Сонная Алина спустилась к завтраку.
– Полдома оглохло и ослепло, – недовольно пожаловалась Вера.
– Да что ты? – удивилась Алина.
– С кем ты разговариваешь? – оторвалась от кастрюли Мила.
– Ни с кем.
– На, попробуй. А то непонятно, для кого я тут готовлю. – Перед Алиной нарисовалась кружка с компотом.
Веру меньше всего интересовал сейчас этот компот, но от такой наглости у нее отвисла челюсть.
– Значит, бойкот? Сговорились? – Она резко поднялась и сжала кулаки.
– Ты чего психуешь? – спросила Алина, потягивая фруктовый напиток.
– Что ты там говоришь? – переспросила Мила.
– Вот! Видишь? – Вера указала пальцем на Милу. – Эта взрослая, казалось бы, женщина на пару с Риммой решила меня игнорировать.
Собираясь покинуть сцену плохих актеров, Вера обратилась к единственному человеку, который еще хоть как-то реагировал на нее:
– Ты давно видела свою тетю?
– Дядя не пускает к ней никого, кроме сиделки.
– А сиделку ты давно видела?
Девушка пожала плечами, а Мила снова изумленно уставилась на нее:
– Одни пропадают, другие разговаривают сами с собой – что за дом?
Вера задумалась над словами кухарки. Этого не может быть. Потому что этого не бывает никогда. Не может же все закончиться вот так вот, то есть ее превращением в невидимку! Да еще и постепенным и каким-то частичным. Один видит ее, а другой – нет. Определенно, это сговор. Женские козни.
Из кухни Вера заметила, как в гостиной скользнула тень. Это была не Римма. Кто-то выше и стройнее. Но женщина. Девушка с любопытством последовала за ней. Силуэт скрылся за углом. «Может, это сиделка Эллы? Нужно ее догнать. Уж она-то точно не участвует в этом глупом сговоре».
Вера все еще называла это сговором, хотя ее душу уже терзало неприятное предчувствие. Она определенно уже не верила, что кто-то решил ее разыграть. Должно быть другое объяснение.
Она следовала за незнакомкой, как Алиса за белым кроликом. И незаметно для себя снова оказалась в спальне Фишера.
Кто еще, кроме нее, позволяет себе так свободно разгуливать по дому? Вера огляделась. В комнате пусто. Дверь на террасу распахнута.
Однажды Вера уже выходила туда, закутавшись в плед с чашкой ароматного кофе. Тогда она впервые увидела Акима и испытала первую вспышку воспоминаний. Теперь на этой террасе стояла незнакомка.
Вера вышла на террасу. Толстый слой снега доходил ей до колена. Но холода она по-прежнему не испытывала, хотя по прозрачности воздуха и замершей вокруг природе можно было определить, что мороз стоял очень крепкий.
Незнакомка была одета в длинное, легкое, полупрозрачное изумрудное платье. Оно резко оттеняло ее белоснежную кожу. Никакого дискомфорта от мороза она тоже не показывала. Длинные волосы спадали ей на плечи аккуратными волнами. Как будто над прической поработал стилист. Женщина стояла вполоборота и не обращала на Веру никакого внимания. Неужели она все-таки заодно с этими вредными женщинами?!
Обнадеживало, что Вера не единственная, кто не испытывает холода в такой мороз. Или не так уж и холодно? При нуле градусов тоже бывает довольно снежно. Но нет, замерший воздух все же свидетельствовал о приличном минусе.
«Наверное, это новый донор», – дошло наконец до Веры. Женщина находится под действием препарата, поэтому и не реагирует ни на нее, ни на холод. Ну что ж, ничто не мешает рассмотреть ее поближе.
Вера подошла, и незнакомка наконец посмотрела на нее вполне осознанно и даже с легкой улыбкой. Она в полном сознании, в этом никаких сомнений. Кудри отливают медью на январском солнце, а глаза почти прозрачные, такие же светло-зеленые, как и у Веры. И в них есть что-то знакомое, то, что Вера в последнее время замечает каждый раз у себя, глядя в зеркало. Случается это нечасто, но если ей и доводится поглядеть на себя, то необъяснимая новизна во взгляде привлекает ее внимание.
Веру кольнуло чувство обиды, смешанной с горьким поражением. Зачем ее так долго нужно было мурыжить, вытрясать из нее душу, травмировать ее психику, если существует другой, более подходящий по всем параметрам донор – и по возрасту, и по телосложению? Даже красотой эта медноволосая дама превосходит Веру. Она будто сошла с картинного полотна, висящего над кроватью Фишеров, просто стопроцентное попадание. Рядом с ней Вера чувствовала себя проигравшей на конкурсе красоты, но предварительно замученной зазря до полусмерти. И тут жалость и боль за судьбу этой невероятной женщины переполнили ее. Наверняка у нее на свободе остались горячо любимые и любящие люди.
– Вера? – из спальни на снег вышел Герман, кутаясь в пиджак и дрожа от холода. – Что ты забыла на таком морозе?
– А нам не холодно, – решила подразнить его Вера. – Правда же? – обратилась она к своей подруге по несчастью.
