современный космос внутри патриархальной подмосковной Вселенной, это было как раз то, чего просила его душа, только Роман не догадывался об этом. А обретя дом, ощутил такую внутреннюю гармонию, точно до сих пор бродяжничал по свету, пытаясь найти себя в мире и мир в себе. В первый же вечер глядя на закат из окна своей комнаты, он понял, что будет очень счастлив здесь.
И ошибся…
– Лиза! – ворвавшись в дом, крикнул он с порога. – Знаешь, от кого тебе привет? От Борьки Раскина. Помнишь?
Она уже сбегала по винтовой лестнице, как всегда придерживаясь за полированные перила:
– Конечно, помню. Такой милый еврейчик. Где ты его встретил?
– Он позвонил. – Роман скинул кроссовки и в одних носках прошел в столовую. – Кофейку?
– Сейчас сварю, – откликнулась Лиза, скользнув за ним следом.
Упав на диван, он с удовольствием пересказал сестре разговор с Борисом, стараясь завуалировать, какой прилив гордости вызвало это приглашение. Но Лиза не была бы Лизой, если б не уловила этого и не подчеркнула:
– Слушай, но это же безумно почетно! Такое приглашение… Учитывая, кто стоит у руля этой киношколы. Может, ты его там встретишь?
– Это вряд ли. Думаешь, он торчит в стенах школы?
– А вдруг случайно заглянет? Да в любом случае это так здорово! Ой, у меня даже руки затряслись.
– Не рассыпь кофе, – хмыкнул Роман.
Он был доволен тем, как правильно сестра восприняла эту новость. Другая могла бы только повести плечиком: «Подумаешь… Всего лишь встреча со студентами». Могла бы не понять, что не только в глазах этих талантливых ребят, но и в собственных Роман поднимался на новый уровень – туда, где царствовали маститые режиссеры, уже сказавшие своими работами нечто важное.
Не заметив того, он, попивая кофе, который Лиза варила отменно, принялся рассуждать:
– Я ведь не из тех, кто ноет, что российское кино умерло вместе с великими советскими режиссерами. И не склонен считать то, чем мы с тобой занимаемся, чистой коммерцией. Все-таки я смею надеяться, что это искусство… Ты же знаешь, что это слово произошло от старославянского слова «искоусъ»?
Она кивнула:
– Опыт.
– Вот именно. То есть те, кто пишет книги, снимает кино, ставит спектакли, делятся своим опытом. И если читатели или зрители испытывают потребность в нем, то возникают любовь и успех. Но я, опять же, не собираюсь уходить в артхаус, снимать чисто элитарное кино, смотря которое все только делают вид, что понимают, а тайком выбирают совсем другие фильмы. Все же искусство в целом должно быть обращено к душе человека, а не к его интеллекту. Впрочем, это вовсе не значит, что фильм должен быть слезливым и тупым… Это уже уровень, который не обсуждается!
Он еще долго говорил, охваченный давно забытым возбуждением, которое возникало, лишь когда Роман брался за новый проект. То, что его так взволновало приглашение провести, по сути, открытый урок, было бы необъяснимо, если б не предчувствие чего-то важного. В его жизнь должно было вот-вот войти нечто необыкновенное, своей интуиции Роман доверял. И то, что ему не удавалось угадать, какой именно сюрприз его ожидает, волновало еще больше.
«Вдруг я действительно встречу его? – то и дело замирал он. – Получу предложение, от которого не смогу отказаться… Хоть бы! Господи, пусть это сбудется!»
Ничего иного Роман и не желал.
– Тебе безумно идут костюмы, почему ты вечно одеваешься, как студент?
– Я и есть студент! Посмотри на меня.
– Твои легкомысленные кудряшки еще не делают тебя юным.
– А тебе не идет роль ворчливой старшей сестры. Отстань от меня! Костюм я не надену. Я же не на фестиваль еду!
– Какой смысл приглашать к студентам студента? Ты хочешь их разочаровать?
– Эти ребята не со школьной скамьи пришли! Многие из них уже не первый год в профессии, некоторые старше меня будут. Им прекрасно известно, как одеваются в богемной среде. Личиной их не возьмешь. Им важно лишь то, что я скажу, ясно?
– Вполне. С этим проблем не будет, за словом ты в карман не полезешь…
«Сглазила!»
Роман понял, что не может выдавить ни слова. Он сидел рядом с Борисом напротив слушателей киношколы, с которыми собирался затеять серьезный, профессиональный, чуточку сдобренный иронией разговор, и уже, широко улыбнувшись, готовился произнести первую, тщательно продуманную фразу, когда увидел девушку, сидящую на ряду возле окна. И онемел…
Подперев маленький подбородок, она смотрела на гостя, улыбаясь, серые глаза ее были полны ожидания. Неподдельного, как показалось ему, она не играла, хотя все, кто связан с кино, те еще лицемеры… Наконец-то показавшееся на небе солнце вспыхивало в ярких волосах, чуть растрепавшихся, но это не выглядело неряшливо. Вспышки были приглушенными, а Роману почудилось, будто ему обожгло глаза: это была та самая Ася, о которой он начисто забыл, получив приглашение от Раскина.
«Она-то здесь откуда?! Это что, какой-то заговор? Такие совпадения невозможны… Что тут происходит?» – Его мысли заметались, точно красные листья за окном, подхваченные ветром.
