В то утро, о котором рассказываю я, старик Кабаев слез с печи, надел поверх пижамы халат, вставил дряблые ступни в азиатские тапки и прошёл за стол. Мальчишка раскладывал немудрящие приборы. При появлении старика Кабаева он энергично кивнул, и старик Кабаев в тысячный, наверное, раз подумал, что Мальчишка сейчас упадёт.
— Не мотай башкой-то! Свалишься.
Мальчишка улыбнулся и зарделся. Ему было приятно, что старик Кабаев о нём беспокоится. В избу заглянул Усатый. Он был потным, голым по пояс и колосился соломой из подмышек и на груди.
— Дров, бля, наколол! Баньку, бля, могу затопить.
Он шлёпнулся на стул и заулыбался как дурак. Усатого распирала энергия.
Старику Кабаеву она казалось неестественной. Он подозревал Усатого в неврастении. С лукошком яиц в избу вошёл мрачный Сурок. Молча поставил лукошко на стол. Сел на стул. Уставился в пол. Мальчишка взял яйца и разбил восемь штук на огромную сковородку. Старик Кабаев внимательно посмотрел на Сурка.
— Сурок?
— Что?
— Ты почему такой мрачный?
— Я не мрачный. Я просто жить не хочу.
— Я, думаешь, хочу? Вот вожжи распутаю… На хуй это всё, понял?!
Старик Кабаев взмахнул рукой и сбросил на пол глиняную кружку. В разговор встрял Усатый.
— Да вы чё, мужики? Пейзажи вон! Ока рыбу даёт! Нормуль всё!
Сурок усмехнулся. Старик Кабаев отреагировал зло.
— Нормуль? Ты этот свой лубок брось. Сидим тут вчетвером, в одиночестве. Думаешь, мы не слышим, как ты «Плейбоем» по ночам шебуршишь?
Мальчишка чистосердечно рассмеялся. Ему хватало ума уходить ради любви в лес. Даже мрачный Сурок усмехнулся. Усатый сник. Он не ожидал от друзей ни таких познаний, ни такой чёрствости. Старик Кабаев ополчился на хохочущего Мальчишку.
— А ты чё ржешь? Заебись тебе, да?
— А чё? Всё хорошо у нас…
Мальчишка всегда тушевался, когда с ним разговаривал старик Кабаев — гигант патриотической мысли, отец Снегерии. Неожиданно уста разомкнул Сурок.
— Всё у нас хорошо, но дальше так жить нельзя.
Старик Кабаев уважал Сурка за такие вот нетривиальные мысли. Действительно, жить вроде бы можно и в то же время — нельзя.
— Что предлагаешь?
— Думаю.
— Ну, думай. Мальчишка, мечи на стол!
На следующий день Сурок проснулся ни свет ни заря и ушёл на почту в село. Назад он вернулся ожившим и повеселевшим. Три дня ходил и насвистывал. На расспросы загадочно улыбался или говорил — я всё придумал, теперь у нас всё образуется! Старик Кабаев, Мальчишка и Усатый извелись — что там придумал хитроумный Сурок? На четвёртый день к избушке подъехал грузовик «Кострома». Бравые грузчики выгрузили в амбар восемь коробок. Сурок высунулся из амбара, прикрыл дверь и прошёлся перед Мальчишкой, Усатым и стариком Кабаевым.
— Господа! Все мы понимаем — путь в политику нам заказан. Заказаны и государственные должности. Более того, заказаны бизнес, сладкий сектор НКО и даже курирование чего бы то ни было где угодно. Я думал. Я искал лазейку, чтобы снова обрести богатство и заниматься любовью с женщинами, а не с руками. Я думал полгода. Исследовал варианты. Корпел. Выискивал. И я придумал…
Старик Кабаев зевнул. Он был старым чекистом и не любил театральщины.
— Мы станем рок-звёздами!
