Дело в том, что сексизм зарождается и пускает корни в раннем детстве. Дети начинают делать свои умозаключения о гендерных различиях, как только замечают их – обычно к концу первого года жизни, – и сигналы, которые мы им посылаем как родители, часто невольно учат их не тому что надо. Чаще всего мы делаем это неосознанно. Хотелось бы мне сказать, что я стопроцентный сторонник гендерного равенства, но я заметила, что гораздо чаще обсуждаю внешний вид моей дочери, чем сына. Тем самым я посылаю ей сигнал, что для нее внешность важнее, чем для него, что ее самооценка в значительно большей степени, чем у него, зависит от ее внешности. Это… неправильно. Тем не менее, как показывают исследования, многие прогрессивные родители, ратующие за гендерное равноправие, способствуют укреплению устаревших, сексистских гендерных стереотипов. В одной из отрецензированных статей я прочитала: «Несмотря на то что большинство матерей придерживаются эгалитарных убеждений, на самом деле они мало что делают для того, чтобы привить эти убеждения своим детям»[122].
Справедливости ради нужно сказать, что это не только наша вина. Нас всю жизнь приучали обращать внимание на гендерные различия и придерживаться общепринятых стереотипов. Мы все – продукты сексистского общества, и как бы сильно мы ни хотели отказаться от этих устаревших представлений, старые привычки часто берут над нами верх. Но ради наших детей мы в силах постепенно освободиться от них. Ведь можем же! Когда я начала более внимательно следить за тем, как общаюсь со своими детьми, я научилась обрывать себя прежде, чем успевала сказать то, что не следовало. И в некотором смысле даже хорошо, что сексизм усваивается в таком раннем возрасте. Ведь это означает, что у родителей больше влияния и возможностей перехватить идеи сексизма, витающие в обществе, чем если бы этот процесс проходил в подростковом возрасте, когда дети проявляют большую независимость.
Конечно, дети растут не в вакууме, да и вряд ли кто-то из нас хотел бы, чтобы это было так. Но мы можем ограничить влияние вредных сигналов общества, если будем внимательнее следить за собственным поведением дома. Мы можем более тщательно подбирать слова, разговаривая на темы гендера, осознаннее подходить к выбору игрушек, рода занятий, одежды и привычек, которые мы хотим привить детям, и не подпитывать вредные стереотипы. Мы также можем научить детей распознавать проявления гендерной дискриминации и понимать, какое влияние она оказывает на жизнь общества, чтобы они могли успешнее с ней бороться.
Но прежде чем рассказывать о методах гендерного воспитания, хочу кое-что пояснить. Исследования, которые я описываю в этой главе, а также жизненные истории и рекомендации, которыми я делюсь с читателями, предполагают существование двух полов. На самом деле пол не является бинарным. Дело в том, что 2 % младенцев рождаются интерсексуальными[123], то есть в биологическом плане не являются ни девочками, ни мальчиками. Кроме того, многие дети не идентифицируют себя с назначенным им природой полом. Так что, хотя я и упоминаю «девочек» и «мальчиков» на страницах этой книги, я признаю, что есть дети, которые не вписываются в эти упрощенные категории, и отношусь к ним с уважением.
А теперь хочу сделать небольшое отступление и объяснить, почему сигналы, которые касаются гендерных различий и которые мы посылаем детям, оказывают на них пагубное влияние. Мне кажется, что причина не является интуитивно понятной или очевидной. Когда я была беременна дочерью, я получала от друзей и родственников кучу подарков, предназначенных для девочек: кружевные чепчики, банты для волос, столько розовых платьев, что я не знала, что с ними делать. И знаете что? После первого ребенка – мальчика – я с огромным удовольствием наряжала мою малышку в сказочно красивые платья с оборками и не видела в этом ничего особенного. То, что мы по-разному общаемся с мальчиками и девочками, не значит, что мальчики лучше девочек. В конце концов, мы не даем девочкам боевые трофеи, а мальчикам кусочки угля для рисования. Тогда почему же признавать и подчеркивать гендерные различия, которые мы видим в обществе изо дня в день, – это плохо?
Недавно я ездила в Бетлехем, чтобы встретиться с психологом Ребеккой Биглер и прояснить этот вопрос. Она только что ушла на пенсию с должности профессора психологии в Техасском университете в Остине, где проработала с 1991 года. Биглер всю жизнь занималась изучением вопросов развития предрассудков у детей. Кроме того, в кругах психологов она известна как автор теории развития межгрупповых отношений, которую она разработала совместно с Линн Либен, психологом из Пенсильванского университета. Эта теория объясняет, как и почему у детей формируются такие стереотипные взгляды на отношения между людьми, как сексизм, расизм и другие предрассудки.
