Участники других программ, с которыми я знакомился, не знали про свой бюджет, про запланированную на следующий год диверсификацию сельхозпроизводства и т. д. Здесь не колебались с ответами, говорили уверенно, с пониманием.
Интересен состав комитета. Бросалось в глаза, что практически преодолены кастовые и племенные (племенные обычно хуже) различия. Комитет наполовину состоял из женщин, одна из которых принадлежала к другому племени. Мужчина, которого можно назвать главой комитета, — крестьянин, имеющий свой клочок земли. Некоторые из говоривших были безземельными батраками, получившими наделы.
У них осуществляется обширная земельная реформа, повышается процент грамотности. Мы побывали в школе с библиотекой из трех десятков книг — предметом их гордости.
При правительственной помощи устанавливаются простые трубчатые колодцы, несколько семей могут совместно сделать такие для дальнейшей эксплуатации. Этому занятию обучены женщины, и главные вроде бы они. Очень гордясь происходящим, они установили один такой колодец прямо при нас.
Заметив по пути сооружение, обставленное молочными бидонами, я попросил остановиться. Оказалось, это женский молочный кооператив. По словам работающих в нем, он не очень прибыльный, но они хотят работать на себя и трудиться сообща. Все это очень важно и необычно.
Корр.: Бенгалия, в отличие от Кералы, была опустошена британцами.
Да, зато она всегда была впереди в культурном отношении. Например, в начале XIX века там издавалось больше книг на душу населения, чем где-либо еще во всем мире. Тогдашняя Дакка (теперь это столица Бангладеш) была настолько развита, что ее сравнивали с Лондоном.
В Бенгалии богатейшая литературная традиция. Ее развивали только образованные и богатые, хотя даже в XIX веке кастовые предрассудки уже вроде бы отступали.
Интересна и история Кералы. Британцы правили там, но не слишком вмешивались в происходившее. Похоже, местный правитель запустил популистские программы, возжелав народной поддержки в борьбе, которую он вел против своих феодалов-землевладельцев.
Керала настолько не тревожила британцев, что они не запрещали эти программы, а после получения независимости их продолжило коммунистическое правительство. Они стали неотъемлемой частью образа жизни в Керале, и когда коммунисты побеждают на выборах, они не пытаются от них отказаться.
Корр.: Одно из наследий британского колониализма — Кашмир. У вас были беседы на эту тему?
Большинство тех, кого я встречал, называли кашмирских сепаратистов террористами. Некоторые гражданские либертарианцы в Индии не боятся поднимать эту проблему, и к ним прислушиваются. Но у меня такое впечатление (после девятидневной поездки по шести городам), что немного индийцев готовы обсуждать ее честно и открыто.
Корр.: Индийское правительство привержено неолиберальной экономике?
В прессе и повсюду идет активная дискуссия о неолиберализме и структурной перестройке. Это главная тема, которую всем хочется обсуждать.
Обсуждают они ее так, словно это что-то новое, хотя Индия знакома с ней уже триста лет. Когда напоминаешь им об этом, они соглашаются, так как знают свою историю. Эти знания помогают народному сопротивлению неолиберализму, поэтому Индия и не принимает самых суровых его форм.
Как далеко зайдет в Индии неолиберализм — открытый вопрос. Например, правительство старается «либерализовать» средства массовой информации, то есть распродать их всяким рупертам мердокам. В Индии они принадлежат в основном богачам (как практически всюду), но попыткам превратить их в филиалы полудюжины транснациональных мегакорпораций оказывается сопротивление.
В основном это правая пресса, но тем не менее она предпочитает внутренний контроль внешнему. Пока что им удается сохранить некоторую степень культурной автономии. Индийской прессе присуще разнообразие, большее, чем здесь, и это очень важно. Гораздо лучше иметь собственные правые СМИ, чем мердоковские.
Как уже говорилось, это не относится к индийской рекламной отрасли, скупленной большими транснациональными структурами, в основном или даже только американскими. Теперь они продвигают, естественно, иностранную продукцию. Это подрывает местное производство, вредит индийской экономике, но многим привилегированным людям это по вкусу. Такие программы всегда кому-то на руку.
Другая крупная тема — права интеллектуальной собственности. Новое международное патентное право очень сурово и способно погубить индийскую фармацевтическую промышленность, выпускающую дешевые медикаменты. Индийские компании станут скорее всего филиалами иностранных, что повысит цены. Индийский парламент провалил предложенные патентные правила, но правительство, похоже, все равно намерено их ввести.
Раньше патентовались только способы производства, и это позволяло придумывать все более совершенные технологии. Теперь ВТО ввела патенты на изделия, что позволяет компаниям патентовать не только процесс, но и продукцию — его результат. Патенты на изделия враждебны инновациям, очень неэффективны и подрывают рынки, но это не важно: они дают богатым власть и помогают большим транснациональным концернам брать под контроль будущее фармацевтики и биотехнологии.
