Наша склонность к гиперопеке отчасти проистекает из вполне понятных опасений за физическую безопасность наших детей. Современные родители гораздо неохотнее отпускают детей одних в школу или позволяют доехать на велосипеде до дома друга. Однако, принимая меры защиты, мы тем самым, возможно, мешаем нашим детям приобрести опыт выживания. Но это не только наша вина. Современное общество в гораздо большей степени, чем раньше, давит на родителей, требуя от них обеспечить безопасность детей. Так, в 2015 году одну супружескую пару арестовали и обвинили в невыполнении обязанностей в отношении их ребенка[194]. Родители поздно вернулись с работы, и их одиннадцатилетний ребенок полтора часа играл в баскетбол во дворе собственного дома. Осмелюсь предположить, что, если бы дело происходило в 1985 году, никому и в голову не пришло бы их арестовывать.
У меня инстинкт защиты очень силен, и я, конечно, бросаюсь защищать своих детей и тогда, когда этого делать не нужно. Кроме того, я недооцениваю их способности, мешая им проявлять и развивать их. Если бы в начале этого года вы спросили меня, позволю ли я своему девятилетнему сыну рубить топором дрова и пилить дерево пилой, я бы рассмеялась вам в лицо, уверенная в том, что он непременно отхватит себе палец в первые же три минуты. Но на днях он пришел из школы и гордо объявил, что сегодня занимался именно этим и что все его пальцы целы. Гордость, которая звучала в его голосе, – прямое следствие успешного преодоления трудностей в ходе приобретения нового опыта.
Точно так же, когда дети мучаются с выполнением домашних заданий, мы не должны немедленно вскакивать и спешить им на помощь. Излишняя опека дает детям понять, что они ничего не в состоянии сделать самостоятельно. Исследователи из Иллинойского университета просили учащихся со второго по пятый класс ответить на вопрос: что они чувствуют, когда родители помогают им и принимают за них решения. Чем старше были дети, тем чаще они отвечали, что помощь родителей – это признак того, что они считают детей некомпетентными и ни к чему не способными. Исходя из собственного педагогического опыта, Джессика Лахи в своей книге «Дар неудачи» (The Gift of Failure) объясняет: «Каждый раз, когда мы пытаемся спасать, мелочно контролировать или еще как-нибудь ограждать наших детей от вызовов окружающего мира, мы посылаем им недвусмысленный сигнал: мы убеждены в том, что они некомпетентны, ни на что не способны и не заслуживают нашего доверия»[195]. (Кстати, члены приемных комиссий в колледжах говорят: главное, что их интересует в абитуриенте, – это факты, подтверждающие, что ему приходилось преодолевать неблагоприятные обстоятельства.)
Звучит парадоксально, но те же самые родители, которые усиленно давят на ребенка, требуя высоких результатов, стремятся оградить его от любых трудностей. Нам следует бороться с этим желанием. Не оберегать детей от неудач, а дать им возможность наделать ошибок и переосмыслить свое отношение к ним как к нормальному, полезному жизненному опыту. И конечно же, дети не должны считать их следствием недостатков своего характера. «Мы должны дать им понять, что дело не в их личностных особенностях», – говорит психолог из Калифорнийского университета Кали Тжесневски. Если уж на то пошло, мы должны убедить ребенка, что трудности на самом деле помогут ему расти в личностном плане. Когда ваш ребенок расстроен низкой оценкой за контрольную по математике или тем, что не получил желанную роль в школьном спектакле, используйте это как возможность изменить рамки восприятия его переживаний. Можно сказать: «Я понимаю, у тебя сейчас ужасное настроение, и это нормально. Когда немного успокоишься, давай поговорим: хорошо бы разобраться, почему и как это произошло». Переосмысление негативного опыта – важная вещь, но детям трудно ухватить суть этого процесса, так как мы учим их, что, когда они делают что-нибудь хорошее, они должны быть довольны собой. Однако мы не хотим, чтобы, столкнувшись с ошибками и неудачами, они испытывали стыд и были недовольны собой.
Еще одно слово, которое помогает донести до ребенка, что разочарование и неудача – нормальные составляющие процесса обучения, – это слово «пока». Дело не в том, что ребенок не умеет завязывать шнурки на обуви, а в том, что он пока не умеет этого делать.
Если дети успешно решают сложные проблемы и справляются с трудностями, у них формируется чувство самодостаточности, которое играет главную роль в формировании адекватной самооценки. Мы хотим, чтобы дети понимали, что их ошибки и разочарования всего лишь временные явления, на которых они учатся и которые способствуют их развитию; они никак не сказываются на нашей любви и привязанности.
1. Дети с адекватной самооценкой принимают и любят себя такими, какие они есть. Нарциссы уверены, что они лучше других, и испытывают необходимость постоянно доказывать свое превосходство.
