И вот, когда мы уселись за стол якобы для подписания договора, из потайной комнаты выскочили несколько моих людей, которые в мгновенье ока обезоружили и связали Пятерых. Одновременно площадь перед дворцом была окружена моими солдатами, имевшими троекратный численный перевес над вражеским отрядом. Пятеро были так ошеломлены, что не оказали никакого сопротивления, – в отличие от их воинов, боровшихся до последнего.
Двоих из Пятерых я приказал немедленно удавить, что и было исполнено. Остальных трех, разгромив оставшуюся без командования армию Союза, мы казнили в разных городах, где это нужно было по политическим соображениям. О моей победе над Союзом говорила вся страна, и все хвалили меня, считая что расправившись с Пятерыми, я поступил как великий правитель. Мне прислали немало стихов, в которых поэты сравнивали меня с Юлием Цезарем.
Цезарио довольно улыбнулся и гордо вскинул голову.
– Мне дествительно напоминаете кого-то из древних царей, – сказал Бенвенуто.
Цезарио кивнул:
– Я и сам чувствую в себе дух императорской власти и свое великое предназначение. Я верю, что осуществлю ту высокую миссию, которая на меня возложена. Ах, маэстро, я бы уже теперь правил всей Италией, если бы не преждевременная смерть моего отца! Одного лишь года не хватило мне, чтобы уничтожить всех моих врагов и усмирить непокорных! Но сейчас они пытаются сокрушить меня, ведомые Алессандро, который меня ненавидит. Это не пастырь церкви, а ядовитая змея, заползшая на папский престол!
– Я с вами полностью согласен. Это грязная свинья, забравшаяся на чистую постель! – горячо поддержал герцога Бенвенуто.
– Это мерзкая жаба, влезшая на розу, – с брезгливостью сказал Цезарио.
– Это обезьяна, сидящая на святых дарах, – с отвращением добавил Бенвенуто.
– Послушайте, какое мнение о Папе приводит в своем донесении мой агент, – герцог открыл шкатулку, которая стояла рядом с ним на столе, вытащил из нее письмо и зачитал: «Если судить о понтифике по настоящим делам, то есть по собственному его примеру, по заботе о тех, кто отстал, упал и не может подняться, по спасению душ, то как можно утверждать, что этого Папу Христос назначил своим викарием на земле?».
– Золотые слова! – вскричал Бенвенуто.
– Не забудьте о его алчности, корыстолюбии, подлости, трусливости и болезненной завистливости, – сказал Цезарио, убирая письмо обратно в шкатулку. – Он ненавидит всех, кто превосходит его в чем либо, а поскольку таковых подавляющее большинство, то Папа ненавидит весь свет.
– И меня, и вас, – вставил Бенвенуто.
– Да, и вас, и меня. Вас он уже пытался уничтожить в тюрьме, а против меня постоянно устраивает заговоры, организует военные походы, подсылает ко мне наемных убийц. Вы вызываете в нем только зависть, а я задеваю все низменные чувства его души, от этого ко мне повышенное внимание, – усмехнулся Цезарио. – Но я не собираюсь сдаваться; напротив, я намерен одолеть Алессандро… И уж, конечно, ему не омрачить нам радостей жизни и не лишить нас удовольствий! Дорогой маэстро, я приглашаю вас сегодня вечером в большой парковый павильон, где вы сможете хорошо отдохнуть и увидеть необычное зрелище, посвященное богу Эросу.
– Нет, ваша светлость. Я благодарен вам за приглашение, но я не приду. Работа над распятием требует определенного душевного настроя, и пока я не закончу ее, я не могу придаваться плотским утехам, – развел руками Бенвенуто.
– Я вас понимаю, – сказал герцог. – Ну, а я исповедуюсь потом своему духовнику, и он отпустит мне этот грех. Прощайте, маэстро. С нетерпением буду ждать, когда вы покажете мне вашего Христа.
Затворившись в своей мастерской, Бенвенуто днями и ночами трудился над распятием. После того как он закончил голову Спасителя, работа пошла быстрее, ведь в теле Христа не было ничего, что отличало бы его от тела обычного человека; крест же Бенвенуто поручил изготовить своим подмастерьям.
Прикрепив тело Спасителя к кресту, Бенвенуто велел своим помощникам поставить распятие к стене, надежно утвердив его, чтобы оно не упало, и залюбовался своим творением. Распятие получилось необыкновенно красивым и выразительным; на черном кресте особенно выделялось светлое кроткое, одухотворенное лицо Христа. Хотя глаза Спасителя были закрыты, но голова его не поникла бессильно, а лишь прислонилась к плечу, к которому была повернута. Терновый венец на густых волнистых волосах Иисуса съехал несколько набок, готовый упасть, не нужный более.
…Весело отметив с подмастерьями окончание работы, Бенвенуто впервые за последние месяцы провел бурную ночь любви с Фьорой. Утром он надел свой лучший наряд и отправился во дворец к герцогу, чтобы пригласить Цезарио взглянуть на распятие.
Ворота дворца отчего-то были распахнуты настежь, и стражи нигде не было видно. Бенвенуто беспрепятственно прошел в герцогские покои, никого не встретив на своем пути. Дворец был пуст; непонятно было, куда подевалась многочисленная свита и челядь герцога.