Такие страны, как США, Англия и Япония, никогда не потерпели бы ничего даже отдаленно напоминающего патенты на изделия или иностранный контроль над своей прессой в период развития. Но теперь они связывают этой «рыночной дисциплиной» третий мир, как поступали и в колониальный период. Вот почему, в частности, Индия — это Индия, а не США.
Еще один пример — переманивание ученых. Иностранные компании платят гораздо больше тою, что привыкли получать индийские ученые, они создают исследовательские институты с такими возможностями, о которых индийские ученые не могли и мечтать. В результате иностранные фирмы забирают себе лучшие умы.
Те счастливы, компании — тоже. Но для Индии, имевшей самую передовую в мире аграрную науку, это трудно назвать благом.
Раньше индийскому фермеру было куда податься с жалобой, что у него в поле завелся непонятный вредитель, и с просьбой разобраться. Теперь все скупается иностранными фирмами, грядет переориентация на экспортные культуры для специализированных рынков и субсидирование импорта, опасное для внутреннего производства.
Это совсем не ново. Так уже бывало в длительной истории «экспериментов», которые ставят владыки мира. Первым таким крупным экспериментом в Индии было «постоянное поселение» 1793 года, перетряхнувшее в Бенгалии все землевладение.
Рассмотрев ситуацию по прошествии тридцати — сорока лет, британский парламент обнаружил, что для бенгальцев это катастрофа. Одновременно признавалось, что британцы обогатились и что в Бенгалии появился класс землевладельцев, подчиняющихся британским интересам и способных управлять населением.
Мы уже обсуждали недавний пример таких экспериментов в Мексике. Это эксперименты, регулярно приводящие к гибели лабораторных зверьков, зато завершающиеся успехом для самих экспериментаторов. Подозрительное постоянство! Если вы укажете хотя бы на одно исключение из этого правила за последние двести лет, мне будет интересно услышать, где вы его раскопали. Интересно также, кто осмеливается говорить об этом вслух, — лично я таких смельчаков не нахожу.
Корр.: Освобождение от колониализма породило в Индии огромный взрыв энергии и бросило гегемонии США вызов нейтралитета.
Этот вызов теперь уже в прошлом — во всяком случае, индийская политика, в отличие от населения, больше его не предъявляет.
США выступали против индийской независимости и, конечно, против попыток Неру развить движение неприсоединения. У американских политиков вызывал ненависть и проклятия любой индиец, приверженный независимости. Эйзенхауэр обзывал Неру «шизофреником», страдающим «комплексом неполноценности» и «ужасной обидой на белых за их владычество». Не правда ли, очень странно, учитывая, как обходились с Индией британцы?
США развязали в Южной Азии «холодную войну», вооружив Пакистан в рамках нашей системы контроля на Ближнем Востоке. Это привело кожесточенным войнам между Индией и Пакистаном, иногда с применением американского оружия.
Еще американских политиков волновала Индонезия. В 1948 году Джордж Кеннан, один из главных архитекторов политики США, назвал Индонезию «самым критическим узлом в данный момент нашей борьбы с Кремлем» (на самом деле вопрос был не в самом СССР, просто таким был код для «независимого развития третьего мира»).
Кеннан опасался, как бы коммунистическая Индонезия не превратилась в «заразу, которая поразит с востока всю Южную Азию» — не путем захвата, конечно, а силой примера. Для преодоления этой озабоченности понадобилась массовая бойня в Индонезии в 1965 году, вызвавшая восторг у американского правительства, прессы и т. д.
Такой же страх вызывал у них Китай: не своим намерением завоевать Южную Азию, а как пример развития для других азиатских стран. В отношении Индии у политиков США сохранялась двойственность. Им приходилось поддерживать ее как альтернативную Китаю модель, но делали они это, преодолевая собственную ненависть, ибо Индия шла более-менее независимым путем и установила тесные отношения с Советским Союзом.
США предоставляли кое-какую помощь Индии, объявляя ее демократической альтернативой Китаю, но делали это скрепя сердце, не позволяя Индии развивать собственную энергодобычу. Индии приходилось импортировать нефть, тратя на это гораздо больше. У Индии, очевидно, немалые собственные запасы нефти, но они до сих пор не разрабатываются.
Эта двойственность позиции США иногда приводит к уродливым результатам. Сразу после получения независимости, в начале 1950-х годов, в Индии свирепствовал голод, погубивший миллионы людей. В США тогда имелись огромные излишки продовольствия, но Трумэн отказывался делиться ими с Индией, потому что нам была не по нутру независимость Неру. Когда мы все-таки кое-что туда направили, то продиктовали жесткие условия. Историк Деннис Меррил написал об этом хорошую книгу.