучше, чем они, – я просто обязан притворяться лучше них, чтобы они меня не перехитрили. О, синьор Бенвенуто, сколько раз я казался хмурым, когда мне хотелось смеяться, и смеялся, когда на душе кошки скребли! Я скрывал ненависть под добротой, угрозу – под приветливостью, жестокость – под справедливостью. Я был ласков с теми, кого задумал уничтожить, и суров, когда хотел возвысить кого-нибудь. Я делал вид, что силен, не имея силы, и притворялся слабым, накопив ее. Я хорошо притворяюсь, доказательством чему является то, что я сейчас жив и беседую с вами, – а где мои враги? В моем герцогстве их не осталось, – даст Бог, не останется и во всей стране!