Биглер – очень важная персона, поэтому я немного нервничала, подъезжая к ее дому. Однако в ее манере держаться не было ничего, что внушало бы благоговейный страх. Она производила впечатление эдакой прикольной тетушки – слегка нелепая, ярая феминистка и очень-очень умная. У нее широкая улыбка и длинные седые волосы, которые она отказывается красить в каштановый цвет, к великому огорчению ее парикмахера. (Рассказываю это потому, что считаю сексистским бытующее мнение, что женщины должны красить волосы. А решение Биглер не краситься как раз и отражает ее сущность: она женщина, которая не желает, чтобы ей указывали, кем быть и как выглядеть, и которая страстно хочет преобразовать наше общество так, чтобы парикмахеры перестали советовать женщинам закрашивать седину.)
Сидя в гостиной, стены которой от пола до потолка были заставлены стеллажами с книгами на самые разные темы, мы говорили о том, почему чрезмерное внимание родителей к гендерным вопросам вырастает в настоящую проблему. Если кратко, сказала она, то дело в том, как функционирует мозг ребенка: как он обрабатывает эту информацию и почему делает это именно так, а не иначе.
Может показаться, что маленькие дети не ведают забот и ни за что не отвечают. Вот вам, кстати, наглядный пример: только что слышала, как моя дочь во все горло распевала песню о морских свинках. Но на самом деле перед детьми стоит трудная задача: как можно скорее понять, что к чему в этом чужом мире, в котором они оказались. Чтобы решить эту задачу, они очень внимательно следят за тем, что вокруг них говорят и делают, а затем пытаются проанализировать полученную информацию и выделить самое главное.
Давайте забудем на минутку о тех сторонах нашей жизни, где гендерные различия имеют реальное значение, и сосредоточимся только на том, как они отражаются в языке. Дети, конечно, с самого раннего возраста прислушиваются к тому, что мы говорим. И мы постоянно так или иначе внушаем им мысль о том, что гендерная принадлежность имеет значение. «Мы все время используем существительные, указывающие на гендерные различия: “Доброе утро, девочки и мальчики!”, “Какая хорошая девочка”, “Мужчина на углу”, “Спроси у той леди”, – говорит Биглер. – Тем самым мы даем детям понять, что гендерная принадлежность действительно важна, иначе зачем бы вам подчеркивать это по сто раз в день?»
Существует множество визуальных характеристик, отличающих людей друг от друга: цвет и длина волос, цвет глаз, цвет кожи, праворукость или леворукость, рост и вес – и это далеко не все. Но какие из них мы упоминаем почти постоянно, когда говорим о других людях? Всякий раз, когда мы употребляем местоимения «он» или «она», мы тем самым косвенно указываем на пол человека, но не на другие его особенности. «Мы превращаем пол в индивидуальность», – говорит Биглер. Если бы мы жили в мире, где, говоря о каком-то человеке, все время упоминали бы цвет его волос, можно не сомневаться: дети быстро бы усвоили, что цвет волос – это важно. И тогда я, может быть, начала бы закрашивать свою седину.
А теперь подумайте, каким еще образом, кроме языка, мы обозначаем и разграничиваем гендерную принадлежность. Девочки и мальчики пользуются разными туалетными комнатами, играют в разных спортивных командах, в магазинах игрушки для мальчиков и девочек размещены на разных стеллажах, иногда они даже учатся в разных школах. Но и в школе учителя постоянно просят учеников построиться по гендерному признаку. Снова и снова мы вдалбливаем в голову детей мысль, что гендер является одной из важнейших социальных категорий. И вот здесь-то и начинаются проблемы.
Как только дети осознают, что гендерная принадлежность – это что-то очень важное, они стараются понять, какой в это вкладывается смысл. Биглер поясняет: «Мы думаем, что в мозгу ребенка происходит сложная работа, он рассуждает так: “Вы называете меня девочкой сто раз в день. Это должно что-то значить. Должно быть, девочки сильно отличаются от мальчиков”». Исходя из своих наблюдений, дети начинают делать определенные выводы, и далеко не всегда они верные.
В попытках понять смысл разных социальных категорий дети склонны к чрезмерным обобщениям и созданию жестких, но не совсем точных правил. Если хотите, своего рода грубых стереотипов. Например, что всем девочкам нравится розовое, а всем мальчикам этот цвет не нравится, или что все мальчики любят футбол, а все девочки его не любят. В более широком смысле у детей формируется понятие о фундаментальных различиях между девочками и мальчиками, о том, что мальчики никогда не должны заниматься «девчачьими делами» и наоборот.
Если вы родители, то, вероятно, знаете, что часто дети сами выступают в роли строгой полиции по гендерным вопросам. В рамках эксперимента 2003 года исследователи попросили учителей дошкольных учреждений в течение трех месяцев записывать высказывания учеников на гендерные темы[124]