Изумленный и встревоженный Бенвенуто почти обрадовался, обнаружив своего недоброжелателя Бантинели в одной из комнат. Тот укладывал что-то в большой кожаный мешок, который задвинул ногой под стол при виде Бенвенуто.
– Мессер Бантинели, не могли бы вы объяснить мне, что происходит? – спросил Бенвенуто. – Отчего во дворце никого нет?
– Как? Разве вы ничего не знаете? – воскликнул Бантинели с непонятной интонацией.
– Нет, клянусь Богом! Я пришел к его светлости, чтобы пригласить его посмотреть на мою новую работу, а дворец почему-то пуст. Где герцог?
– Его светлость погиб, – произнес Бантинели трагическим тоном, скорбно опустил голову.
– Герцог Цезарио погиб? Да вы с ума сошли! – вскричал Бенвенуто, недоверчиво глядя на Бантинели.
– Увы, я нахожусь в здравом рассудке, – нашего герцога нет больше среди живых! Он покинул этот мир, – отвечал Бантинели столь же трагически.
– Господь Всемогущий! Во имя всех святых, расскажите же мне, что произошло, как погиб герцог? – потрясенный Бенвенуто опустился на стул.
– Известие о гибели его светлости мы получили вчера, на рассвете. Герцог Цезарио два дня назад покинул город: его светлости сообщили, что комендант одной из пограничных крепостей тайно переметнулся на сторону наших врагов и собирается поднять мятеж. Его светлость решил действовать немедля и с небольшим сопровождением тут же выехал в эту крепость, дабы арестовать изменника. Однако по дороге герцог попал в засаду; скорее всего, сообщение о предательстве коменданта специально было послано для того чтобы заманить его светлость в ловушку. Мы не знаем, что сталось с людьми, сопровождавшими герцога, но сам он убит. Его бездыханное тело было обнаружено местными крестьянами и доставлено в близлежащий монастырь, откуда к нам и пришло известие о гибели его светлости. Настоятель монастыря пишет, что тело герцога нашли окровавленным и нагим: убийцы нанесли его светлости множество смертельных ран, а потом обобрали труп, сняв с него дорогие доспехи и одежду. Упокой, Господи, душу раба твоего Цезарио!
Бантинели истово перекрестился.
– Вот вам пример, как судьба жестоко карает того, кто хотел присвоить себе право командовать ею. Она не терпит над собой господина, она сама господин над всеми нами, – горестно произнес Бенвенуто. – Что же с нами будет? Кто сменит Цезарио? – тяжело вздохнув, спросил он у Бантинели.
– Так как его светлость развелся с женой, а детей у них не было, то по закону на наше герцогство может, во-первых, претендовать мать его светлости – Карлотта. Но она уехала на родину и не имеет никакого влияния в политике, – отвечал Бантинели с важностью, показывая хорошее знание этого вопроса. – Во-вторых, во владение герцогством могут вступить сестра и зять его светлости, однако они слишком заняты проблемами своего государства и вряд ли станут ввязываться в борьбу за нашу землю. В-третьих, герцогство может перейти к Папе, поскольку он является верховным сюзереном нашей области. Кстати, посланники Его Святейшества уже здесь; удивительно, как быстро они приехали, ведь прошел только один день, как стало известно о гибели его светлости.
– Значит, герцогство отойдет к Папе, – обреченно сказал Бенвенуто. – А мне что делать?
– Ей-богу, не знаю, мессер Бенвенуто! Я бы посоветовал вам уехать, учитывая отношение к вам Его Святейшества. Между прочим, многие приближенные покойного герцога и его возлюбленная – синьора Джеролима – уже готовятся к отъезду, – сообщил Бантинели.
– А вы, мессер Бантинели? Вы тоже отъезжаете? – Бенвенуто кивнул на кожаный мешок под столом.
– Я? Нет. Посланники Папы предложили мне остаться на должности казначея, – проговорил Бантинели с чувством собственной значимости.
– Ах, вот как? Казначея? Прекрасно. Тогда я попрошу вас выдать те деньги, которые обещал мне герцог Цезарио, – Бенвенуто поднялся и встал перед Бантинели.
– При всем моем желании не могу этого сделать, – сказал тот, отступая от Бенвенуто и держась за шпагу. – Казна его светлости опечатана, я не распоряжаюсь ею до особого указания папского легата.
– Будь вы прокляты! – закричал Бенвенуто. – Вы должны мне, по меньшей мере, тысячу золотых! У кого прикажете взять их теперь?
– Вы напрасно сердитесь на меня, мессер Бенвенуто. Говорят вам, что я ничем не могу вам помочь. Повторяю, казна опечатана и ее охраняют гвардейцы Его Святейшества, приехавшие вместе с посланниками Папы. Если хотите, потолкуйте с легатом: возможно, он распорядится выдать из казны ваши деньги, – на лице Бантинели промелькнула издевка.
– Черта лысого он мне выдаст, а не деньги! – Бенвенуто в сердцах отбросил стул в сторону. – Я бы убил вас, Бантинели, если бы вы не были таким низким, подлым и трусливым! Ваше убийство замарает мое имя грязью: убить Бантинели, – что в этом особенного, это даже смешно! Я мог бы дать вам пощечину, но и это ни к чему не приведет: вы только потрете свою физиономию, и сделаете вид что ничего не случилось. Бестыжему наплюй в глаза – скажет, божья роса! Служите вашему подлому Папе, – вы вполне достойны своего нового хозяина, так же как и он достоин такого слуги.