Сурок рванул дверь — и троица увидела: ударную установку, бас-гитару, соло-гитару, там-тамы, синтезатор, две стойки с микрофонами. Усатый вылупил глаза. Мальчишка мотнул головой и всё же опрокинулся. Старик Кабаев сплюнул и ушёл в избу. Мальчишка и Усатый пошли за ним. Сурок кричал им в спины:
— Вы не понимаете! У нас всё получится! Я написал альбом!
Через час в избу проник звук гитары. За гитарой вполз грустный баритон Сурка. Старик Кабаев насупил брови. Он стучал в школе на барабанах. Усатый жевал усы. Как-никак он кончил музыкальную школу по классу фортепьяно. Мальчишка ёрзал. Студентом он играл в рок-группе, пока его не выгнали за большеголовость. Поёрзав минут пять, он вскочил и, не глядя на старика Кабаева, выбежал из избы. Вскоре к соло-гитаре присоединился неуверенный бас. Усатый отёр лицо, виновато глянул на старика Кабаева и тихонько выскользнул за порог. Гитару поддержал синтезатор. Старик Кабаев закурил и невидящим взглядом уставился в стену. Вспомнил свою старуху, крякнул, затушил сигарету и вышел вон. Над костромскими пейзажами грохотали барабанные палочки. Старик Кабаев вскрикнул — раз, два, три, поехали! И они поехали. Правда, Мальчишка опять затряс головой, но в этот раз не упал, удерживаемый гитарой. Через два года народы Среднерусской возвышенности назовут их «Костромской четвёркой». Правда, их победная поступь по просторам построссийского мира продлится недолго. Террористы-мстители Снегерии расстреляют четвёрку из автоматов на оупен-эйре в Златоусте.
Как Чарли Палмер ходил на собрание AAD в Городе ангелов
На LA утро падает, как яйцо на сковородку. Бабах! — желток. Это я цыплёнка с солнцем сравнил. Круто, правда? Стилёк такой. В LA все на стильке. Если кто не выёбывается, значит, у него дела идут в гору. У кого не в гору, у кого down, те все выёбываются, потому что иначе не заметят. Я «ролексы» поддельные ношу. И костюм взял у Гуччи. Не «от Гуччи», а «у Гуччи», потому что мой Гуччи живёт за углом и стряпает костюмы. Он так и говорит — «стряпаю костюмы». Настоящего Гуччи зовут Гуччио, и он помер давным-давно, а мой Костя из Перми приехал и дышит. Правда, шмыгает. Говорит — синусит, а мне кажется — кокаин. Он перед эмиграцией в паспортный стол сползал и поменял имя на Кевина Гуччи, чтобы в Штатах ему документы с этой фамилией выдали. У Костяна недавно суд был. Адвокаты настоящего Гуччи хотели ободрать его за то, что он на своих костюмах пишет «Гуччи». А Костян паспорт судье показал: «Если я по маме Гуччи, хули мне писать?» Отстали. Только заставили перед фамилией букву К ставить. Но я всё равно костюм купил, потому что никто уже не помнит, как кошерного Гуччи звали.
По утрам я две чашки кофе фигачу и три сигареты. Для взъёбки. Без этого в кинематографе ловить нечего. Я — актёр. Не то чтобы сильно знаменитый, но при виде меня женщины визжат. Нет, реально. Как сучки. Я недавно в гидрант по пьяни въехал. Теперь придётся таскаться на собрания анонимных актёров-дебоширов. У них даже наклейки на машины есть — AAD. Говорят, их байкеры из клуба «Ангелы Ада» хотели засудить, но это русские придумали. По-английски «Ангелы Ада» — это Hells Angels, то есть НА, а не АА. Короче, после брекфаста я сразу в AAD поехал. Тут парúть никак нельзя. Или туда, или спину гнуть на общественных работах.
