И мир внезапно изменился, будто одним движением Воскресенский сорвал с него вуаль, которая затушевывала краски, скрывала истинные черты. И все разом стало выпуклым, ярким, звучным, Ася даже покачнулась, стоя в коридоре своего дома, незаметно ухватилась за стойку-вешалку в углу. Странно, она была не оглушена неожиданно открывшейся истиной, а, напротив, чувствовала себя родившейся заново.
«Вот какая ты, жизнь!»
И поняла, что именно таким видел мир сам Роман, пока с ним рядом была Варя. Только этого не вернуть…
«Ты мешаешь мне жить… Передо мной распахнулся колдовской мир, поэтичный, как восточная легенда, а я не могу раскрыть ему душу, ведь она без остатка занята тобой. Ни малейшего зазора, в который может просочиться радость бытия. Сплошная боль. Ее не выдавить по каплям, потому что она неделима. От нее темнеет в глазах, и даже ясная синь над головой видится мутной, словно кто-то подышал на стекло небосвода.
Как мне избавиться от яда в крови? Вот что такое моя любовь… Она парализует, не давая вдохнуть, от нее немеют конечности, путаются мысли. Скоро я разучусь ходить и не смогу связать двух слов. Если прежде не задохнусь от отсутствия кислорода…
Кто первым изрек ложь о том, что безответное чувство обогащает, возвышает? Да ничего подобного! Я корчусь от пыток, на которые обрекла себя сама, ведь ты не сделал ничего, чтобы заразить меня вирусом любви. Обвинить тебя не в чем, ты всего лишь протянул руку. Кто ожидал, что она наткнется на оголенный нерв? Я сама не подозревала этого в себе.
Все произошло внутри меня и там же останется. Смогу я писать, скрючившись от боли? Многим удавалось. Как Тургенев терпел такое всю жизнь? Ремарк разливал свое страдание по страницам романов… А Маяковский не справился. Мне под силу?
Знаю, что со стороны я кажусь хрупким цветком, но на самом деле мой стебель больше похож на стальной стержень. Бабушка всегда понимала: на меня можно положиться. Может, поэтому и сдалась болезни так легко? А будь я рохлей, она сама нашла бы силы бороться?»
– Путевые заметки?
Голос Антона заставил ее захлопнуть блокнот. Так хлестнула взглядом, что он отшатнулся, вжался в сиденье самолета, который нес их к Москве. Ей увиделось, как это выглядит со стороны: маленькая девочка держит в страхе большого, немолодого мужчину. Капризная дочь? Стервозная юная любовница? Кому скажи, что просто знакомые, не поверят. Вспомнилось, как он метался ночью в постели, мечтая расплавиться от жара, лишь бы не раздирало больше внутренности желание, которому Антон не мог дать выхода. Какие знакомые? Кого он обманывает?!
Ася произнесла как можно мягче:
– Да так, записываю на память…
– Правильно, – вышло сдавленно, но, кажется, она не заметила. – А то скоро забудешь.
– Ты уверен?
«Зачем она спрашивает? Не понимает, что эти слова дают мне надежду? Серьезно? В них ведь так и слышится: «Я тебя никогда не забуду…» Уж она-то должна это уловить?» – Антон еще не успел додумать, когда Ася одной фразой до основания разнесла воздушный замок, который он неловко пытался воздвигнуть.
– То, как ты паришь выше орлов, не забудется…
Он стиснул руки так, что заболели костяшки пальцев: «Какой дурак… Вообразил невесть что! Конечно, она говорила только о Дагестане».
– Я очень благодарна тебе за это путешествие, – добавила Ася вежливо.
Слишком вежливо, как показалось Антону. Так разговаривают с людьми, которые вызывают симпатию, не более того.
– Мы же не потеряемся после возвращения в свои… жизни?
– А сейчас мы разве в чужих? – Она постучала ручкой по блокноту. – Хотя ты прав… Любое путешествие воспринимается как переход в иную реальность. А потом ты возвращаешься в свою, и кажется, будто ничего не было. Я мало путешествовала, но каждый раз возникало такое ощущение. У всех так?
Вопросительный взгляд зацепился за его лицо, отчего Антону внезапно стало не по себе: «Что она видит? Стареющего соседа-добряка, которому до того тоскливо, что он готов заплатить, лишь бы не отправляться в путь в одиночку? Таким я ей кажусь? Она даже мысли не допускает, что я…»
– Перекус везут, – оживилась Ася и сунула блокнот с ручкой в сетчатый карман переднего сиденья.
И это тоже восхитило его: какая же она непосредственная, настоящая! Ни следа косметики на лице… Конечно, в девятнадцать лет это и не нужно, но Антон помнил, что его жена и в ранней молодости даже в булочную не выходила, не подкрасив глаза. Только он и знал, как она выглядела на самом деле в те годы… Сейчас и ему это неведомо.
– А как ты покупаешь продукты? – вдруг озаботился он. – У тебя же нет машины, а магазины далеко. И бабушка не помощница, как я понимаю.
Она сразу насупилась:
– Зачем напоминать сейчас?
– Ох, извини. Я просто подумал, что могу заодно и тебе брать кое-что, когда затариваюсь на неделю. Это не сложно.
В серых глазах отчетливо проступил холодок:
– Зачем? Нянчиться не с кем?
– Я не воспринимаю тебя как ребенка.
