«Совесть мучает?» – съехидничал он про себя. И с ходу отмел это предположение: у девиц, не испытывающих уважения даже к могилам, никаких угрызений быть не может.
Пропустив чирикающую компанию вперед, Воскресенский направился следом к станции на расстоянии достаточном, чтоб они не разглядели его лица, если кто-то из них обернется. И молил про себя, чтобы Ася отделилась от толпы, отстала в метро, что ли… Тогда он сможет выловить ее, иначе будет неловко заговорить с ней. Придется бросить машину в Москве и ехать домой на электричке, чтобы пристроиться по дороге к ее дому, а это создает дополнительные сложности.
Неожиданно группка, которую он выслеживал, остановилась у небольшого ресторанчика, все защебетали еще громче, прощаясь, чмокая воздух, и рассыпались: несколько девушек зашли внутрь, две свернули во двор, и только Ася отправилась дальше.
Роман, замерший за припаркованным фургончиком, несколько раз осторожно выглянул, прежде чем пустился за ней следом.
Съежившись от резкого ветра, набросившегося на нее на площади, Ася шла быстро, чуть наклонившись вперед, как маленький крепкий песик, рвущий поводок. Это сравнение отозвалось в душе неожиданным теплом, которое Роман раздраженно подавил: «Еще не хватало!» И в три прыжка догнал девушку:
– Подождите!
Она шарахнулась, побледневшее от холода личико исказилось испугом. Потом узнала и просияла от радости, которая могла показаться неподдельной, если б он не знал предысторию их встречи.
– Ой, это вы! А я…
– Нам нужно поговорить.
– Нам с вами? О… Ладно. – Ася растерянно огляделась, придержав капюшон. – Куда-то зайдем?
– У меня машина рядом. Я отвезу вас домой.
– Нет-нет! Это слишком далеко… Я за городом живу.
Он прикусил язык, чтобы не сказать: «Я знаю». От такого признания, пожалуй, она бросилась бы бежать…
– Ничего. Я люблю водить.
Это она не могла опровергнуть.
Уже шагая с ним рядом, доверчиво заглянула снизу в лицо:
– Вы видели мой фильм, да?
– Какой фильм? Вы уже что-то снимаете?
– Не видели… А о чем ж тогда разговор?
– Давайте в тепле побеседуем. Нам сюда.
– О, это ваша машина? Здоровая…
Подавив нежелание, Роман все же открыл перед ней дверцу, поддержал за локоть, пока она забиралась в джип. Потом обошел его, сел за руль. Не глядя на Асю, пообещал:
– Сейчас согреетесь. Куда едем?
Название их поселка она произнесла вопросительно, все еще ожидая услышать в ответ: «О нет! Это ж у черта на куличках!» Для москвичей пятнадцать километров от МКАД – глушь беспросветная… Неужели ей неизвестно, что Воскресенский никогда не был москвичом? Или же Ася знает о нем все, но очень убедительно играет выбранную роль.
К чему это все?!
– Поехали.
Он произнес это без гагаринской решимости. Все происходящее было непонятно настолько, что слегка пугало… Хотя Юрию Алексеевичу тоже наверняка было страшновато отрываться от Земли. «Последняя собака в космосе» – так он с усмешкой называл себя, уже благополучно вернувшись. Когда Роман прочел это, то понял, что первый космонавт навечно останется его кумиром. Воскресенский мечтал снять фильм о маленьком деревенском мальчишке, в которого влюбился весь мир…
Ася не торопила его, тихонько отогревалась на соседнем сиденье, даже не поглядывала в его сторону, уткнулась в окно, за которым проплывала малолюдная Сретенка.
«Уже почти одиннадцать! – спохватился Роман. – Обещал же Лизе позвонить, как закончу. Но не при этой же…»
С неприязнью взглянув на Асю, он заставил себя заговорить:
– Что вы на днях делали на кладбище?
Она быстро повернулась, глаза изумленно расширились.
– Вы нас видели? Там же никого не было…
– На каждого из нас всегда кто-то смотрит.
Роман произнес это прежде, чем сообразил, что ее ответ подразумевал, будто на Вариной могиле она была не одна. Но на запись Антона попала только Ася… Остальные стояли в стороне и камера их не захватила? У них что, там целый шабаш состоялся?!
– Вы имеете в виду…
– Так что вы там делали?!
На этот раз он не смог сдержать злости, Асю так и вжало в дверцу, за окошком которой уже показался проспект Мира. Измученные атланты остались позади…
– Я… Мы… Только один эпизод!
– Эпизод? – переспросил Роман отрывисто и резко крутнул влево руль, обгоняя такси на полупустом шоссе. – Какой?
– Жаль, вы не посмотрели мой фильм… Он очень короткий! Борис ограничил хронометраж тремя минутами.
«Правильно сделал, – согласился Воскресенский. – Тратить время на учебные фильмы…»
– Там у меня парень тоскует по своей девушке, пишет ей письма. Бумажные! Но все не то… Он комкает их, швыряет. Это дома, в своей комнате… В следующем кадре он на улице. Так удачно получилось! Он идет по тротуару, и никого ни за ним, ни навстречу, только пересекают ему дорогу, стремясь к переходу. Представляете, да? Жизнь кипит, все торопятся куда-то, и только он один. Это не постановочно было, просто повезло.
