Диалог в магазине сувениров накануне Дня святого Валентина:
– Девушка, мне, пожалуйста, эту плюшевую красненькую жопу за 1200 рублей.
– Мужчина, да вы что, не видите, это же сердце!
– Милая барышня, я 30 лет работаю кардиохирургом, знаю, как выглядят сердце и другие органы. Отнесите, пожалуйста, эту плюшевую жопу на кассу…
Прошу прощения за очередной медицинско-натуралистический анекдот в эпиграфе, но я посчитала – действительно давно живу и работаю. Уже отличаю сердце от других органов и частей тела, поверьте. И даже научилась немного, как в давней поговорке, «отличать Божий Дар от яичницы». И, между прочим, собираюсь жить еще очень долго и очень активно. Мало того, практически уверена, что то, что я делаю и пишу, будет жить еще дольше. Это, конечно, гипотеза, которую проверит время. И я не знаю, когда вы это читаете, но даю себе право писать в далекое будущее. У меня есть в этом плане личная забавная история. В один момент я вдруг осознала (проводя тренинг для управленцев, где мы заглядывали в конец жизни), что очень важно успеть сказать детям о своей любви, передать им что-то важное, поделиться смыслами. В общем, оставить им напутствие-завещание. И так как с уверенностью нельзя предположить, когда случится этот самый конец жизни – через сто лет или через 10 минут, я решила, не откладывая, такое письмо детям написать.
Обрыдалась, пока писала, вкладывая всю душу, хотя вроде не так много написала. Но уже спустя несколько месяцев сообразила, что писала-то я так, как будто дети прочтут это в ближайшее время, а помирать пока не собираюсь. Живу себе дальше и живу, развиваюсь, меняются акценты, углубляются и расширяются смыслы. И дети взрослеют, меняются, становятся опытнее. Мало того, не исключено, что когда они будут читать мое письмо этого периода, они будут старше и опытнее меня нынешней. Но чего уже делать? Написала, так написала, можно было дописывать ежегодно, но как-то теперь руки не доходят, на момент написания тех строк уже прошло лет семь. Поэтому и этот кейс, и мои книги могут быть таким письмом в будущее не только читателям, но и детям, и внукам, и даже правнукам. Это как повезет.
Я вам предлагаю мой личный кейс (selfcase) о том, как я дошла до жизни такой, какой живу сейчас, и в течение потока жизни из врача-педиатра переквалифицировалась в педагога, психолога, коуча, бизнес-тренера, собственника компании и стала автором книг по разным психологическим и образовательным аспектам деловой жизни. Теперь еще и селфхантером стала. Точнее, это будет серия кейсовых историй с заданиями. Напоминаю значение слова «кейс» – «реальная история, на которой разбираются теоретические идеи». А основная идея, которую мы здесь разберем, – как использовать свой опыт, свой жизненный путь как основу для дальнейшего развития, определение его вектора и основных ресурсов. Мы свой метод работы называем selfhunting – самоохота, охота на самого себя. Охота в первозданном смысле слова, где это – жизненная необходимость: или ты добудешь зверя, или он тебя. Когда охота – это и необходимость, и страсть, а не просто приятно организованное времяпрепровождение, хоть и с ружьем. (В скобках замечу, что считаю – основное отличие современного коучинга от selfhunting в том, что первый похож на ту охоту, которая хобби, спорт или даже промысел, но не охота настоящая, природная). И мы посмотрим, как эта метафора, лежащая в основе нашей теории и практики, может быть раскрыта. Ну и заодно, по ходу кейса, я поделюсь, как я вижу этапы и особенности развития бизнеса и генераций управленцев в России, ведь я участвовала в нем почти с первых дней. Сразу прошу отнестись к этому как к учебной, а не личной истории, но предупреждаю, что не претендую на 100 %-ю объективность и полноту картины. Это опыт мой, моих коллег и клиентов, который смогла собрать к сегодняшнему моменту в нашей «полевой лаборатории». Полевой, потому что в «полях» – в условиях реальной жизни, реальных дел, организаций, проектов. А лаборатория – потому что моя страсть к исследованиям, систематизации знаний превратила каждый проект, каждый шаг и действие в такое исследование. И, соответственно, приучила каждый раз строить и анализировать его как научную работу: с гипотезой, теоретическими выкладками, подготовкой эксперимента и выводами из него. А это, в свою очередь, позволило за много лет собрать достаточно объективную и уникальную базу данных.
Главным «подопытным кроликом» в этой работе была я сама. Главным, потому что моя жизненная позиция – рекомендовать другим то, в чем уверена и что проверено. По возможности, это должен быть очень надежный источник, поэтому лучший вариант – если проверено на себе.
Поэтому «подопытной» в начале была всегда я сама, и поэтому же я очень тщательно отбираю гипотезы и методы воздействия – птичку, т. е. себя, жалко. Понятно, «что русскому хорошо, то немцу смерть» – не всякий опыт можно передать другому. Но законы, тенденции их осмысления хорошо передаются и работают. Все-таки не обязательно учиться на своих ошибках, болеть всеми болезнями и все яды пробовать самим, можно посмотреть опыт предшественников и современников.
