Как устроен мир — страница 30 из 63

Стоит появиться этому вопросу, как крупные корпорации бьют тревогу. Не зря Рональд Рейган выступал в конце 1960-х годов с мрачными речами (сочиненными для него в Американской медицинской ассоциации) о том, что если у нас воцарится всеобщая система здравоохранения, то потом нам останется рассказывать своим детям и внукам, какая она была — свобода…


Корр.: Стеффи Вулхендлер и Дэвид Химмельштейн (оба с медицинского факультета Гарвардского университета) приводят результат еще одного опроса: только 5 процентов опрошенных канадцев выступают за здравоохранение по принципу США.

Теперь против него настроена еще большая часть бизнес-сообщества. Слишком она неэффективна, забюрократизирована и расточительна. Пару лет назад автомобильные компании прикинули, что неэффективность здравоохранения США обходится им в дополнительные 500 долларов затрат на каждый автомобиль по сравнению с ситуацией, например, в Канаде.

Когда начинает страдать бизнес, то вопрос превращается в муку для всего общества. Общество уже давно выступает за большие перемены, но его мнение мало что значит.

Об этом хорошо написал «Экономист». Там забеспокоились из-за демократических выборов в Польше — явного излишества. Населению всех стран Восточной Европы навязывают разорительные перемены. (Для благозвучия их называют «реформами».) На последних выборах поляки проголосовали за противников реформирования. «Экономист» оговорился, что беда невелика, так как «государственная политика изолирована от политиков» — как будто это похвально!

Такая же изолированность имеет место и в США. Можно иметь собственное мнение, можно даже голосовать, если есть желание. Но политика остается прежней, так как ее определяют иные силы.

Желания общественности называют «политически нереалистичными». В переводе это означает, что против них возражают главные центры власти и привилегий. Изменения нашей системы здравоохранения стали теперь более реальными с политической точки зрения, так как перемен захотело корпоративное сообщество, испытывающее серьезные неудобства от существующей системы.


Корр.: Висенте Наварро считает, что всеобщая система здравоохранения «напрямую связана с силой рабочего класса и его политико-экономических инструментов».

Это так и есть в Канаде и в Европе. До середины 1960-х годов канадская система напоминала скорее нашу. Ее поменяли сначала в одной провинции, Саскачеван, где у власти находилась Новая демократическая партия (умеренно реформистская партия-ширма, имеющая поддержку профсоюзов).

НДП сумела внедрить на уровне провинции программу медицинского страхования, вытеснившую из медицинского бизнеса страховые компании. Начинание оказалось весьма успешным. Люди стали получать добротное медобслуживание при сокращении затрат, сама система финансирования оказалась прогрессивной. Под давлением профсоюзов со Саскачевана стали брать пример другие провинции, часто прибегая к НДП как к рычагу. Очень скоро система утвердилась во всей Канаде.

Примерно также происходило и в Европе. Организации рабочего класса являются главными, хотя не единственными, механизмами, позволяющими людям с ограниченным влиянием и возможностями объединяться и решать дела государственной важности. Это одна из причин лютой ненависти к профсоюзам бизнеса и вообще элит. По самому своему характеру они слишком демократичны.

Так что Наварро, конечно, прав. Сила и организованность трудящихся, их способность влиять на общество напрямую — возможно, даже определяющим образом — влияют на принятие такого рода социальных программ.


Корр.: Нечто подобное развивается в Калифорнии, где собирают подписи в пользу здравоохранения с одним плательщиком.

Ситуация в США несколько отличается от описанной Наварро, так как здесь бизнес до сих пор играет чрезмерную роль при определении того, какая система будет применяться. Если в США не произойдут крупные перемены — если общественность и ее организации, включая профсоюзы, не сделают значительно больше того, что они делают сейчас, — результат в который раз будет определяться интересами бизнеса.


Корр.: В прессе СПИДу уделяется гораздо больше внимания, чем раку груди, хотя за 1990-е годы в США от рака груди умрут полмиллиона женщин. Мужчины умирают от рака простаты. Эти вопросы не считаются политическими?

Они не ставятся на голосование, но, конечно, имеют политическое измерение. К опасностям онкологии можно добавить детские болезни и смертность от неприемлемых условий жизни в младенчестве и детстве.

Возьмем недоедание. Оно очень сильно сокращает продолжительность жизни. По количеству смертельных исходов оно опережает все остальные причины. Вряд ли многие деятели здравоохранения станут спорить, что очень крупный вклад в улучшение здоровья, снижение смертности и повышение качества жизни внесли бы простые меры — обеспечение нормальным питанием, безопасными и здоровыми условиями жизни, чистой водой, переработка отходов и т. д.