– Неужели? Даже кофе пытаешься за меня купить… Я давно живу почти совсем самостоятельно, если ты не заметил. И как-то справляюсь. И вообще…
«Не произноси этого!» – взмолился Шестаков, внутренним чутьем угадав: сейчас прозвучит то, что не удастся стереть из памяти. Ася смотрела на него с беспощадностью ребенка, который не станет скрывать, если новая игрушка ему не по душе.
– Прошу прощения, – произнесла она таким тоном, что Антон сжался, – но мне удобнее обращаться на «вы». Не против, если я вернусь к этому? Неестественно, что я «тыкаю» такому взрослому человеку. Вы же не обидитесь?
– Нет, конечно. – Откинув голову, Шестаков закрыл глаза: «Вот и все. Мы вернулись в свою реальность. Здесь мне ни за что не подняться выше орлов».
Когда на экране телефона появилось короткое Асино имя (без фотографии), Лиза чуть не швырнула его в стену. В голову ударил жаркий шум, в котором спутались вопросы: «Зачем она звонит? Почему мне? С ней что-то случилось?»
Не отвечая, хотя палец уже застыл над зеленой трубкой на экране, Лиза шумно втянула воздух. Нет, ни один из этих вопросов нельзя задавать, чтобы не дать девчонке повода думать, будто она ревнует. А она ревнует? Ей было неприятно даже допускать мысль о соперничестве с девочкой, которая ей так понравилась… И рассказы ее понравились. Более того, пленили… И Лиза то и дело мысленно возвращалась к ним, не спрашивая себя: зачем? Просто думалось об этих людях, рожденных Асиным воображением. Такие короткие истории, а не отпускают, надо же…
До сих пор Лиза была уверена, что сжиться удается только с персонажами долгой истории, например сериала. Почему она никогда даже не пробовала написать рассказ? Проще это или труднее, чем рассказать историю с продолжением? Нет, дело даже не в продолжительности! Сценарий безмерно далек от прозы, она понимала это. Ей удаются сюжетные ходы и диалоги, но получится ли вместо схематичного текста, всегда строго соответствующего трехактной системе, передать музыку фразы, наполнить ее образами и глубиной? Мыслью, а не только действием? Лиза думала об этом целые дни, но не могла заставить себя даже начать…
За окном уже воцарилась зима в лучшем своем проявлении: пушистый снег сгладил углы крыш, заборов, всего мира, сделав его мягким и пригодным для жизни. Очищенная от скверны земля светилась младенческой чистотой, улыбалась голубыми штрихами-прорезями в пухлой, точно взбитой пелене облаков. Никто не ожидал от ноября такой прыти – только начался и внезапно так празднично преобразил их землю, измученную нешуточными испытаниями. Где-то взрывались снаряды, гибли дети, а за их окном обманчиво расстилалась новогодняя сказка, и верилось, что неподалеку у костра греются братья-месяцы, готовые исполнить самое заветное желание…
«Только чье? – усомнилась Лиза прежде, чем ответить на звонок. – Мое или ее?»
– Да, Ася? – ответила она ровным голосом, чтобы не выдать никаких эмоций.
– Лиза, можно к вам зайти? – раздалось в трубке. – Я… У меня бабушка умерла. И… я не знаю, что делать!
И все разом перевернулось: коварная соперница обернулась растерянной девочкой, которая робко стучалась в их жизнь в надежде, что ей помогут.
– Ох! – вырвалось у Лизы. – Асенька, где ты сейчас? Дома? Хочешь, я к тебе приду?
– А вам не сложно? Это было бы еще лучше… Какие-то документы нужны? Или что? Я ничего не соображаю.
Лиза уже бросала на кровать теплые вещи:
– Иду-иду. Сбрось мне адрес, пожалуйста.
– Конечно. Значит, Роман не сказал, где я живу? – Ася помолчала. – Его, наверное, нет дома?
Выглянув в окно, Лиза убедилась, что брат еще не уехал:
– Снег разгребает во дворе, все ж завалило. Давай мы подъедем вместе? Думаю, машина понадобится.
– Это было бы замечательно, – осторожно заметила Ася. – Если, конечно, Роман не занят… И если согласится.
«Да он прыгать будет от радости. – Лиза беззвучно усмехнулась и одернула себя. – Хотя радости тут мало, конечно, человек умер. И девочка совсем одна осталась… Куда делись ее родители?»
– Жди нас, – распорядилась она. – Скоро будем.
Раскрасневшееся от работы лицо Романа просияло, когда он услышал, что звонила Ася: нашлась! Но Лиза не сомневалась: следом брат задастся вопросом, почему она позвонила не ему. Начнет жалить ее…
– А с какой стати она позвонила именно тебе?
– Ты глухой? – Ее разозлила эта предсказуемость. – У Аси бабушка умерла. Смерть, знаешь ли, интимный процесс… Конечно, ей проще поговорить об этом с женщиной.
– С тобой…
– Со мной. И потом, Ася точно знает, что недавно мне приходилось заниматься похоронами.
Он помрачнел:
– Мне тоже.
– Не скажи. Организационной стороной дела занималась я, тебе не до того было. И Ася это понимает.
Заметив, что брат совсем сник, она заторопилась:
– Но теперь ты можешь принести больше пользы. И, главное, поддержать Асю. Если не облажаешься, то можешь стать ей по-настоящему близким и нужным.