— Зай гезунт!
— Что?
— Будьте здоровы, в смысле: до свидания!
Тома утерла пальчиком уголок глаза. У меня тоже в носу щипало, а на душе скребли нагадившие кошки.
Свита цариссы оказалась маленькой, словно это не царисса в короне, а какое-то недоразумение. Зато — с двумя развернутыми над головами штандартами. На одном — буква Д на зелено-оранжевом, на втором, бесцветном — гриб на фоне буквы А. Ну да, она же госпожа школы и Грибных рощ, как ранее проинформировала Зарина. Не лучше ли на месте буквы изобразить книгу? Стоп, где я видал здесь книги? Еще не изобрели.
Свита включала трех царевичей-мужей цариссы, царевну-подростка по имени Варвара, шестерку превосходно снаряженных войников, внешне не отличавшихся от царевно-царевичей и принцев ничем, кроме меньшей заносчивости, трех белобалахонных бойников-«ку-клукс-клановцев» и нас, четырех членов переходящего звена Варфоломеева семейства. И никакого багажа, кроме седельного. Умеют же путешествовать. У нас, четырех Варфоломеивцев, было всего два мешочка, уложенных на лошадях царевен. Учитывая небрежность, с которой к ним относились, ценностями внутри не пахло.
Плотно сбитая Карина, на земле казавшаяся тяжеловатой и оттого неповоротливой, взлетела на своего коня, словно у нее пружина в одном месте. Когда она сурово огляделась с высоты, я не успел отвести завистливого взгляда. Уголки девичьих губ тронула тень ухмылки. Впрочем, до меня ей не было дела. Глубоко посаженные карие глаза глядели вокруг твердо, несгибаемо и абсолютно равнодушно. Еще бы жвачку в зубы… Карина напоминала бычка, закованного в доспехи.
Царевичи уже нетерпеливо гарцевали поодаль. Они сопровождали цариссу на манер телохранителей: куда она, туда и они, без разговоров и приглашений. Думаю, и отхожее место берут в кольцо, когда дражайшая половинка… гм, четвертинка посещает указанное заведение. Подобно цариссе и царевне каждый обладал превосходным доспехом, выделяясь в вооружении чем-то особенным. Один, невысокий и гибкий, обходился без щита, вместо этого у него крепились за плечами два одинаковых меча, они торчали в стороны, словно обрезанные крылышки. Второй — свирепый верзила — обходился одним мечом, зато огромным двуручным, тоже удобно расположившимся за спиной в простой защелке вместо ножен. Третий царевич, удивительно шустрый здоровяк, только что откликнувшийся на имя Руслан, был со щитом, но не убирал ладони с рукояти кривого меча, не характерного для этих мест.
— Тоже хочу нескольких мужей, — зашептала Тома. — Представляешь: сижу такая, вокруг офигительные мужчины — каждое слово ловят, каждый каприз выполняют… И все — мои!
Я выразительно скривил губы и отвернулся к шестерке собиравшихся войников. Они так же лишь в мелочах различались экипировкой, но в основном снаряжении напоминали высшее сословие: на каждом чешуйчатые доспехи с оплечьями, перегибавшимися из-за спины и крепившимися застежками на груди, сапоги с поножами до колен, наручи по локоть и островерхие шлемы. Из-под нашитого на кожу металла кое-где проглядывала нижняя полотняная одежда в зелено-оранжевой гамме.
Тома перехватила мой взгляд.
— Думаю, второй, третий и пятый мне подошли бы, как считаешь? — Озорная улыбка расползлась по витающему в облаках лицу, шепот продолжился: — Прикинь: забила мне стрелку Настюха-Брынза из десятого «бэ», а за меня выезжают такие красавцы в броне, как у Васнецова на «Трех богатырях». Представляю ее физиономию!
— Если что, картина Васнецова называется просто «Богатыри».
— Зануда. Еще скажи, «Три медведя» Репина называется просто «Медведи».
— Их там четыре. Четыре медведя.
— Как это? Почему же ее называют «Три медведя»?
— Кто называет?
Тома задумалась, смутилась, умолкла.
— Картина с четырьмя медведями называется «Утро в сосновом бору», — с мстительным превосходством сообщил я. — А ее автор — Иван Шишкин.
— А я что сказала?
Отряд быстро собрался, взоры обратились на нас, новеньких, выставленных посреди лужайки словно на продажу. Стало неуютно.
Ведя еще одну лошадь на поводу, к нам подскакала царевна Варвара. Возрастом она превосходила Тому, но до Карины не дотягивала. Зато чудесно совмещала насупленую агрессивность второй с едва распустившейся женственностью первой. Если старшая из оставшихся Варфоломеиных напоминала ощетинившийся жерлами орудий, идущий на таран броненосец, а Тома — стремительную яхту, то Варвара была быстроходным фрегатом, готовым сразиться с броненосцем или сбежать от него, но не дать спуску ни одной яхте в пределах видимости. Начищенные латы сверкали бронзой, а ряды крупных зубов — отменной белизной. На щеках при улыбке проявились обаятельные ямочки, но симпатии не вызвали: улыбка вышла надменной и фальшивой. Высокая, отлично сложенная, с выпирающими вперед коническими нагрудниками и прикрытыми броневой юбкой широкими бедрами, девица одарила нас покровительственно-колючим взглядом:
— Ангелы, конем править умеете?
— Нет, — откликнулась Тома.
— Да, — одновременно выдал я. — Чуть-чуть. И только шагом.