2. Говорите детям, что вы любите их безо всяких условий, не давите на них слишком сильно, требуя высоких результатов.
3. Хвалите детей за приложенные усилия (а не за способности), но не перехваливайте их.
4. Давайте детям возможность совершать ошибки и переосмысливать неудачи, чтобы они научились воспринимать их как неотъемлемую часть процесса обучения и развития.
Глава 7. «У нее грязная кожа». Как воспитывать ребенка, чтобы не вырастить расиста
Весной 2020 года, когда стало известно об убийстве Джорджа Флойда, моя дочь, которой на тот момент было пять лет, ткнула в фотографию на первой странице газеты и спросила, что это значит. На фотографии была запечатлена акция протеста движения Black Lives Matter (BLM), и поначалу я немного растерялась, так как не знала, что ей ответить. В моей голове пронеслись миллионы мыслей. Нужно ли дать уклончивый ответ? Нужно ли объяснять ей, что значит протест? Стоит ли воспользоваться моментом, чтобы рассказать все с самого начала о системном расизме, убийстве Джорджа Флойда, движении BLM и привилегиях белых?
Понятно, что я хотела сделать: пойти легким путем. Я хотела дать быстрый и простой ответ, обойти молчанием ужасные инциденты, которые привели к появлению этой фотографии. Потому что, скажем прямо, действительно трудно говорить о расизме, особенно если сам ты белый. Кроме того, трудно говорить с детьми об убийстве и несправедливости, ведь у родителей силен инстинкт, направленный на защиту детей от суровых реальностей жизни. А еще трудно понять, что именно из полученной информации ребенок сможет осмыслить и понять.
В тот момент, раздумывая над ответом на вопрос дочери, я порадовалась, что имею возможность изучить десятки исследований и провести десятки интервью о том, как и почему у детей возникают расистские настроения. Поэтому, несмотря на всю сложность задачи, в глубине души я знала, что делать. Я глубоко вдохнула и рассказала дочери обо всем, что привело к публикации той фотографии в газете. Я объяснила, что такое расизм, каким образом он привел к убийству Джорджа Флойда; почему многие американцы были возмущены этим и вышли на акцию протеста, требуя перемен; что означает движение Black Lives Matter и что она (и вся наша семья) может сделать, чтобы внести вклад в перемены. Это был непростой разговор, и я часто запиналась, подыскивая нужные слова. Но в этом-то и состоит суть проблемы воспитания ребенка-антирасиста: приходится делать вещи, которые заставляют вас выйти из зоны комфорта.
Мое решение рассказать дочери о расовой проблеме во всех подробностях на первый взгляд может показаться неразумным. Несколько лет назад, до того как я углубилась в изучение этой темы, я бы тоже сомневалась, стоит ли это делать. В конце концов, поднимая вопрос о цвете кожи, не подталкиваем ли мы тем самым ребенка к расизму? Не лучше ли растить детей, которые не замечают различий между цветом кожи людей, вести себя так, как будто нет никаких рас, чтобы и сами дети не придавали этому вопросу особого значения?
Мысль, что дети вырастут без расовых предрассудков, если просто не говорить с ними о существовании такого понятия, как раса, весьма популярна. В рамках исследований при подготовке этой книги я побеседовала более чем с восемьюдесятью родителями, спрашивая, делали ли их дети какие-нибудь замечания или совершали какие-нибудь действия расистского характера. Часть родителей ответили отрицательно и сказали, что, по их мнению, их дети совершенно безразличны к расе. «Дети, мне кажется, не упоминают о различиях или просто их не замечают» – такими были некоторые ответы.
Все бы хорошо, но результаты исследований вступают в серьезное противоречие с этим широко распространенным мнением. Хочу, чтобы вы поняли: на самом деле дети видят расовые различия, даже если вы уверены в обратном. В исследовании, опубликованном в 2005 году, психолог из Кентского университета Дэвид Келли и его коллеги показали, что даже младенцы трех месяцев от роду способны распознавать расовые различия и предпочитают смотреть на лица с тем же цветом кожи, что и у них[196]. Расовое самосознание и предрассудки продолжают формироваться в дошкольном возрасте и укрепляются в период обучения в начальных классах школы.
В основополагающем исследовании 2003 года психолог Филлис Кац, бывший президент Института исследования социальных проблем в Колорадо, в течение пяти с половиной лет вела наблюдение за двумястами малышами и их семьями – половина из них были темнокожими, половина белыми – и фиксировала особенности их поведения и общения[197]. Когда трехлетним участникам ее исследования показали фотографии детей разных рас и попросили выбрать из них того, с кем они хотели бы подружиться, треть темнокожих ребятишек выбрали только фотографии темнокожих детей, при этом 86 % белых детей выбрали фотографии только белых детей.