Та, продолжая хранить на своем лице полуулыбку, посмотрела на Фишера. Ее красивые глаза немного сузились, взгляд наполнился упреком. Ничего удивительного! Это она еще прекрасно держится!
Герман, не обращая на новую гостью никакого внимания, снова обратился к Вере:
– Кому это, вам? С кем ты разговариваешь? Давай бегом сюда! Тебя все потеряли! Подняли тревогу с утра пораньше. А ты тут прохлаждаешься.
– Герман, что происходит? Вы что, все разыгрываете меня? Кто эта женщина? – Вера ткнула пальцем в сторону незнакомки, но Фишер даже бровью не повел.
– Холодно, зайди в дом. Я устал повторять! У меня есть новости для тебя.
Вера неуверенно направилась к нему, то и дело оглядываясь на женщину, которая стояла как вкопанная на одном месте.
И вдруг незнакомка разомкнула свои пухлые, красиво очерченные губы:
– Тебе очень идет моя одежда, Вера.
Услышав тот самый голос, который ей не суждено забыть, девушка упала в объятия Фишера, поджидавшего ее на пороге.
– Да что с тобой такое? – раздраженно спросил Фишер, затаскивая Веру в помещение.
Но высвободившись из объятий Германа, Вера поспешила вернуться на террасу. Не может быть, чтобы операция была проведена так быстро и незаметно. Кроме того, ни одно живое существо не способно на столь скорую реабилитацию после сложнейших манипуляций с организмом.
Но это Элла. Нет никаких сомнений. Помимо абсолютного внешнего сходства, Вера распознала именно ее голос, а его невозможно спутать ни с чьим.
Вера уже готова была поверить в небывалый медицинский прорыв и вернулась на террасу только за одним: найти подтверждение своим догадкам в виде шрама. Но шея Эллы была девственно гладкой. Вопрос бешено пульсировал в Верином измученном сознании: как, черт возьми, Элла попала в это новое, как две капли воды похожее на ее собственное, тело?
45
Никто не знает, что такое Смерть – возможно, что это величайшее добро для людей.
Однако все ее боятся, как будто смерть – величайшее зло.
– Ты хочешь сказать, что не видел ее? Женщину на террасе?
Вера наконец была доставлена под локоть в кабинет Фишера. И теперь с растерянным видом сидела напротив него в кресле для посетителей.
– Да что на тебя нашло?! Ты хочешь вернуться к своей нормальной жизни или предпочитаешь остаться здесь и гоняться за призраками? Я никого не видел.
Вера пропустила мимо ушей долгожданные слова о помиловании и освобождении, зацепившись за слово «призрак». Оно как нельзя лучше описывало и объясняло все происходящее. Причем это касалось не только странной и мистической встречи с Эллой, но и прежде всего того, что происходило с Верой. Именно так она себя и ощущала – призраком. С маленькой поправкой на то, что некоторые ее все еще видели. Оставалось только догадываться, по какому принципу это происходило.
В кабинет вошла Алина с двумя чашками.
– Кому второй чай? – удивленно поинтересовалась она.
– Я попросил его для нашей гостьи, которая решила прогуляться на морозе, – Герман указал на место на столе перед Верой.
Алина пожала плечами, поставила чашку и удалилась, ни разу не взглянув на Веру.
Похоже, люди видели ее, встречая в первый раз за день, но после небольшого перерыва она для них исчезала. Пройдет ли такой фокус с Фишером? Сначала нужно послушать, что он собирается ей предложить. Освобождение? На кой черт оно эфемерному существу, в которое она превратилась за месяц, проведенный в этом доме? Ну да ладно.
– Выкладывай, что там у тебя?
– Сегодня вечером твои друзья отдадут мне запись. После этого ты сядешь в автомобиль и уедешь отсюда.
– Мне искренне жаль, что они приняли такое решение. Что, если не запись будет служить гарантией обеспечения иммунодепрессантами Пахома и остальных?
– Не волнуйся на этот счет. Я сдержу обещание.
«Брешет», – подумала Вера. И это было не догадкой, а абсолютным знанием.
– Как только мне передадут запись, тебе будет предоставлен автомобиль. Ты сможешь уехать самостоятельно в любом направлении. Твое молчание и последующий переезд в другую страну с новыми документами, которыми я тебя обеспечу, будут залогом дальнейшей жизни и процветания Пахома и всех, за кого ты переживаешь.
Вера знала, что ничего подобного не будет. И не только потому, что Фишер бессовестно врет. Все это уже не может происходить с ней. Ее земной путь подходит к концу. Но почему именно сейчас, без всякой видимой причины? Именно сейчас, когда еще есть возможность побороться, когда у нее наконец появились союзники? Союзники, которых она должна уберечь от коварных замыслов Фишера. Только она может сделать это, пока жизненная энергия еще теплится в ее странном исчезающем теле.
– Вот и все, Вера. Надеюсь, мы больше никогда не пересечемся и не услышим друг о друге. – Он немного помедлил, но не дождался реакции. – Не вижу ни радости, ни благодарности, но готов списать это на все, что тебе довелось пережить за последний месяц.
– За тридцать семь дней, – поправила его Вера, сама удивившись непонятно откуда взявшейся точности подсчетов.
– Пожалуй, – согласился Герман. – Это весомое замечание.