Она рассказывала, оживляясь все больше, и ее увлеченность делом, которое так любил и он сам, отозвалась в Романе одобрением и симпатией. Но он тут же рванул невидимые вожжи: чуть помедленнее! До главного-то еще не добрались…
– А в последнем кадре герой как раз на кладбище. Сидит возле могилы. И мы понимаем, что его девушка умерла. Он пишет письма на тот свет! На могильной плите уже целая пачка конвертов… Поцеловав, он кладет еще один и уходит. Все.
Замолчав, Ася выжидательно поглядывала на него, а Роман ждал продолжения, ведь о букете цветов не было сказано ни слова. Не выдержав, она вздохнула:
– Вам не понравилось?
– Да при чем тут… Почему вы выбрали эту могилу?
– Вы так говорите, будто знаете какую!
– Так почему?
Она поерзала:
– Понимаете, я живу недалеко от кладбища. Маленького такого, сельского. Там до того хорошо!
– На кладбище?
– Не верите? Там столько деревьев, они все время точно шепчутся… И птицы поют в листве. Так спокойно и совсем не страшно… Я часто пересекаю кладбище, когда хожу к подруге, и каждый раз я прохожу мимо одной могилы. Она не так давно появилась…
«Год и два месяца, – уточнил Роман про себя. – Вот сколько прошло».
– А памятник появился только в начале лета, и он меня просто поразил! Знаете, у этой девушки было удивительное лицо…
«Мне ли не знать… Я любил это лицо больше всего на свете».
– Но дело не только в этом! Там была изображена кинолента. И я сразу подумала, что она из наших. Нашла. Оказывается, она была продюсером, представляете? Умерла от…
Он скрипнул зубами:
– Как вы посмели?
– Что?
– Чертовы циники! Для вас нет ничего святого, да? Как у вас хватило наглости забраться на могилу этой девушки и устроить там съемочную площадку?!
– Но она была не против!
– Была бы! – выкрикнул он и со всей силы стукнул по рулю, отчего Ася шарахнулась. – Возможно. Если б она осталась жива. Только она никак не могла отказать вам, прогнать… И вы этим бессовестно воспользовались!
Судорожно глотая воздух, Ася смотрела на него испуганно и умоляюще, а Роман продолжал кричать, яростно сжимая руль. Машина мчалась слишком быстро, выскочить на ходу было невозможно, на это он и рассчитывал. Пусть сидит и слушает, жестокая пиранья! Может, хоть от страха в ней проснется что-то человеческое… С такими иначе нельзя.
– Мы не сделали ничего плохого, – пролепетала она. – Я потом даже цветы ей принесла…
– А!
– Поблагодарила за то, что она поучаствовала в съемках. Ей ведь было в радость!
– Было бы! Да, она любила кино. И делала хорошие фильмы. Но это не повод осквернять ее могилу, используя…
– Вы знали ее, – наконец догадалась Ася. – Она была вашей девушкой? Об этом ничего не писали…
– Потому что мы не трепались. О нас знала только моя сестра и ее мать.
– Вы любили ее?
Подавшись к нему, она жадно всмотрелась в его лицо, и Воскресенский впервые понял, что чувствуют актеры, когда режиссер разглядывает их, как подопытных крыс: «Ты, пожалуй, толстовата… А ты слишком обычный. Не подойдешь!»
Оттолкнув Асю, он буркнул:
– Ты почему не пристегнулась? Ну-ка…
– Извините. – Она натянула ремень, щелкнула замком. – Вы любили ее, да?
– Не твое дело.
– Теперь уже, получается, мое, раз я в это влипла… Честное слово, я ничем не хотела обидеть ни ее, ни вас!
– Тебе просто нужна была локация.
– Ну… И это тоже. Вы же сами…
От визга тормозов заложило уши. Метнувшись к бордюру, джип замер, а Роман одним тычком отстегнул ее ремень:
– Выметайся.
– Здесь?!
Она в замешательстве огляделась: они находились на Ярославке, неподалеку от церкви Владимирской иконы Божией Матери, проглядывающей из темноты. Поймав ее взгляд, Роман тоже взглянул на купол:
– Иди-иди! Если ты ни в чем не виновата, Богородица тебя защитит.
Не сказав больше ни слова, Ася открыла дверцу и выпрыгнула в ночь. Роман заставил себя не смотреть в зеркало заднего вида, пока джип набирал скорость. Понятно, что она стоит там, на обочине, и выглядит маленькой и несчастной. Только хищницы не должны вызывать жалость, ведь сами они жалеть не умеют. Воскресенский видел подобных ей: ради хорошего кадра они готовы снимать, как тонет ребенок, прыгает с крыши человек, спасающийся от пожара, голубь попадает под колесо…
– Вот и посмотрим, как ты выкрутишься сейчас, – проговорил Роман злорадно. – Да ничего с тобой не случится! Такси поймаешь. Автобусы еще ходят. Доедешь.
Но, уже почти поравнявшись с ракетой на въезде в Королёв, он вдруг подумал, что Гагарин плюнул бы ему в лицо за такую выходку. Сколько этой девочке лет? Восемнадцать? Только школу окончила, наверное… Ее еще учить и учить, а он просто решил выкинуть Асю из жизни.
Пропустив въезд на нужную эстакаду, Роман пронесся дальше, развернулся и помчался назад, отыскивая взглядом фигурку в элегантном пальто с капюшоном на краю шоссе. Мадемуазель Бонасье ждет своего д’Артаньяна… Дождется ли?