Даже сейчас, после двух полных метров и трех сериалов, Воскресенский все еще оставался начинающим. Не дебютантом – как раз это сулило плюшки! – а не очень стабильным новичком, с которым не каждый решится связываться.
«И ведь они правы. – Роман поморщился и от этой мысли, и от гнилостного запаха, доносившегося из-за старого зеленого забора, вдоль которого шел. – Могулов попытался сделать на меня ставку, а я отказался. А что, если никто больше ничего не предложит? Мне же было известно про их продюсерский «черный список», куда они заносят строптивых режиссеров и сценаристов… Может он сделать такую подлянку? Легко! И накроется мое блестящее будущее медным тазом».
Нет, он по-прежнему был убежден в своей правоте, но уже меньше готов был лезть на рожон, доказывая ее. Что на него нашло? Надо было прикрыться малодушными фразочками о том, что он не потянет столь грандиозный замысел, не дорос еще… Тогда оставалась надежда, что Могулов не раскусит хитрость, еще и похвалит за чистосердечность: парень не задирает нос! Найдет другого барашка на заклание, но и на Воскресенского не затаит зла.
Он даже скрипнул зубами: «Все же так просто! Вечно я силен задним умом…» Так говорила их прабабушка, к которой отец привозил их в гости, когда был жив. Ей повезло – она не узнала о смерти сына, ушла первой, встретила своего любимого мальчика на пороге другого мира, чтобы ему не так страшно было пересекать черту.
«А наша даже видеть нас не хочет, – подумал Роман с досадой. – На прошлой неделе позвонил, хотел забежать – отказалась».
Ответ матери прошелестел сухо:
– Не смогу принять тебя.
– Что значит – принять? – обиделся он. – Я что-нибудь куплю к чаю, готовить ради меня не надо.
– Не в этом дело. Я не готова.
– К чему? Увидеть сына?
Ее голос так и завибрировал раздражением:
– Я вас вырастила, так? Теперь оставьте меня в покое!
– Вот так? – растерялся Роман.
Она положила трубку.
Даже вспомнив этот разговор, он сжался и почувствовал себя слабым и маленьким до того, что не смог идти дальше. Опустился на узкую скамеечку (как раз под стать ему!), обхватил себя, точно пытаясь согреться. На оголившихся кустах, окружавших детскую площадку, покачивались одинокие листки, чудом не сбитые ночным дождем, грустно обвисла потерянная пустышка… Ухватившись за нее взглядом, Роман подумал с тоской: «Ведь она же любила меня, когда я был малышом? И Лизу любила… Почему мы перестали быть ее частичками? Как это вообще возможно?!»
– Подожди, солнышко, я протру, – донесся до него низкий прокуренный голос.
«Я уже сел на мокрое», – успел Роман подумать прежде, чем сообразил, что обращаются не к нему. Даже Лиза не называет его солнышком, ведь он же взрослый мужчина… По крайней мере, выглядит таковым.
Сбоку от него по направлению к качелям пробежал мальчишка лет пяти в красной курточке, а за ним следом торопливо прошмыгнула пожилая женщина, скорее не бабушка, а прабабушка ребенка, ей было никак не меньше семидесяти. На ходу выхватив из кармана платок, она вытерла деревянное сиденье и коснулась плеча внука:
– Забирайся.
Настороженно оглянулась на Романа: что одинокий молодой мужчина делает на детской площадке? Вытянутое лицо ее напоминало морду старой таксы, которая только кажется милой, но вовсе не так безобидна.
«С ума все посходили с этими педофилами», – вздохнул Воскресенский и поднялся. Издали произнес:
– Извините, я разыскиваю одну девушку, – покачал телефоном. – Посмотрите? Вдруг вы ее знаете… Она живет где-то здесь.
– Девушку? – переспросила старушка с облегчением и поправила круглые очки. – Ну покажите…
Он спокойно, чтобы не спугнуть, подошел к ней и протянул гаджет:
– Что скажете?
Качнув малыша, она вгляделась в изображение:
– Что ж так не четко-то! Ну-ка, ну-ка… Так это ж Ася, внучка моей приятельницы. Ну точно! Она самая.
– Ася? Редкое имя…
Выцветший взгляд устремился поверх очков:
– Неужели вы даже не знали, как ее зовут? Зачем же тогда разыскивали?
«Хороший вопрос, – подумал Роман, пряча телефон. – Зачем все это вообще?»
Дом старенький, родной Подмосковью – деревянный, с чуть завалившимся на бок мезонином, резными наличниками, уже потемневшими от времени. В окно заглядывает рябина, уже краснеющая вкраплениями ягод, на которые птицы пока не покушаются, приберегают до зимы. К углу дома жмется высокая сосна, светлеющая корой от близости неба. Узорчатые тени от ее широких лап скользят по крыше, по стене, их движение убаюкивает…
Роман отвел взгляд: не хватало только заснуть, поджидая Асю. Солнце уже садится, где ее носит? Сегодня будний день, вряд ли девчонка отправится в ночной клуб… Если она вообще ходит туда – судя по состоянию дома, деньгами они с бабушкой не избалованы. У случайной знакомой на детской площадке он не стал спрашивать, куда делись Асины родители, да и какое ему дело вообще? Сама по себе эта девушка интереса не представляет, но ей может быть известно о Варе нечто такое, чего не знает он. И вот это уже важно…
Он уже попробовал достучаться, но Асина бабушка не открыла. То ли побоялась, то ли не услышала… Калитка была закрыта чисто символически, зацеплена проволочным овалом, Роман скинул его и вошел во двор. Но, не дозвавшись хозяев, решил вернуться на улицу, чтобы соседи не вызвали полицию: после атак дронов на Подмосковье народ стал бдительным… Стоять у калитки тоже было как-то глупо, и он принялся прохаживаться, разглядывая забавные фигурки из чурбачков с ручками-ножками из веток: таксу, филина, пингвина.
