чал, доносились протяжный стон и детская считалка. Увидевшийся Асе старый московский двор жил обычной жизнью, но в нем должно было произойти нечто невероятное, ведь ей нравилось сочинять истории, тяготеющие к жанру магического реализма. Тот рассказ о бабушке стал исключением, скорее исповедь, а не проза, обычно ее истории происходили на пересечении разных реальностей.
Но сейчас главный сюжетный ход еще не проступил из тумана, в котором все зарождалось, пока до Аси долетали только отдельные фразы:
«Послушайте, профессор, а не продать ли вам свой телескоп хорошему человеку? Мне».
«Он опять не пришел. Он больше не придет никогда…»
«Вчера в небе над Москвой появилось полярное сияние. Да какое! Красное. К чему бы это, а?»
«Его поколотили в садике, а ты даже не заметил, что у твоего сына новый синяк!»
Какая роль в этом сумбуре предназначалась Лизе, она пока и сама не понимала. Обычно все прорисовывалось само, Ася лишь притягивала новые ростки фантазий, как солнце влечет к себе весеннюю поросль. Ей нужно было срочно найти уединенный уголок и записать то, что уже дало всходы, не то они затеряются в памяти, и она лишится их.
И тут она воткнулась во что-то. В кого-то…
Испуганно вскинув голову, Ася чуть не выругалась вслух: перед ней, дьявольски улыбаясь, стоял Воскресенский.
Освоиться с изменившейся реальностью никак не удавалось. Их тихий дом наполнился голосами, звоном посуды, музыкой, и Лизе оставалось растерянно улыбаться брату, который неожиданно привез Асю, – и Антону, оставшемуся после чаепития и, кажется, не собиравшемуся уходить. Она быстро накрыла на стол, сделала все, как положено, и даже поддерживала разговор между тостами, которые Роман произносил чересчур часто. И голос у него был каким-то незнакомым… Когда она видела брата таким веселым? Еще до болезни Вари, а та уже больше года как умерла…
«Да он влюбился! – внезапно догадалась Лиза и сама поразилась, как не поняла очевидного раньше? – В эту девочку… Да она ведь совсем дитя! Маленькая такая, хочется побаюкать… Варю я приняла как сестру. С радостью приняла! Сумею Асю полюбить, как дочь? Почему – нет? Если б я родила лет в восемнадцать, мой ребенок сейчас был бы как раз таким…»
За столом Ася помалкивала, не перебивала взрослых и с аппетитом ела, что хозяйке всегда приятно. Но Лиза уже знала: этой девочке есть что сказать. На Вариной могиле их разговор получился необычным и тем зацепил… Там Ася не казалась слишком юной, она рассуждала о жизни и смерти, как женщина, многое пережившая и перестрадавшая. Хотя как такое возможно в восемнадцать лет, или сколько ей там? Но почему-то Лиза притихла, слушая низкий Асин голос, даже телефон отключила, чтобы не прервал, и они долго сидели, прижавшись плечами, но были не вдвоем, это казалось очевидным, – Варя присутствовала не только изображением на камне, она действительно находилась рядом.
– А я тоже никогда не был на «Мосфильме», – произнес Антон, заставив Лизу очнуться.
«Ах да, Ромка возил ее на киностудию… Зачем? Господи, что за вопрос, она же учится на режиссера. Конечно, ей нужно было увидеть все своими глазами». – Она улыбнулась Асе:
– Можно заказать экскурсию, и тогда покажут самое интересное.
– Спасибо, я уже увидела все, что нужно.
– Она там сюжет нашла. – Роман подмигнул, когда Ася глянула на него зверем. – Да ладно тебе! Мы все в одной лодке.
– Я только как зритель, – заметил Антон. – Но кино люблю. Ты какое собираешься снимать?
На брудершафт они уже выпили, тем самым на законных основаниях позволив вчерашней школьнице обращаться к ним на «ты», хотя Лиза уловила, что Ася еще сбивалась. Все же она чувствовала себя не очень ловко в их взрослой компании…
Подняв на Антона серьезные серые глаза, она положила вилку и произнесла до того уверенно, что можно было не сомневаться в том, как тщательно это все обдумано:
– Я хочу снимать фильмы, над которыми нужно размышлять. Истории, наполненные полутонами и символами. Иногда с открытыми финалами.
Роман качнул головой:
– Зрители не любят открытых финалов. А редакторы просто терпеть не могут! На каналах такие Пульхерии правят бал…
– Лишь те, кому лень задействовать собственную фантазию, – парировала Ася. – Но разве искусство, в том числе и кино, – это не сотворчество автора со зрителем? Так же, как хорошая книга. Литература даже в большей степени, потому что читатель подключает воображение и сам рисует картинку, описанную словами, а зритель видит готовую.
Она искренне вздохнула:
– Поэтому я до сих пор выбираю: писать или снимать…
– Ася учится еще и в Литературном институте, – пояснил Роман. – У нее уже книга вышла в «Эксмо»!
Почему-то это задело его сестру: ей Ася не говорила об этом. Впрочем, она вообще мало рассказывала о себе…
«И это делает ей честь, – решила Лиза. – Не стала хвастаться…» Но вслух произнесла:
– На такие истории спрос небольшой. Поэтому я пишу авантюрные мелодрамы…
– А я их снимаю, – усмехнулся Роман.
Нервным жестом поправив волосы, Ася виновато улыбнулась.
