— Никандр прибыл, — вытянулся он наизготовку.
Руки по швам, честный взгляд в лицо начальству, голова чуточку склонена: младший всегда в чем-то виноват перед старшим, даже если не знает, в чем. Глаза преданно выпучены. Если сверху пририсовать веревочку — похож на повешенного.
Мы юркнули в Томину комнату, глаза приникли изнутри к щелочкам, уши — к деревянному полотну.
— Как проник лазутчик? Лестница или веревка?
Никандр озабоченно оглянулся по сторонам, губы выпятились уточкой, и шепотом прозвучало:
— Ход.
Папринций тоже понизил тон:
— Почему не перехватили в момент прибытия?
Нам было тесно. Дверь узкая, мы с Томой оба в форме, еще и в шлемах, периодически гулко постукивавших о дерево либо соударявшихся. Надеюсь, наша возня снаружи не слышна.
— Виноват, не уследил, — опустил голову Никандр.
— Выставлю на соответствие! — погрозил пальцем папринций. — Спал?
— Как можно?!
— А что можно?
Никандр еще больше потупил глаза.
В очередной раз прикладываясь к щелке, мы с Томой треснулись лбами. Потом нам помешали носы. Приходилось напирать и пихаться в борьбе за место, но ни слова не осталось пропущенным.
— Разберусь, — с жесткой деловитостью обронил дядя Люсик. — Астафья?
— Спала. Сейчас на воротах, подменяет.
— Иди.
Папринций тоже убыл.
Прочесав каждый закуток, лазутчика не нашли. Разворошенное гнездо школы приходило в себя. На стенах оставили постоянную стражу из бойников и сменяющихся учениц. Бойники вооружились копьями. Если сигануть через забор, то живыми далеко не уйти. На подземный ход насыпали гору дров. Носить на кухню теперь далековато, но папринций принял все меры, чтобы школа превратилась в осажденную крепость.
Мудр, ой, мудр Малик в военных делах.
Это я как бы обозвал себя хвастуном и тупицей. Восхваляя одно из двух, по закону сообщающихся сосудов выставляешь ничтожеством второе. И вообще, общеизвестное и навязшее на зубах «Все лучшее — детям» пытливому уму сообщает: «Все худшее — взрослым».
Глава 12
Досыпать ночь пришлось в два этапа. Одни — до рассвета, вторые — после. Естественно, я спал в своей комнате. Один. Блаженство.
До рассвета. Затем…
— Чапа! Смена!
Треволнения ночи не отпускали. С трудом узналась Зарина, стоявшая надо мной в полном вооружении.
— Если хочешь, поспи еще, — заботливо проговорила она. — Я подежурю. Я спать не хочу. Совсем-совсем.
Вот еще. Зарина предложила худшее из всего, что могла предложить: чтобы женщина защищала мужчину.
Ага, кто тут мужчина? Не забывайтесь, сударь, что вы сударыня.
— Ложись, — почти оттолкнул я девушку. — Встаю.
Обратив к даме спину, принялся резво одеваться. Сзади слышался только звон сбрасываемых доспехов. Как же, не хочет она спать. Усталое девичье тело даже не легло, а свалилось. Хорошо, что не мимо.
Несколько часов я провел на стене. Внизу несколько раз пробегала косившаяся на меня Тома, вместе с другими она разносила защитникам завтрак. Принесла и мне.
— Что будем делать? — спросила шепотом.
— Ждать момента.
Астафья в сопровождении двух бойников выехала за ворота. По логике — прочесывать лес. Но нет, поднятая пыльная полоса показала, что ускакали в сторону башни.
Ближе к обеду нас сменили первые номера. Улыбавшаяся Зарина сыто поведала про обеденное меню. Вторые номера сдали посты и сразу навострились на кухню. Слово «столовая» подходило залу со столами больше, но — кухня, что поделать. А ничего не делать. Стараться не думать об этом, чтобы не сломать мозги. Просто смириться. Мол, мало ли в Бразилии Педров и прочих перекуров. И мало ли каким ангелом их туда занесло.
После обеда прибыл усиленный десятком войников отряд цариссы. Дарья ушла к себе, паприций сразу побежал на доклад. Вызвавшая подмогу Астафья вновь заняла место на стене.
Три конных группы войников под командованием Дарьиных мужей отправились в лес. Тревожно переглядываясь, я и Тома ждали шума в лесу, стычки, драки, погони. Но ни Гром не гавкнул, ни Сявка не тявкнула. Спустя несколько часов все три отряда вернулись ни с чем.
К вечеру дорога словно взорвалась. Желтые на черных, по четыре в ряд, стальные всадники подняли пыль до небес. Десять рядов. Царберы. Я вздохнул. Клюнувшая в темечко птица счастья сдохла и теперь нехорошо пахла.
Придется искать Малика самим.
Лязгающий грохот забивал конный топот. Конный топот глушил восторженный ор учениц, страстно подпрыгивавших и размахивавших руками. Металл блистал, оружие устрашало, орлиные взоры взирали свысока. Спины выпрямлены, загорелые лица под шлемами с султанами из позолоченного конского волоса гордо подняты, стальные плечи расправлены на ширину трех меня…
Короче, завидую.
Царберов разместили как в цекаде — прямо на поле. Поужинав в нашей кухне до нас, они завалились спать после долгого перехода.
Охрану со стен почти сняли, осталось три ученицы, два бойника и привычный войник в башенке у ворот, отвечавший за всех. Риск большого нападения исчез, а чтобы увидеть пробирающегося или ускользающего лазутчика — более чем достаточно.
Из ближайших деревень в школу подвозили продукты и дрова. Телеги туго скрипели под непосильной поклажей, в земле продавливались колеи, которых прежде не было. Возчики сноровисто разгружались на складе и отбывали за следующей партией. Улучив момент между убытием одной партии и прибытием другой, я подошел к кладовичке.
— Можно сделать мне… повязку?
— Перевязку? — Она пересчитывала мешки и на меня даже не взгляднула. — Это к врачевательнице.
— Нет. — Я помотал головой. — Типа браслета на руку или ногу. Две крепкие тесьмы, посередине — кусок кожи.
— Зачем?
— Не могу объяснить, чтобы не нарушить закон. Я же ангел. А ангелов слушать…
— …запрещено! — раболепно закончила кладовичка. Отношение сразу изменилось. — Да-да. Могу прямо сейчас, при тебе. Тесьму такую?
— Покрепче.
Через пару минут:
— Так?
— Идеально.
— Алле хвала!
Обратно я шел с повязкой на ноге — другого места для новообретенной вещи не нашлось. Мысль росла отсюда: копьем не владею, мечом — хуже любого воина, даже самого запропащего. Силой тоже обижен ввиду возраста и комплекции. Вывод: если мне не победить в прямой схватке, нужно не дать ей состояться. Не подпустить врага на расстояние удара. Для этого у меня имелась только одна возможность: праща. Осталось найти подходящий камушек.
Свободных от дежурства учениц собрали на кухне. Ужин для нас еще варился, дядя Люсик решил проверить знание молитвы встречи.
— Алле хвала! Я отдаю настоящее и будущее… — потянулось давно знакомое. Гордей цитировал слово в слово, я узнавал каждое.
— …Я стану ему другом и помощником. Я отведу его в крепость. Я отдам жизнь за него не задумываясь…
— Почему нас не отводят в крепость? — подал я голос. — Разве это не нарушение закона?
Папринция перебивание не возмутило. Мне нравилось его отношение к ученикам, как к друзьям, которым нужно помочь — маленьким, беспомощным, бестолковым друзьям. Если возникал вопрос, дядя Люсик предпочитал решать его сразу. Учение не убежит.
— Вас отведут те, кто взял на себя ответственность. Скоро. Потерпите.
— Но закон…
— Вы куда-то торопитесь? — Дядя Люсик потеребил пальцы. — Другим вести вас уже нельзя. Не запрещено, даже наоборот, но… В лучшем случае — обида, в худшем — оскорбление. Такой поступок вступит в противоречие с законом не наносить вреда друг другу. Нарушается равновесие. Что у тебя с ногой?
— Все нормально. Это… типа оберега. Можно еще вопрос? Что такое крепость, и что нас там ждет? — Вспомнилось, что Гордей упоминал некое испытание ангелов. — И в чем состоит испытание?
— Это целых три вопроса, — посмеялся папринций. — Попытаюсь ответить. Крепость — главное место страны, где решается все. Все вертится вокруг крепости — вотчины, надежды, жизни, смерти. Там решится и ваша судьба. Как? Никто не знает. Возможно, неким испытанием. Просто ждите, время придет. Постарайтесь дождаться живыми и здоровыми.
Загремели тарелки и ковши. Белобалахонники внесли пышущие паром горшки, которые заставили судорожно сглотнуть. Непослушная слюна сразу набежала вновь. Папринций понял по глазам учениц, что материальное выигрывает у духовного с разгромным счетом.
— Закончим. — Он поднялся. — После ужина — отбой. День был трудный, надо отдохнуть.
Через открытые проемы девчонки любовались отдыхавшими на траве красавцами-богатырями.
— Жаль, что их нельзя женить, — с непередаваемой горечью заявила Глафира. — Такая мощь пропадает.
Командир желтоплащников вышел с совещания у цариссы, и царберы стали собираться. Донесся обрывок разговора, что отряд перемещают в башню, и что здесь все чисто, угроза миновала, но некоторое время придется патрулировать.
Ученицы проводили их тоскливыми взглядами и разошлись по комнатам. Дойдя до своей, я галантно пропустил маленькую соседочку вперед. Смысла поступка она не поняла, но гордо прошествовала и явно получила удовольствие.
Какая же я сволочь. Ведь не учтивость проявляю, а тупо боюсь войти в пустое помещение первым: вдруг снова какой сюрприз?! И, кстати, нужно что-то придумать на случай нового покушения. Возникла подленькая мысль попросить Зарину поменяться местами. Фу-у, гадость. Если случится худшее — как потом жить с таким грузом? Даже не рассматриваем. Пусть лучше меня, меня есть за что, судя по упорству киллера-неудачника. Мало ли, что мне причина неведома. Суслика тоже не видно, а он есть.
Пока меня спасали ангельское везение и темнота.
Темнота! Фонариков не изобрели, с факелом не сунутся, а во тьме не видно, кто где лежит. И лежит ли. Ничего не видно. Вот же оно, решение.
— Зарина, я подвину лежак ближе к тебе?
Сказал и побелел от ужаса: как обосновать просьбу? Воздух чище? За стеной Аглая с Варварой громко ворочаются? Клопы замучили? Свет луны спать мешает?
Девушка подскочила от счастья: