Как я был девочкой — страница 26 из 69

Всплыла затерявшаяся среди прочих фраза папринция: «Тома, я вас умоляю, перестаньте этих детских глупостей». Что за фокусы? Помимо «перекуров» и прочих заимствований здесь еще местечковый юморок в ходу? Допустим невероятное. Что, если…

Вулкан разыгравшейся фантазии прорвало, лава мыслей потекла. Меня накрыло. Срочно требовалась информация.

— Скажи, — нервно вскинулся я так, что затуманенный взор Феодоры перетек с веселого бассейна на меня, — папринций — что за должность?

Она отпустила колени, оправила штанины и откинулась, уперев руки в траву за спиной.

— Не должность. Титул.

— Это выше принца или ниже? Или на уровне войника?

— Войник — уровень мастеровых, первый свободный чин, папринций же — вдовец царыни. Власти никакой, но человек уважаемый.

— Царыня — это кто? — сморозил я очередную глупость, если смотреть с местной точки зрения.

Как у нас полюбопытствовать: президент — это выше или ниже полицейского? И кто из них полковник?

Вспомнился проезжавший по царской дороге кортеж царыни Мефодии и проявленное к ней уважение. Вот только это было уважение к чину или к самому человеку, который чего-то в этой жизни добился?

— Царыня — мать цариссы.

— Значит, главнее цариссы? Типа, королева-мать?

Феодора посмотрела на меня, как на клинического идиота, которым в данный момент и являлся.

— Мать, которая отдала власть, — уточнила она предельно тактичным скучающим тоном. — А пока сохраняет форму, пока может защищать семью и равновесие — царисса.

Ага, при достижении фазы «Акелла промахнулся» власть автоматически омолаживается. Хорошая схема. Никаких шансов старым маразматикам.

— У царыни может быть несколько дочерей, — предложил я вариант. — Как закон решает, кому быть цариссой?

— Корона достается старшей дочери.

— Без исключений?

По размышлении Феодора сообщила:

— Бывает, что старшая не в себе или для равновесия больше подходит другая. Это тоже законно, но решается с привлечением других сил.

— Не военных, надеюсь?

— Властных.

Я кивнул.

— Значит, с воцарением цариссы царыня устраняется от власти и уходит разводить помидоры?

— В своей вотчине — да. Зато царыни заседают в Совете сестричества. Ничего не решая дома, они имеют власть в масштабах страны.

Что я там вякнул про маразматиков? Тысяча извинений и не бейте больно. С уходом силы становится востребованной мудрость. Что само по себе мудро. И сильно. Мне нравится. Вот теперь бейте, чтобы больше не вякал. Разрешаю ногами.

Кстати, ноги снова затекли. Не привык я так сидеть, зад просит стула. И оборачиваться нельзя. Ничего нельзя.

Мимо прошествовали две купальщицы, основную часть гардероба неся в руках. Я посмотрел на облака. Белые на невыносимо голубом, красивые и свободные, такие же, как на моей Земле. Одно, с разраставшейся рваной дырой посередине, напомнило плешку дяди Люсика. Мысли тотчас вернулись к загадочному папринцию, преподносившему сюрприз за сюрпризом. Что он за человек? Сохранит ли тайну? Если да, то почему, какова его выгода?

— Еще о папринциях. — Я заметил, что Феодора тоже ерзает и, возможно, собирается уйти. — Выходит, дядя Люсик — папа Дарьи?

Феодора замахала на меня так, словно я чумной:

— При чем здесь царисса Дарья? Царыня Аграфена скончалась несколько месяцев назад. Царисса Марфа, ее дочь, обрела другую вотчину. Папринций Люсик Аграфенин благородно оставлен в школе после смены владельца.

Цунами фактов разрушило мои умопостроения насчет дяди Люсика, как карточный домик сквозняком. А как шикарно я навыдумывал! Такого наворотил… Даже жалко выбрасывать.

— А почему тебя интересовало мое второе имя? Причал сейчас наш. Вас принимал мой отец? — бешено раскручивалась мысль Феодоры. — Как давно вы прибыли?

— Когда мы прибыли, ничего не понимали: кто, зачем, почему… Доставить нас в крепость взялась царевна Милослава Варфоломеина.

— А-а, понятно.

Интересно, что ей понятно. Мне самому ничего не понятно. Видимо, сработало правило адвоката: «Уважаемый клиент, расскажите, как было, а запутаю я сам».

Полыхавшее пламя в глазах напротив чуть приутихло. Ненадолго. Задумчивость сменилась новой мыслью:

— Но почему…

Варвара издала вопль:

— Смотрите! Флаг!

Все вскочили, я тоже уставился туда, куда развернулись все головы: на лес за школой. Над рощей реял флаг, закрепленный на длинной палке, на полотнище изображены геометрические фигуры: два кривых треугольника.

— Тревога!

Школа превратилась в муравейник. Девчонки впрыгивали в оставленные доспехи, а кто уже одет по форме, в том числе я и Феодора, ринулись на стены. Застучали копыта седлаемых коней войников и цариссиных мужей. Вздымая пыль и забрасывая одевавшихся комьями земли, вооруженный отряд выметнулся в ворота. Бойники с копьями вставали по ограде плечом к плечу с ученицами.

Шум девчоночьих голосов понемногу утих, переполох вошел в рамки допустимого. Из гула начали выделяться отдельные фразы.