Возле устроившейся на крошечной лавочке простодушной пары с синими кружками пластиковых глаз Воскресенский присел, чтобы рассмотреть их получше. Им всем было далеко до тех деревянных скульптур, которые создавал их новый знакомый – Антон, но эти понравились Роману больше: в них сохранилась природная естественность, которую он ценил. Именно поэтому ему было приятнее снимать возрастных актрис, не подцепивших вирус безумного увлечения пластикой, которым заразились даже студентки. Думать о том, что с их лицами станет лет через пятнадцать, никому из них не хотелось…
Его сестра принимала себя без воплей отчаяния и только отмахивалась:
– Ой, мне-то зачем эти уколы красоты? Операции? Воображение у меня от этого лучше не станет!
А это было для нее главным. Лиза работала с упоением и не страдала ленью: готова была переписать сценарий несколько раз, если сама была недовольна. По требованию продюсера с меньшим удовольствием, но они договорились принимать реальность таковой, какая она есть, и не страдать попусту. А мир таков: у кого деньги, тот и диктует правила. Можно плюнуть и выйти из игры, как сделал Роман утром, а если уж берешься за работу, принимай условия работодателя, каким абсурдом они тебе ни казались бы…
Внезапно сердце его екнуло: в конце улицы показалась фигурка девушки. Той самой, угадал Роман, еще не разглядев как следует. Носительница Вариной тайны направлялась к нему, болтая с кем-то по телефону. Могла пройти и не заметить, ведь Романа с деревянной парочкой прикрывал куст боярышника, еще не растерявший оранжевые ягоды… Нужно было подняться заранее, чтобы не напугать девушку, а он отчего-то замер, лихорадочно соображая, с чего начать разговор. Почему не подумал об этом раньше?! Все сегодня получалось черт-те как…
– В общем, охранник не пустил меня, – весело сообщила Ася кому-то, поравнявшись с ним, и прошла дальше. – А я-то размечталась на этом старом заводе…
Что она собиралась делать на заводе и на каком именно, Роман уже не расслышал. Вынырнув из-за куста, он смотрел ей вслед и собирался с духом, чтобы окликнуть, но замешкался, решая: позвать по имени или просто выкрикнуть безликое: «Девушка!» И пока он раздумывал, Ася успела свернуть к калитке, вошла во двор, на ходу погладила ладонью сосну, потопала на крыльце и скрылась в доме.
– Мо-ло-дец! – язвительно отчеканил Роман. – Ты просто мастер упускать шансы…
Конечно, ничего еще не было потеряно, можно выждать минут десять и снова постучать в Асину дверь, точно зная, что за ней есть человек. И он уже совсем было решился, как зазвонил телефон. Имя на экране отозвалось улыбкой.
– Привет, Боря! Нет, не занят.
Его однокашник по ВГИКу Борис Раскин, оказывается, теперь сам преподавал в одной из московских киношкол, по его словам, самой крутой. И в это верилось, ведь основал ее еще один из «серых кардиналов» кинобизнеса, человек, чье слово могло навсегда поставить крест на твоем будущем.
«Хорошо устроился!» – подумал Роман, но без обиды и злобы. Боря всегда ему нравился – застенчивый, интеллигентный юноша, кудрявый и в очочках, сам будто шагнувший с экрана. Правда, Воскресенский не смотрел ни одного его фильма и потому не дал бы руку на отсечение, что Раскин имеет право учить будущих режиссеров, но его наниматели, видно, знали, что делали…
– Выступить перед твоими студентами? – удивился Роман, услышав предложение, и мгновенно забыл об Асе и о том, зачем он здесь.
Уже по пути к дому он придирчиво выяснил, почему Боря приглашает именно его (напросился на комплименты!), и сразу почувствовал себя лучше. Хоть и воскликнул смущенно:
– Да что я – мэтр какой-то? Даже неловко…
– Я считаю, что ребятам полезно пообщаться с тем, кто сейчас задействован в кино, от этого больше пользы. Мы-то с тобой учились у тех, кто сам давал команду «Мотор!» лет тридцать назад. Толку от этих лекций было…
– Борь, да я не против, – заверил Роман, не замечая, что улыбается во весь рот.
Оказывается, ему позарез нужно было почувствовать это, хоть и весьма условное, признание. Едва удерживаясь от того, чтобы не фонтанировать восторгом, Воскресенский ускорил шаг, надеясь растерять по дороге избыток эмоций, мешавших сосредоточиться. Почти пробежал мимо магазинчика, даже не вспомнив, что делал здесь сегодня, и устремился к пожелтевшему листвяному тоннелю, ведущему к их «Лесному озеру» – поселку в поселке. Маленький обособленный