– Вам приходится? – Она обвела взглядом стены дома. – Ипотека, да?
Лиза покачала головой:
– Мы уже погасили.
– Значит, вы свободны? И можете снимать то, что вам нравится?
Воскресенские переглянулись, Лиза пожала плечами:
– А мне нравится этот жанр.
– Правда?! – вырвалось у Аси, но она тут же прикусила губу. – Извините. Конечно, каждый своим путем идет.
Роман подлил коньяку всем, кроме Аси, она пила сок. Никто не пытался ее споить, не та компания. Выпив залпом (Лиза чуть не ахнула: «Как водку!»), он шумно выдохнул и сощурил глаза.
– Каналы любят такой жанр, – пояснил Воскресенский сухо. – И платформы любят. А ты считаешь то, что мы делаем, говном? Но за такое платят, Ася. Это идеализм: думать, будто ты можешь заниматься чистым творчеством и получать гонорар. Свобода определяется длиной цепи.
Антон поднял голову:
– Жванецкий.
– Я бы перефразировал: свобода определяется толщиной кошелька. Ну, или количеством нулей на счете.
Крутя в пальцах свой бокал с соком, Ася поглядела на него исподлобья:
– Какая ж это свобода? Богатый человек не бывает свободен от денег, он только о них и думает. Нищий куда свободнее…
– Но кино без денег не снимешь!
– Почему это? Примеров сколько угодно. Даже с телефона можно снять.
– Нет, если ты хочешь клепать артхаус, ради бога! Можно взять чертов телефон и снять.
– Я о том и говорю…
– Но коммерчески успешным такой фильм никогда не станет.
– А для тебя коммерческий успех – главное?
«Если она будет так высказываться, его влюбленность быстро угаснет, – забеспокоилась Лиза. – Хотя… Может, оно и к лучшему. Ромке жена нужна, эта малышка к такой роли не готова. Ей хочется «творить искусство»… Детская болезнь. В ее возрасте я тоже, наверное, мечтала бы создать нетленку, если б тогда попала в кино. А сейчас только о том и думаю, как бы угодить среднестатистической тете Маше…»
Поглаживая пальцем этикетку на бутылке, Роман негромко проговорил:
– Я никогда не выезжал из России. Да и здесь ничего толком не видел! А все потому, что у меня никогда не было денег. – Он посмотрел на сестру. – У нас с Лизой. А в детстве я только о том и мечтал, чтобы объехать всю Землю. И до сих пор не поставил крест… Какой смысл рождаться в таком прекрасном мире, если ты ничего не увидишь своими глазами?
Притихнув, Ася выслушала его и выдавила:
– Прости.
– Ася, а что вы пишете? – вмешался Антон. – Прозу? Книга еще продается?
Лиза благодарно улыбнулась ему: поддержал девочку. Похоже, он действительно добрый человек, ей не показалось. Давно в ее жизни не было добрых мужчин… Не думать. Не думать об Артеме. Ее жизнь больше никогда не пересечется с его, наполненной смехом детей. Их с женой детей… Не думать об Игоре, который сейчас строит дом другой женщине.
Неуверенно улыбнувшись, Ася подалась к Антону:
– Это сборник рассказов. Он совсем недавно издан, конечно, продается. Вы хотите почитать?
– Ты. Мы же договорились!
– Ну да, – опомнилась она. – Я еще не привыкла…
– Я с удовольствием почитал бы.
– Они у меня не слишком веселые.
«Что она знает о грусти? – Лиза увидела за окном неровный косяк птиц, устремившихся к югу. – Вот и они улетают… В лесу воцарится тишина. Страшно заходить туда осенью, кажется, что все умерло».
– Да я и сам не слишком веселый человек, – откликнулся Антон.
– Тогда… Возможно! Моя проза окажется созвучна с вами. С тобой. А хочешь… – Ася вытащила телефон. – Здесь у меня есть пара рассказов. Сейчас…
Он протянул руку. Не искалеченную, левую, отметила Лиза. Боится напугать? Это же смешно, они все взрослые люди, у каждого свои шрамы… Ну может, кроме Аси.
Забрав телефон, Антон вышел в просторный холл, устроился в кожаном кресле у входа, закинул ногу на ногу. Лиза только раз оглянулась, чтобы понять, куда он направился, потом предоставила ему свободу от чужого внимания. Если б в столовой были двери, она прикрыла бы их, ведь чтение – это таинство, в котором участвуют двое: человек и книга. Точно так же, как настоящее творчество…
Лиза была убеждена в этом, но не знала наверняка, ведь себя художником слова не считала. Защищая от других сценаристов, которых так и пытались навязать каналы, Роман сам становился ее соавтором и не стеснялся вмешиваться в текст, менять сюжет, придумывать новые повороты. Иногда они нравились ей, но все равно возникало недовольство собой, которое всегда угнетало, ведь выходило: брат не допускает и мысли, что Лиза способна написать сценарий самостоятельно.
«А вот она не подпустила бы его к тексту», – подумала она, следя за Асей, лицо которой порозовело от волнения. И вовсе не от того, что ее угораздило так задеть Романа, в этом Лиза не сомневалась.
Только Ася знала объем своих рассказов, но, кажется, даже она занервничала оттого, что Антон затих так надолго. Все вытягивала шею поверх плеча Романа, пока тот путался в не совсем трезвых рассуждениях: