Тихо брякнула металлическая калитка. Не открывая глаз, он мысленно повел Романа короткими улочками их поселка к Асиному дому, сосчитал его шаги, надеясь, что это усыпит его. И лучше бы вечным сном…
Но жизнь все еще не кончалась.
– Чертов придурок!
Это было самое мягкое из тех выражений, которыми Воскресенский ругал себя по дороге к Асе. Как он мог так легко поверить, что его прекрасная девочка оказалась фальшивкой? Что за морок овладел его сознанием?
Он отогнал мысль о Лизе. Антон намекал, что она могла сознательно вбить между ними клин… Но ведь они уже обсудили то, что ничего для них не изменится ни в человеческом, ни в профессиональном плане. Неужели сестра лишь сделала вид, что поверила? Или как раз поверила? Только совсем не тому, а собственной мрачной фантазии о рыжеволосой юной ведьме, соблазняющей мужчин и высасывающей их души?
Уверенный, что застанет Асю в слезах, Роман придумал множество ласковых слов, которые должны были утешить ее и вернуть веру в него. Но на его стук дверь не открылась, и он встревожился всерьез.
– Нет-нет, пожалуйста! Только без глупостей! – молил он, оббегая дом и заглядывая в каждое окошко.
Комнаты были пусты. Где она могла прятаться? Ему мерещилось жуткое: Ася висит в петле на чердаке или истекает кровью в ванной… Роман уже собрался с силами выбить входную дверь, когда за его спиной скрипнула старая деревянная калитка. Поворачиваясь, он поскользнулся на крыльце и едва не упал Асе в ноги. Мелькнула мысль: «Вышло бы эффектно!»
Глядя на него как на чужого, она приблизилась к крыльцу и холодно поинтересовалась:
– Что ты здесь делаешь?
– Ася, прости меня, дурака! – произнес Роман покаянно.
В ее светлом взгляде не прибавилось тепла. Она повела бровями:
– Хорошо. Ты прощен. Все?
– Что значит – все? – растерялся он. – Если я прощен, значит, все нормально? Между нами. Забыли этот кошмар?
– Нет. Я этого никогда не забуду.
На ней опять было то пальто, в котором Воскресенский бросил ее ночью на дороге, и ему вдруг почудилось, будто они вместе опрокинулись в тот день, когда были чуть ли не врагами. Тогда это «нет» прозвучало бы естественно… Но ведь они уже прошли вместе пусть и недолгий, но прекрасный путь! Неужели для нее это ничего не значит?
Глядя ему в глаза, Ася спокойно (по его мнению, так слишком спокойно!) объяснила:
– Бабушка учила меня, что все можно простить, кроме предательства. Оно у человека в крови. Или есть, или нет… У тебя имеется эта капля Каиновой крови. Ты так легко предал меня.
От холода и страха у него свело губы, выговорить удалось с трудом:
– Я предал тебя? Ты это так видишь?
– А ты как-то иначе? – Она жестко усмехнулась. – Это еще хуже.
– Нет! Да. Я предал, это правда. Но я ведь раскаиваюсь… Я вел себя, как полный идиот! Разве раскаяние не искупает грех?
– А я не святой отец, чтобы отпускать грехи! – отрезала Ася. – Пропусти. У меня нет времени философствовать с тобой.
Поддержав ее, с забора каркнула ворона, и ему вдруг вспомнилось, как еще в самом начале знакомства он сравнил Асю с феечкой. И дело было не только в этом пальто с капюшоном… Она схватывала самые точные образы и слышала голоса духов. Она забывала себя, отдаваясь любви, и готова была поиронизировать над собой. В ней жила та легкость, которая и позволяла ей парить в солнечном эфире… Эта глупая ворона, глазевшая на них с ограды, чувствовала все это как-то нутряным чутьем?
Не отступив, Роман смотрел на Асю с крыльца, и оттого она казалась совсем крошечной. И все же в ней чувствовалась невероятная сила… Ему даже почудилось: «Стоит ей захотеть, она пришпилит меня к этой деревянной стене, как безмозглого мотылька!»
– У тебя есть более важные дела? – промямлил он.
– А ты забыл?
– Похороны, да. Только не говори, что обойдешься без нашей помощи!
– Без вашей обойдусь. Соседи мне помогут, я уже договорилась.
Внутри его поднялась паника: «Почему она так невозмутима? Ей плевать на то, что мы можем расстаться? Или она уже отсекла меня, как гнилую конечность, без которой можно выжить? Поноет, конечно… Но ведь перестанет!»
– Ты правда хочешь, чтобы я ушел?
Не моргая, он смотрел в ее большие серые глаза, чтобы заметить хотя бы признак отчаяния, если тот промелькнет. Но его не было… Не было!
– Извини. Это не гостеприимно, я понимаю. Но мне правда сейчас не до приемов.
– Каких приемов? Это же я! Ася, ну не злись, прошу тебя. Давай войдем в дом и поговорим в тепле? Обсудим все, как взрослые люди.
Шагнув на крыльцо, она молча отодвинула его. Роман замер, вспомнив, что она писала о его прикосновениях, о том, как они действуют на нее… Но ничего не произошло.
Повернув в замке ключ, Ася переступила порог и обернулась:
– Ты никогда больше не войдешь в мой дом.
