Антон досадно поморщился. Чем больше они говорили об умершей Вере, тем сильнее он скучал и хотел не просто увидеться с ее плотной субстанцией, а быть с ней полноценно, с живой и здоровой. Наблюдая за мучениями молодого человека, Даша сжалилась:
– Она будет на похоронах.
– Что?
– Они всегда приходят в церковь на отпевание и похороны. Там их тело, и там все их близкие. Души практически никогда не пропускают это событие.
– Даша, – с надеждой обратился к ней Антон. – Похороны Веры должны состояться завтра. Я сейчас доеду до морга и уточню время. Не могла бы ты пойти со мной? Если вдруг я не увижу ее, то, может быть, ты могла бы передать ей послание от меня?
– Антон, не стоит смешивать в одну кучу привязанность к умершей и важность вашего послания. Я не думаю, что она держит на вас зло.
– Но вчера она не показалась мне доброй. И вообще, может, она пришла просить о помощи, а не для того, чтобы наставить меня на путь истинный. Обстоятельства ее смерти довольно странны. Я просто боюсь, что она не донесла до меня нечто важное. Я очень тебя прошу. Отблагодарю, как пожелаешь.
– Не стоит. Мне несложно это сделать. Не уверена, что смогу установить с ней контакт, но дам понять, что она может поделиться со мной информацией. Если она не посчитает нужным это сделать, я пойму, что все в порядке.
12
Жизнь и смерть так непредсказуемы, так близки друг к другу.
Мы существуем, не зная, кто следующий покинет этот мир.
– Ты в порядке? – услышала Вера как будто знакомый голос. – Давай уже просыпайся. Спать надо было раньше, когда от тебя это требовалось.
– Ты?! – удивилась Вера, открыв наконец глаза.
Она попыталась пошевелиться, но руки были крепко прикованы чем-то к ее ложу. Одежда на ней была вчерашняя, купленная Пахомом. Так что можно было порадоваться хотя бы тому, что сегодняшней ночью впервые за этот долгий уик-энд ее никто не переодевал.
Вера огляделась. Комната была по-домашнему уютной и дорого обставленной, и больничная кровать, лампа дневного света над ней и капельница создавали видимость больничной палаты премиум-класса.
Рядом, в большом мягком кресле, закинув ногу на ногу, сидел человек, олицетворявший теперь для Веры самого дьявола во плоти – Герман Фишер собственной персоной. Несмотря на все свое гнилое содержание, о котором Вере недавно стало известно, этот мужчина был божественно красив. Очевидно, годы шли ему только на пользу. Внешне он вообще походил на человека из другой эпохи, века лордов или зажиточных землевладельцев. Густые черные волосы без намека на седину, аккуратно подстриженные усики и короткая щетина, большие, светлые, горящие то ли азартным, то ли недобрым светом глаза и загорелое, чуть обветренное лицо. Пока еще неглубокие, самые первые морщины нисколько не портили его, а как будто, напротив, делали акценты на достоинствах его внешности, выгодно подчеркивая красоту черт лица. Он, несомненно, господин – это читалось в каждом его жесте. Еще во время интервью Вера отметила его величественные манеры, повелевающие интонации, не терпящий возражений взгляд.
– Где я? – прошипела Вера.
– У меня в гостях, дорогая, расслабься, – спокойно проговорил он, имея в виду ее сжатые кулаки.
– Это обязательно? – Вера нервно дернула руками, окольцованными пластиковыми ремешками, закрепленными на ее больничной койке.
– Вовсе нет. Дополнительная мера предосторожности.
– Дополнительная? – усмехнулась она. – Другими словами, мне и так не выйти из этого дома живой, но перестраховка не помешает?
– Знаю, что Пахом успел тебе все рассказать. Представляю твое состояние сейчас. Но твоя осведомленность не входила в мои планы, поверь.
– Залатанный гаденыш сдал меня. Сдал тебе, как кусок паршивого мяса.
– Не совсем так. Не ропщи на Пахома. Он еще какое-то время колебался. Но я уверен, он бы и сам принял верное решение. Первый шаг к нему он уже сделал, усыпив тебя дома. А я еще при разговоре в морге прочитал в его глазах обман. Я сразу понял, что он приведет меня к тебе, но не ожидал, что так быстро. Мне следовало раньше рассказать ему о важности твоего тела, тогда бы не возникло лишней суеты. Может, мне он и не предан как пес, но Эллу Пахом боготворил всегда. А ты дел, конечно, натворить успела: сначала каким-то чудом очнулась раньше времени вопреки всем биохимическим законам, а вчера учудила этот номер со своим Антоном. Что теперь прикажешь мне с ним делать?
– Не смей трогать Антона! – Вера поднялась, насколько ей позволили удерживающие ее браслеты. – Мразина бесчеловечная!
– Да успокойся, ляг. Он не дает повода, как ни странно. Вчерашний спектакль пришелся не ко двору, твой хахаль уже нашел тебе замену.
– Врешь, тварь!
– Попрошу не выражаться в этом доме, – предупредил Герман.
– Засунь себе в задницу свои аристократические замашки.
Герман поднялся и застегнул пуговицу на пиджаке, собираясь уходить.
– Плохое поведение. Подумай над ним. И запомни: люди, которые работают в этом доме, которые будут приносить тебе еду, обслуживать тебя, пока ты не заработаешь право на свободное перемещение, преданы мне на сто процентов. И ты совершенно верно подметила, они сделают все, чтобы ты и шагу не сделала из этого дома. Так что, не трать сил понапрасну, – заметив, что Вера задумалась, Герман счел нужным пояснить: – Пахом не относится к их числу, он хоть и обязан мне, но в преданности не клялся и волен поступать, как считает нужным. И то, он свою ошибку уже осознал и признал.