— Тогда вам на двоих.
Мы стали обладателями низкой послушной кобылки, почти пони. Скорее, размером с ослика. Назову ее Тойота.
Вспомнив свою единственную конную прогулку, по примеру Карины я решил легко вспорхнуть в седло… и едва не перевалился на другую сторону. Меня до обиды весело придержали посторонние. Сзади привалился приятный груз, Томины руки обхватили вокруг пояса, она затихла. При поворачивании головы мое ухо улавливало глубокое ровное дыхание. Впрочем, голова спутницы тоже не оставалась на месте: вертелась, как вентилятор на перегретую материнку.
Карина демонстративно уехала вперед. Ее мелкая сестренка, мой странный заложник, держалась рядом. Почти впритирочку. Остальные растянулись в длинную колонну, оставив нас практически одних. Только Варвара сзади следила за порядком в нашем Варфоломеином царстве.
— Что такое школа? — спросил я.
Должны же быть подводные камни. Если волки — это собаки, то и школа может оказаться магазином, пограничной заставой или подпольным казино.
— Это… школа, — не смогла подобрать слов Зарина. — Где учат.
— Чему?
— Всему.
Ну, хоть это не поменялось. Затем я припомнил запись при въезде на ночевку.
— Почему принцы записаны по царевне? Вообще, не разберусь с вашими титулами. Чем принц отличается от царевича?
Зарина солнечно рассмеялась:
— Это же просто. Принцы — мужья царевен, носят их имя. Царевичи — мужья царисс.
Маленькая всадница напоминала сестру только обводами лица и цветом глаз, в остальном являя полную противоположность. Вместо угрюмой силы — лучащийся фонтан энергии. Вместо плотной приземистости — хрупкое воздушное изящество. Лицо сияло, глаза искрились и жили собственной жизнью: счастливой, безоблачной и независимой от окружающей суеты. Как и прочие, Зарина тоже носила бронзовые латы поверх одежды из ткани. Среди остальных мы с Томой в своих обвисших халатах на голое тело, штанах без белья и тапочках без задников выглядели придурками. Кто же путешествует конным в таком виде?!
Ответ: мы. Утешало, что не по своей воле.
— Чем царевна отличается от цариссы? — продолжил я экскурс в неведомое.
Догадка созрела давно, но желательно подтвердить.
— Царевны, — разжевала Зарина как маленькому, — это дочки царисс.
— Почему не у всех одна фамилия? Семья-то одна.
Зарина поразилась моей глупости.
— Давай еще раз, — сказала она. — Смотри. Мужья царисс — царевичи, мужья царевен — принцы. Само собой, второе имя они получают по имени собственницы.
Шикарная формулировка.
— А остальные? — присовокупил я. — Войники, бойники, кто тут еще есть?
— Второе имя? По тому, кому служат.
Логично. Про царевичей и принцев можно было в отдельный вопрос не выделять.
Дорога частично состояла из вбитых в землю камней. Не булыжная мостовая, но и не грунтовка. Нечто среднее.
— Что разглядываешь? — всполошилась Зарина. — Следы?
— Камни.
Ее взор поскучнел.
— Обычные камни, потому что горы недалеко.
— Как они называются?
— Камни? Не знаю. Мама знает. Я их называю маленькие и большие. — Она засмеялась своей шутке.
— Я про горы, — подсказал я.
— Горы? Смешно. — Лучистая улыбка погасла. — А как называется солнце? А небо?
Ясно, с информацией об окружающем мире у них туговато.
— А кроме гор что-то есть?
Зарина указала назад.
— С обеих сторон от гор — Большая вода.
— Море?!
— Море?! — радостно подхватила Тома, восприняв единственное слово из разговора. — Где море?
— Что такое море? — серьезно поинтересовалась Зарина, уверенно правя большим (по сравнению с собой) конем.
Настал наш черед поскучнеть. Прижавшаяся сзади Тома снова ушла в собственные мысли. Объяснять пришлось мне:
— Это когда много соленой воды. Очень много.
— Соленой? Фу. Как ее пить?
— Ее не пьют, — продолжил я информационный ликбез. — В ней плавают.
— Как это?
Приехали. Не знает, что значит плавать?
— Вы не плаваете? Но ведь купаетесь?
Зарина воспрянула:
— Еще бы! У нас везде озера и пруды. С гор даже речки спускаются, но их сразу по полям разводят.
— Ну и? — подтолкнул я к очевидному. — Что вы в них делаете?
Зарина радостно перечислила:
— Играем в догонялки, брызгаемся, прыгаем, ныряем, бегаем, толкаемся, бултыхаемся, булькаем, дрыгаемся, пихаемся, пры… это я уже говорила…
— А чтобы пересечь водоем? — перебил я.
— Пешком. — Она удивилась. — Как же еще?
Чувствуя, как сзади усмехается Тома, я проявил упорство:
— Вокруг?
— Зачем? — не поняла Зарина. — Поперек.
— А если глубоко?
— Так бывает? Не видела. Тогда, конечно, в обход.
— Минуту назад ты упоминала Большую воду, — не выдержал я.
Зарина кивнула:
— Большая вода — граница. Оттуда приходят пожиратели. Туда никто не ходит, опасно.
— О, снова пожиратели. Кто это?
— Не знаю. — Длинные реснички печально вспорхнули, раздался искренний вздох. — Про них стараются не говорить. Судя по слову, что-то очень страшное.