Чудом удержав ее имя, чуть не сорвавшееся с губ, Роман перевел взгляд на Бориса, в круглых очках которого играли солнечные блики, и ему захотелось сдернуть их, чтобы лучше разглядеть глаза старого приятеля. Что в них? Торжество? Язвительная усмешка? Презрение?
«Но за что?! Это месть? Я чем-то когда-то его обидел? И он подговорил свою студентку…» – на этом месте мысль оборвалась, ведь Роману не удавалось понять сам смысл этой игры. В чем заключалась Асина роль? Зачем она приходила на Варину могилу? Чего эти люди добивались от него? Он уже задыхался под толщей вопросов, которые все наслаивались, а ответа не находилось ни на один… Его взгляд скользнул к двери: «Бежать!»
И тут в нем внезапно проснулся тот строптивый пацан, который выжил в нищете на незнакомой окраине: «Да какого черта?! Вы об меня еще зубы сломаете!»
– Всем привет, – объявил Роман тем приветливым и уверенным тоном, который заготовил заранее.
И невольно взглянул на Асю, кивнувшую в ответ. Показалось: она даже шепнула что-то… Привет? Хорошо, если так. Улыбнулась.
Больше Воскресенский не смотрел на нее, хотя старался уловить взгляд каждого – установить визуальный контакт. Это всегда помогало ему, Варя даже уверяла, будто он обладает магнетическими способностями и пленяет людей, заглядывая им в глаза. С ней это сработало… И с этими ребятами, видимо, тоже, ведь с каждой минутой в аудитории становилось теплее от их воодушевления и симпатии к оратору.
А Роман, поймав энергетическую волну, уже вовсю незримо скользил между ними, подбадривая, поражая, провоцируя. Если он задавал вопрос, в разных концах кабинета взлетали руки… На его шутки откликались смехом все, не только девушки… Когда режиссер Воскресенский давал совет, каждый хватался за ручку, чтобы записать… В этом Ася ничем не отличалась от остальных, Роман все замечал боковым зрением, поворачиваться к ней не было нужды.
Вот только он ни секунды не верил, что эта девица попала в плен его обаяния наряду с остальными. У нее на уме было нечто недоступное его пониманию, ее хитрость превосходила его собственную. И единственное, что Роман мог сделать, – не подавать вида, как его выводит из себя ее присутствие. Не позволять себе схватить ее за волосы и ткнуть носом в стол, чтобы стереть эту фальшивую милую улыбку с ее хорошенького личика. Да как эта тварь посмела влезть в его жизнь?! Явиться в святое для него место и осквернить его своими погаными цветами?
– Наше время заканчивается, – виноватым тоном вмешался Борис, но остался сидеть, позволяя Роману самому завершить беседу.
– Уже? – Он действительно удивился: по ощущениям прошло не больше получаса, а никак не обещанные два.
Но электронные часы на стене подтверждали, что Раскин прервал его ничуть не раньше времени. Роман с улыбкой развел руками:
– Ну что ж… Мы многое успели обсудить, хотя за рамками осталось куда больше вопросов.
– Если у тебя найдется время, в следующем полугодии мы можем встретиться еще раз. – Борис наконец поднялся и жестом призвал аудиторию поддержать его. – Это было грандиозно! Правда, ребята?
Они, конечно, одобрительно зашумели, кто-то даже зааплодировал. Отвернувшись от окна, чтобы не видеть Асю, Роман пожал Раскину руку:
– Спасибо, что пригласил. С удовольствием приду к вам еще.
И вышел из кабинета первым, чтобы подкараулить Асю на улице. Сбежал по лестнице и окунулся в темный вечер, подсвеченный застывшим теплым светом фонарей и скользящими лучами автомобильных фар. Донесся женский смех, испуганно гавкнула собака, хлопнула дверца машины. Стоя за углом особнячка, арендованного киношколой, Роман впитывал звуки жизни, торопясь вернуться к реальности, ведь все происходившее в течение последних двух часов было некой иллюзией, которую он воспринимал лишь половиной мозга. А другая билась о неприступную стену Асиного коварства, пытаясь разгадать, что нужно от него этой девушке?! Она хочет причинить ему боль, это ясно… Может быть, даже погубить. Но как именно? И за что?
Из дверей уже выходили студенты, возбужденно переговариваясь. Роману показалось, что пару раз он уловил звучание своей фамилии, но ему было не до того, чтобы почивать на лаврах. Пристально вглядываясь в темноту, он пытался не упустить Асю, рассчитывая поехать за ее машиной или пойти за ней к метро, если она бедна до такой степени. Могло это подтолкнуть ее к тому, чтобы продать его за тридцать… Впрочем, кто он такой, чтобы сравниваться? И кому понадобилось распять его на кресте?
Она едва не проскользнула мимо в компании, потому что оказалась самой маленькой из них и ее закрыли более рослые девушки, смеявшиеся так громко, что Воскресенский поморщился. Только Ася не смеялась. Накинула капюшон приталенного пальто, в котором неожиданно показалась ему похожей на француженку… Хорошо, не минутой раньше, не то Роман и не углядел бы ее. Представилось, будто Ася опустила глаза и пристально смотрела под ноги, точно пробиралась по заросшему бурьяном полю, а не по центральной улице.