Казалось бы, в такой богатой стране, как наша, этих проблем быть не должно, тем не менее с ними сталкивается немалый процент населения. Британский медицинский журнал «Лэнсет», самый престижный медицинский журнал в мире, недавно писал, что в Нью-Йорке 40 процентов детей живут ниже уровня бедности. Они страдают от недоедания и прочих проблем, приводящих к высокой смертности, а если выживают, то на всю жизнь остаются больными людьми.

Пару лет назад «Нью-Ингланд джорнал оф медисин» указывал, что уровень смертности чернокожих мужчин Гарлема почти не отличается от уровни смертности в Бангладеш. Главная причина — крайне неудовлетворительное состояние самых элементарных параметров общественного здравоохранения и социального положения.


Корр.: Некоторые связывают распространение рака груди и простаты с состоянием окружающей среды, рационом питания, пищевыми добавками и консервантами. Что вы об этом думаете?

Нет сомнения, это тоже играет роль. Но я не знаю, насколько серьезную.


Корр.: У вас вызывает интерес движение за органическое питание?

Вызывает. Качество пищи не может не тревожить. По-моему, это тоже относится к теме общественного здравоохранения, вместе с важностью доступа к чистой воде, канализации, исключением недоедания и т. д.

Все это вещи одного порядка: здесь имеет значение не высокотехнологическое лечение, а элементарные параметры жизни. Вопросы общественного здоровья, в том числе контроль за тем, чтобы в нашей еде не было яда, являются первостепенными факторами качества жизни и ее продолжительности.

Преступление и наказание

Корр.: В последние годы местные теленовости уделяют главное внимание преступлениям, изнасилованиям, похищениям и т. д. Теперь тем же самым занимаются национальные сети теленовостей.

Так и есть, но это поверхностное явление. Почему растет внимание к насильственным преступлениям? Связано ли это со значительным уменьшением доходов большинства населения и возможности найти приличную работу?

Но пока вы не зададите вопрос, почему растет общественная дезинтеграция, почему все больше общественных средств передается успешным и привилегированным, вы не поймете, почему растет преступность и как с ней бороться.

В последние двадцать — тридцать лет происходит усиление неравенства. Эта тенденция ускорилась в годы президентства Рейгана. Заметно, что общество движется в сторону модели третьего мира.

В результате растет преступность и прочие признаки социального распада. Большая часть преступности — это нападения бедняков друг на друга, но достается и более привилегированным. Люди крайне обеспокоены — и с полным на то основанием, так как общество становится очень опасным.

Конструктивный подход к проблеме потребует обращения к ее фундаментальным причинам, но об этом речи нет, потому что неизменная цель нашей социальной политики — укрепление государства-благотворителя для богатых.

В этих условиях единственный доступный для правительства ответ — потворство страху перед преступностью, наступление на гражданские свободы и попытки управлять бедными, в основном с применением силы.


Корр.: Знаете, что такое «бей и хватай»? Ваша машина стоит в пробке или на светофоре, подбегают люди, разбивают стекло и хватают сумочку или бумажник.

То же самое творится по всему Бостону. Есть и новая форма — «грабеж доброго самаритянина». На дороге имитируют спущенное колесо, кто-нибудь останавливается помочь, а у него утоняют машину, избивают — это если повезет, или убивают — если нет.

Это все из-за усиливающейся поляризации общества, происходящей последние двадцать пять лет, и из-за маргинализации широких слоев населения. Эти люди лишние, им нет места в производстве благ (читай — прибылей), а при доминировании идеологии, по которой права людей зависят от того, что они могут себе раздобыть в рыночной системе, они лишаются ценности как люди.

Все более широкие слои населения остаются без организационных форм и способов конструктивного реагирования и ищут доступных решений, часто насильственных. Во многом именно такие решения поощряются массовой культурой.


Корр.: Многое можно сказать об обществе, глядя на его юридическую систему. Любопытно, что бы вы сказали о клинтоновском Билле о борьбе с преступностью — дополнительном найме 100 тысяч полицейских, создании новых колоний для несовершеннолетних, новых ассигнований на тюрьмы, смертной казни по пятидесяти дополнительным составам, превращении членства в банде в федеральное преступление… Не противоречит ли последнее Биллю о правах с его свободой ассоциаций?

Крайне правые приветствуют эти предложения, называя их величайшим шагом в борьбе с преступностью. Это, конечно, самый невероятный билль о преступности в истории. По нему федеральные расходы на подавление взлетают в пять-шесть раз. Но ничего конструктивного в нем нет. Просто больше тюрем, полиции, еще более суровые приговоры, расширение применения смертной казни, новые преступления, три удара — и вам конец…