Приехал. Зашёл. Семь стульев в кружок посреди спортзала. Одно место свободно. Сел. Огляделся. Знакомые лица. Звёзды даже. Я охуел. Группу вела Кэролайн. Она так и заявила — я руководитель AAD, обращайтесь ко мне «Кэролайн». Ну, думаю, надо молчать и не вякать.
Кэролайн: Хеллоу, френдс! Будем знакомиться. У меня в руке теннисный мячик. Кому я его брошу, тот должен представиться и рассказать о себе. Олрайт?
Все промолчали. Какое, нахуй, олрайт в десять утра в воскресенье? Но Кэролайн было похуй. Она бросила мячик мужику в джинсах и клетчатой рубашке. Он снимался в детективном сериале, не могу его имя назвать, потому что всё анонимно и меня взъебут.
Кэролайн: Ну же, смелей!
Мужик встал.
— Мне настоящее имя называть или как? У нас всё анонимно или что?
Кэролайн: Как хотите.
— Ладно. Меня зовут Нэш Гордон…
Рядом с Нэшем сидела актриса из его же сериала. Она засмеялась, как лошадь, и говорит:
— Натан тебя зовут, что ты нам втираешь!
Гордон: А вот и нет. Я — Нэш Гордон!
Кэролайн: Давайте договоримся — никто никого не перебивает. Мистер Гордон, продолжайте.
Ну, думаю, и субчики здесь собрались.
Гордон: Мой гнев, он вызван… У меня канадское лицо!
Кэролайн: Простите?
Гордон: Оно канадское. Видите?
Гордон помахал перед носом пальцами, будто мух отгонял.
Кэролайн: И что?
Гордон: Как — что? Канадские лица тупые и добрые, а я умный и злой, а играю тупых и добрых. Двадцать лет уже играю! Фак!! Где у вас джин?
Кэролайн: Никакого джина. У вас прекрасное лицо…
Гордон: Не пиздец ли? Знаете, почему я пью и снимаю проституток? Чтобы показать продюсерам, что я плохой парень! Когда они поймут, что я плохой парень, они дадут мне сыграть плохого парня!
Кэролайн: Мы разберёмся с вашей теорией. Верните мячик.
Гордон бросил мячик Кэролайн, та перепасовала его парню в футболке «Южного Парка». Типичный хиппи.
— Меня зовут Джон. Я попал сюда потому, что всегда играю друга главного героя в слэшерах.
Кэролайн: Это же отлично! Роль второго плана.
Джон: Нет. Это трагично. Я всегда предлагаю разделиться, и меня убивают. Я тысячу раз спрашивал сценаристов, почему я предлагаю разделиться, это глупо, логичнее держаться вместе.
Кэролайн: И что они вам отвечают?
Джон: Они отвечают «отвянь, дебил».
Кэролайн: Из-за этого вы пьёте?
Джон: Нет. Просто я больше не могу разделяться. Я хочу сказать — давайте разделимся, а меня рвёт. Я блюю. Я облевал Зака Снайдера.
Джон бросил мячик Кэролайн и упал на стул. Бедный парень. «Давайте разделимся». Тут и мать родную облюёшь. Кэролайн бросила мячик афроамериканцу в майке с портретом Коби Брайанта. Тот поймал и стукнул мячиком об пол. Крутой такой братан.
— Меня зовут Слим ЭйДжи. Я вышел из себя и оказался тут, среди лузеров, потому что я против расизма.
Кэролайн: Мы все против расизма. Вы подверглись нападкам?
Слим: Да, со стороны «Парамаунт».
Кэролайн: Что случилось?
Слим: Вам, белым, не понять. Они не взяли меня на роль Христа.
Все охуели. Я молчал из последних сил.
Гордон: Подожди. Ты же…
Слим: Ну давай?! Скажи, что я чёрный!
Гордон: Ты не белый, а Христос был белым.
Слим: По-твоему, чёрный не сможет сыграть белого?
Гордон: Я этого не говорил. Конечно, сможет.