Настройтесь и не пугайтесь, что я буду вести кейсы в интонационной модальности «доверительно-детская». Именно такая подходит, когда мы выходим на «охоту», чтобы не спугнуть «зверя», т. е. не спрятать от самих себя действительно важные и тонкие вещи, не пропустить главные тенденции Я-вектора, развития. Не фантазировать и не обманывать себя, в конце концов.
Ведь если всмотреться в корень, слово «охота» в русском языке имеет уникальный двойной смысл. Охота происходит от слова «хотеть». В буквальном смысле – «желание». Не случайно пословица говорит: «Охота пуще неволи». Почему же оно получило возможность означать еще и «лов» – промысел зверобоя? Видимо, перед нами знакомое уже явление языкового «табу». Нашим предкам казалось опасным предупреждать добычу о задуманных против нее предприятиях. Осторожнее было слова, их обозначающие, заменять другими, «прикровенными» (взято из «Этимологического словаря школьника». Лев Успенский). Охота жить, есть, пить, любить – вот и идем на охоту.
Поэтому и мы не будем «в лоб» жестко сообщать, что идем ловить себя, пойдем крадучись и с нежным «цып-цып». А уж собирать выводы, завершать будем в несколько другой модальности – взросло-прагматической.
Кейс 1 Раннее детство. Выбор Я-вектора
Цель жизни я осознанно выбрала достаточно рано – лет так в пять-шесть. До этого я просто завороженно смотрела и слушала, как живут люди, что говорят о своей жизни. Меня часто взрослые ловили на том, что я могла буквально перегнуться вся в их сторону и слушать с открытым ртом (тоже буквально). Они смеялись, а я не понимала, как они не понимают, что мне же надо понять, что они про жизнь понимают (или не понимают). Я задавала вопросы, ставила эксперименты и проводила им очные ставки, а они, непонятливые, думали, что это детское любопытство. Мне так важно было, что они говорят о жизни, что делают. А особенно как работают. В семье был широкий выбор всяких домашних работ, которых всегда хватало и в которых я обязательно участвовала, сколько себя помню. Меня даже не привлекали, не заставляли, а просто – странно было не участвовать, сидеть в стороне с игрушками, когда все чем-то увлечены. И, конечно, главным было, что не запрещали. В этот процесс вовлекались и игрушки, и подружки. Обычная житейская мудрость, когда ребенок – часть семейного процесса, а не выделенная особь, которую развлекают, оберегают. Но и сам процесс домашних дел не является чем-то долженствующим, тяжким – в нем просто жили, по большому счету – играли, творили. Я недавно вспоминала, что моей бабушке было под 90, мне под 40, а мы с ней на кухне развлекались, наперегонки придумывая новые «бизнес-процессы» уборки, готовки, распределения домашних дел, чтобы было как можно меньше нашего участия, тогда можно еще успевать рано утром на источник сбегать искупаться и побольше позаниматься своим здоровьем. Дао тайота, кайдзен и все остальные системы повышения эффективности бизнес-процессов отдыхают и нервно курят в сторонке, как сейчас говорят.
Я вообще во многом сельская девочка, у бабушек часто и подолгу бывала, что как растет и как достается, знаю хорошо, на генетическом почти уровне. Но еще интереснее мне была та работа, где мои взрослые трудились вне дома, зарабатывали деньги, приносили какую-то общественную пользу. Об этом говорили дома, обсуждали, спорили (кстати, не помню, чтобы жаловались на жизнь и работу). Дома у родителей и бабушек-дедушек часто бывали друзья и коллеги. Эти разговоры я вообще слушала не дыша. И так сложилось, что я не только слышала об этом, но и видела, и даже немного участвовала: в силу разных обстоятельств меня брали с собой на работу все по очереди.
Поэтому я видела, как внимательно и вдохновенно работают мастера на деревообрабатывающих и металообрабатывающих станках. Хорошо помню, как пахнет свежая деревянная стружка, как красиво скручивается в каленую синюю спираль металлическая стружка, с которой осторожно нужно было играть, чтобы не пораниться. И наблюдала, как мама меняется на работе, ведет себя как руководитель, как ее задания на работе выполняются практически все, а дома почему-то – не все.
А у папы на работе видела весь процесс «рождения» обуви от заготовок до туфель и сандалий. И вдыхала неповторимый запах кожи и сапожного клея. И видела газету на стенде, где был папин портрет как «молодого рационализатора и изобретателя» (помню, я сильно смеялась, что его назвали молодым. Какой же он молодой? Мой папа очень взрослый, почти старый. А ему тогда едва тридцать было).
С одной бабушкой сидела за бухгалтерскими отчетами, каталась на больших деревянных счетах с крупными, как колесики, костяшками, а потом и училась считать на них (они у меня чудом сохранились и до сих пор лежат в тренинговом зале нашем. И если мне что-то надо решить, я часто иду и считаю на костяшках, перекладываю их туда-сюда, пока не «высчитаю» решение. Думаю, многие мои читатели уже и не знают, о чем речь и как эти счеты выглядят. Приезжайте – покажу и научу считать правильно). И с той же бабушкой ходила на еще одну работу – в церковь, она работала и там бухгалтером, так что я практически выросла в церкви, многие вещи изнутри знаю из тех трудных времен.