– Что с ним?
– С ним все в порядке. Я же говорю, вовремя одумался. Поехал готовиться к твоим похоронам. Скоро и я к нему присоединюсь, чтобы все проконтролировать.
– А меня не возьмете? – участливо поинтересовалась Вера.
– Нет, обойдемся без тебя, не переживай, – раздался саркастический смех. – Все необходимые мерки я с тебя уже снял.
13
Я знаю многих людей, которые боятся смерти.
Они говорят: «Умирать страшно. Умирать сложно».
Я с ними не согласен – умирать легко. Гораздо труднее жить.
Пахом только выпроводил толпу судмедэкспертов, и на пороге тут же появился воодушевленный Фишер.
– Ну что? У нас все готово? – обратился он к помощнику.
– Почти, – буркнул тот и проследовал в операционную.
Фишер прошел за ним, окинул взглядом помещение и задержал взгляд на теле, лежащем на каталке.
– За пару часов управимся. Комар носу не подточит. Только наденем перчатки, а то будет много мороки. Надеюсь, никто не будет возмущаться по этому поводу.
Пахом молчал.
– Парень, ты чего приуныл? Это мне впору за голову хвататься! Теперь эта чокнутая в моем доме обитает.
– Это же ненадолго? – уточнил Пахом.
– Не знаю, состояние Эллы ухудшилось. Она очень подавлена тем, что операция сорвалась. – Он многозначительно посмотрел на Пахома. – Поэтому теперь придется ждать, когда оно стабилизируется. Ладно, ты прав, мне надо было сразу рассказать тебе о предназначении Веры. И это внезапное воскрешение повергло тебя в шок, понимаю. Ну ничего, все исправим. Похороним завтра Веру Званцеву раз и навсегда. И выбора у нее не останется другого, кроме как стать Эллой Фишер. Подходит она идеально. Чем больше смотрю на нее, тем больше в этом убеждаюсь. А с ее поганым языком мы скоро разберемся.
Фишер уже надел маску и натягивал на свои большие ладони тонкие медицинские перчатки, когда в двери морга постучали.
– Кого-то ждем? – раздраженно спросил он.
Пахом пожал плечами и пошел открывать.
– Давай недолго, мне понадобится твоя помощь.
Пахом толкнул тяжелую дверь и замер с вопросительным выражением лица. Перед ним стоял Антон, растерянный и взволнованный.
– Чего тебе?
Лицо Антона озарилось надеждой:
– Вы были тут в ту ночь, когда ее привезли! Вы дежурили, я вас помню. Девушка из больницы, после аварии. С пятницы на субботу.
Пахом напрягся. Неужели парень сообразил, что Вера жива? Сейчас начнется…
– Скажите, когда ее хоронят? Завтра? Во сколько?
– Вы же сказали ментам, что незнакомы с покойной.
Антон виновато пожал плечами.
– Завтра в одиннадцать ее забирают. В Елоховскую, – коротко ответил Пахом, закрыл дверь на замок и вернулся в операционную.
– Кто там? – спросил Фишер.
– Судмеды что-то забыли, – равнодушно откликнулся Пахом. – Как обычно.
14
– Почему ты только на похороны ходишь, а на свадьбы никогда?
– На похоронах хотя бы не спрашивают: «А ты когда?»
Переминаясь с ноги на ногу, Антон с досадой оглядывался по сторонам и пристально провожал взглядом каждую ритуальную машину, подъезжающую к церкви.
– Надо было ехать в морг к одиннадцати, вдруг ее забрали раньше и уже отпели.
– Всего лишь половина двенадцатого, – успокоила его Даша. – Вам просто нужно было потеплее одеться и набраться терпения. Ее еще не было. Пока только одни старики.
Антон заметил, что иногда Даша смотрит туда, где вроде бы ничего и нет. Но он догадывался, что именно она там видит. Порой девушка кивала в пустоту, и тогда его передергивало, но уже не от холода.
Наконец приехала ритуалка в сопровождении автомобиля, принадлежащего каналу, на котором работала Вера. Из машины вышло несколько человек, некоторые были знакомы Антону со времен съемок. За ними вышел оператор с камерой.
– Не могу поверить, они собираются снимать ее похороны!
– В церкви им вряд ли разрешат снимать, – заметила Даша. – А вот на кладбище могут.
– Она здесь? – с трепетом в голосе Антон задал главный вопрос.
– Пока не вижу.
Спустя час после отпевания гроб перевезли на кладбище. Несколько крепких парней – сотрудников канала – вызвались нести деревянный ящик. Антон присоединился к ним. Народу на кладбище было немного: несколько коллег, директор канала, который и распорядился организовать съемку, пара друзей и старшая сестра, которая прилетела из Питера. Вера рассказывала, что родителей они с сестрой потеряли в детстве, и воспитывала их бабушка, которой тоже давно уже нет. «Хорошо, когда людям не приходится хоронить своих детей или внуков», – подумал Антон. Даже сие грустное мероприятие было почти лишено трагизма из-за отсутствия большого количества скорбящих людей. Может быть, их было бы и больше, но из родственников в Москву смогла прилететь только сестра. Антон подумал, что надо бы сказать ей несколько слов соболезнования, когда все закончится, но сейчас его больше волновал другой вопрос: где Вера? Он вопросительно поглядывал на Дашу. Та была растеряна.