— Чей флаг?

— Нет такого.

— Точно знаешь?

— Говорю вам: нет такого.

— Это не флаг, а тряпка какая-то.

Некоторое время ничего не происходило, потом флаг упал. Отряд вернулся нескоро, уже в полной темноте, ворота сразу намертво закрыли. Царевичи со свернутым в несколько раз флагом пробежали в покои цариссы.

Совещание вышло недолгим.

— Отбой тревоги! — раздалось над школой.

Мы спустились со стены, но расходиться никто не пожелал.

— Что было? Кто? Что нашли?

В дверях покоев показались царисса Дарья и вся ее свита. Бойники подвели им коней. Заскрежетавшие створки ворот вновь разъехались, венценосный отряд ускакал, не дав ответа ни на один вопрос. Лишь двое профессиональных военных остались для защиты школы: Астафья и молодой войник.

Разрядить обстановку вышел дядя Люсик.

— Только волки, неприятеля нет. Прочесали все рощи, выезжали в поле. Никаких следов. Просто флаг.

— Чей? — зашумел волнующийся народ.

— В том и дело, что ничей, — развел руками папринций. — На всякий случай царисса отбыла в башню. Если это чей-то сигнал или пока неразгаданное послание для нее, лучше встретить врага в неприступной цитадели. Но — вряд ли. Скорее, это проделка какой-нибудь малолетней шкодины.

Он внимательно оглядел стоявших рядом на предмет выявления шутника-злоумышленника. Но что увидишь в поглотившей мир темноте, пусть и припорошенной лунным светом? Из задних рядов мелкий хулиган мог смеяться в лицо, мрак все скрывал.

— Что на флаге? — Погромыхивая доспехом, Аглая вышла вперед. — Какие-то детали, надписи? Цвета?

Папринций покачал головой:

— Только два корявых треугольника, намалеванных угольком по дерюге. Опасности для школы нет. Всем спать.

Ученицы отправились по комнатам.

Мы с Зариной вошли в свою. Отворяясь хозяевам, дверь радостно взвизгнула. Сев на лежак спиной к соседке, я деловито отстегнул доспехи — мои первые и единственные, мою прелесть. Меч на перевязи занял место у табурета, приставленный с краю для удобства выхватывания. Шлем и новенькие сапоги расположились на полу. Уложенные доспехи покрыла свернутая прямоугольничком рубаха, затем я осторожно выполз из штанов и юркнул под простыню. Зарина, видимо, сделала то же самое. Но не прошло и минуты…

— Чапа, спишь? Можно?

Хотя ответа не прозвучало и глаза остались закрыты, лежак рядом прогнулся. Соседке-заложнице понравилось секретничать перед сном. Ладно, использую визит в качестве добычи информации.

— Как учат мальчиков? — задал я вопрос, когда Зарина устроилась, повернувшись ко мне лицом.

Она улыбнулась:

— Неужели не понимаешь. Их не учат. Школа — только для девочек.

— Все мужики тупые и неграмотные?

Разум подсказывал: а дядя Люсик? А Гордей, что шпарил заповеди и законы как ботаник домашку?

— Мальчиков пристраивают учениками и подмастерьями к мастерам, — терпеливо разжевала Зарина. — Только так чему-то учатся. Зато становятся мастерами высшего уровня.

— И узкого профиля, — прибавил я.

— Это плохо?

— Если повсеместно и без исключений.

Зарина поворочалась, под тканью беспокойно поелозили бедра, плечо углубило ямку в набитом сеном лежаке. Кажется, меня собрались что-то спросить.

— Расскажи про бойников, — успел втиснуть я.

Нападение — лучшая защита. Здесь этому даже в школе учат. Только не добавляют, что правило касается всего.

— Что именно?

— Почему скрывают лица?

— Это же так просто! Ну, подумай.

Пришлось нахмуриться. Никогда еще меня так ненавязчиво дураком не обзывали. Сама подумай: если бы мог догадаться — не спрашивал!

— Балахон с маской защищают от мести за зло, причиненное по приказам, — заговорила присоседившаяся до неприличия златокудрая царевна. — Исполнители же не виноваты. А еще они много видят, чего не нужно. К примеру, учениц во всяком виде на занятиях, в купальне и, бывает, даже в уборной. Еще — они казнят. И своих тоже.

Сразу вспомнилось: в Средневековье так одевались палачи. Не совсем так, но похоже. Выходит, бойник — палач, по совместительству занятый на любых подручных работах?

— Не будь масок, — продолжила Зарина, — им мстили бы все, у крепостных нет защиты от ярости свободных. Но свободный не может причинить вред крепостному без оснований. Маска — спасение крепостного.

— Почему в бойниках только мужчины?

— Женщины руководят семьей, ведут хозяйство, рожают детей. Для этого нужно быть дома. У мужчины больше возможностей отлучиться по приказу владелицы вотчины.

— Стоп, — уцепился я за пролетавшую мысль. — А как же бойники, которые работают в школе — их постоянно меняют?

— Ты видел двух мастериц, кладовицу и врачевательницу? Две тройки их мужей-бойников выполняют всю остальную работу по школе. — Зарина скривила губки: — Особенно, самую грязную.

— Не морщись, — наставительно сказал я. — Без них мы тут сидели бы как свиньи по уши в дерь… кхм.

— Как кто и где? — встрепенулась собеседница.