Дверь перед ним закрылась. Аккуратно, почти бесшумно. Роман обрадовался бы, если б Ася хлопнула дверью, выказала бы хоть какие-то эмоции! Тогда еще оставалась бы надежда, что не все в ней умерло, когда он позволил сестре оскорбить ее…
Не найдя сил уйти сразу, Воскресенский еще постоял на крыльце. Потом спустился и направился к калитке. Ворона – Асина сообщница? – пристально наблюдала за ним. Ему захотелось запустить в черную птицу камнем, но Ася могла следить за ним из окна. Не стоило каждым поступком делать могилу, которую он и без того уже выкопал себе, еще глубже…
Под ногами так хлюпало, будто мир вокруг всхлипывал, оплакивая безвременную кончину их любви.
– Да ладно, – бормотал Воскресенский себе под нос, в котором тоже начало хлюпать, – ничего еще не кончено. Не может быть… Не может быть!
То, что Ася начала самостоятельную жизнь без него и быстро нашла поддержку, казалось нереальным. Разве в нашем мире люди еще помогают друг другу? Они с сестрой всегда полагались только на себя, никто их не поддерживал.
«Или мы с ней такие твари, что не заслуживаем доброго отношения?» – Он наспех перебрал в памяти эпизоды, в которых вел себя с Асей, как полная скотина. Странно, что она вообще влюбилась в него! Или…
Споткнувшись о внезапно пришедшую мысль, Воскресенский остановился посреди дороги, где машины проезжали раз в полчаса, не чаще. Где он прочитал это? Не сам же придумал… Как там было? «Писатели сочиняют все, даже реальность, в которой живут».
Рука сама нащупала блокнот во внутреннем кармане. А что, если Ася просто сочинила этот текст, который он принял за дневниковую запись? Что это – начало рассказа? Финал повести? Его обманул исповедальный характер… Но ведь многие вещи написаны так, будто автор делится своей болью или пережитым счастьем.
Роман заставил себя тронуться с места, но каждый шаг давался ему тяжелее предыдущего.
«Ей удалось обвести меня вокруг пальца еще и прозу свою использовав. – Ему хотелось то ли заплакать, то ли выматериться в голос. – Кретин… Девчонка обставила меня, как щенка. Отомстила. Я же теперь не успокоюсь до конца своих чертовых дней!»
Мерещилось, будто редкие прохожие косятся на него, точно Воскресенский был измазан дегтем и вывалян в перьях. Избегая с кем-либо встречаться глазами, он вышел к кладбищу, но ему было стыдно показаться Варе на глаза. Он должен был хранить верность ей, любившей его искренне и беззаветно. Как и должна любить женщина… Тогда они встретились бы в другом мире.
– Да что за бред! – Воскликнул Роман и свернул к дому, вспомнив, что есть еще одна женщина, которая любит его точно так же – искренне и беззаветно.
Отпоив его горячим чаем каркаде (чтобы не разболелся!) и укутав мягким пледом, который связала сама, Лиза присела рядом, погладила брата по плечу и улыбнулась, когда он не дернулся.
– Ася умна, этого не отнять, – признала она, продолжая поглаживать его. – И если ты действительно ухитрился обидеть ее… Хотя я этого не представляю!
«Плохо ты меня знаешь», – подумал Роман мрачно и, сунув нос под плед, часто задышал. Лиза продолжила:
– Тогда она, конечно, могла продумать план мщения. Только в чем он заключался? Заставить тебя влюбиться? А потом? Она бросила бы тебя или что?
Он не ответил. Какой смысл гадать, если ответ известен только Асе? Только от нее не дождешься разговора по душам.
– А знаешь, малыш, – проговорила сестра ласково, – ты ведь должен радоваться, что все вскрылось так быстро и ты не успел привязаться к ней всей душой. Ничего страшного не произошло! Нам повезло, что Ася сглупила и скаталась с этим… Антоном… в Дагестан, а он, как пацан, растрепал об этом.
«В Дагестан! – выцепил Воскресенский. – Вот куда… А я не мог вспомнить».
– Утром все покажется тебе дурным сном. Хочешь, я наберу ванну? Погреешься. Ляжем пораньше, а завтра…
– Завтра она хоронит бабушку.
– Ну и что? Теперь это нас не касается. Она же нашла помощников? И Антон прибежит по первому зову.
Плед чуть не свалился на пол от того, как Роман дернулся, сестра успела подхватить его. Натянула, подоткнула, приговаривая:
– Тихо-тихо… Все плохое позади.
– А впереди сериалы для этого сраного канала, – пробубнил он.
– Ну, ты же отказался снимать ремейк «Вокзала для двоих»!
– А надо было согласиться?
– Нет, – ответила она, подумав. – Не надо было. Подвернется что-нибудь другое.
– Думаешь, она позвонит Антону?
– Ты опять о ней?
– День еще не закончился.
– Тоже верно… Не знаю. – Лиза сцепила руки на коленях, покачалась, размышляя. – Если прижмет, позвонит. А если он для нее отработанный материал, то нет.
Роман хмыкнул в плед:
– Стоп! Снято. И нет больше команды.
– Что-то вроде этого… Ну что? Набрать ванну?
– Если тебе не трудно.
И, уже лежа в горячей, потрескивающей от душистой пены воде, он вдруг осознал, что Лиза права и ничего плохого действительно не произошло. Затащил в койку юную студентку – радоваться должен! Хотя не впервой, на съемках без такого не обходится. С чего он решил, будто этот раз чем-то отличался от десятков других? Чем эта Ася так заморочила ему голову? Почему стала мерещиться ему и заполнять мысли?