Уши запылали. И не у меня одного.
— Да, — шепнул я. — Потому что ты очень красивая. Давай спать.
Она не сдалась так просто. Обтянутая простыней грудная клетка, на которой пересчитывалось каждое ребрышко, вздулась в верхней, некостистой, части. Набрав воздуха, царевна зажмурилась, и с бесповоротной решимостью в мою сторону прилетело:
— Если не произойдет ничего страшного… непоправимого… Если все останется, как есть… ты согласишься стать моим первым мужем?
Меня передернуло. Мозги, как при ударе в челюсть, вывернуло бешеным неприятием. Она даже не понимает, как коробит слово «первым»! Словно приглашают сходить в кино знакомой компанией. Или выпить на троих. Или еще: поматросить и бросить, изначально зная, что позже будет другой. Нет, местным это в голову не стукнет даже от большой фантазии. Первым — значит, первым номером в общепринятом комплекте из трех. Без вариантов.
— Если когда-нибудь женюсь, — не оборачиваясь и тоже глядя в потолок, с расстановкой ответил я, — только на правах единственного. Никак иначе.
Заявление поставило собеседницу в тупик. Ее глаза привычно принялись округляться, сломавшиеся бровки поползли на лоб. Она даже привстала:
— Так не бывает! Это нарушение природных и людских законов!
— С удовольствием поспорю. В следующий раз. Сообщу лишь, что в моем мире по-другому не бывает.
Запнулся. Негоже отвечать за весь мир. У одних допустимы четыре жены, а где-то в Тибете и Полинезии до сих пор в почете многомужество. Полигамия, полиандрия, в общем, сплошная полиамория. Везде сомневаются в традиционном стандарте и ищут свое. Даже шведы нашли. Правда, в основной массе сразу потеряли, но товарный знак застолбили. Да и обычный брак… Все ли живут согласно «не прелюбодействуй» и «не возжелай жены ближнего своего»? Вертикальная система добра и зла, где первое однозначно хорошо, а второе отвратительно, наш мир сломал и растянул по равнозначной горизонтали. Одна крайность теперь именуется моралью, другая — практическим расчетом. То и другое — хорошо. В разное время. Жутко нравственный идиот Достоевского Ф.М. (для несведущих: это не название радиостанции) портит всем жизнь. Цыкающие на неправильную одежду бабульки в церкви отвращают от Церкви. Воспитательный девиз «делай, как говорю, а не как делаю» дает обратный эффект. Честность заставляет выдавать соратников, отправляя на смерть. То есть, мораль и игра в мораль одинаково треплют всем нервы, иногда угрожая жизни. Бессовестный банкир живет хорошо. Его хитромудрые аферы ломают жизни одним, но поднимают других. Одни убийцы убивают других, зачастую еще более кровавых. Найти в каждой ситуации баланс между моралью и практическим расчетом — вот задача человека. Чтобы остаться человеком и не быть проклятым окружающими.
Почему же местная традиция так выбивает из равновесия? Лишь потому, что не нравится? Потому что иначе? Они нашли свою золотую середину. Им так лучше. Привычно. Иначе представить не могут. Зачем со своим уставом с чужой монастырь? У них даже честнее. Как положено по установившемуся закону, так и делают. Зато семья — превыше всего. Дороже жизни. Привет нашим борцам за права человека против прав общества. И за права иметь это общество как заблагорассудится, если знаешь хорошего адвоката.
Поэтому я умолк. Не принял их традицию, но и не стал навязывать свою. Каждому свое.
Уставившись на меня, как кроманьонец на монитор, Зарина села на лежаке, руки поправили сошедшуюся впереди простыню и обхватили колени. Мозги гудели, маленькими порциями вырабатывая и формируя мысль. Наконец, выродилось:
— Но как же? Мужья нужны для забавы, большой и малой. Брать единственных, не притертых, старающихся лишь для себя? Прости, я тебя не понимаю… Кто же добудет лучшую вотчину?
Она скривилась. Я тоже. Правда, сосало под ложечкой, что случилось некоторое недопонимание сказанного, вызванное разницей менталитетов.
Зарина отвернулась. Засопела.
Я тоже.
Глава 6
Обожаю дни после покушений. Каждый живется как последний. Поверьте, пара-тройка покушений на вас — и взглянете на мир другими глазами. Ценность покоя лучше всего ощущает бывший драчун. Лишь буревестник просит бури, а ушедший в отставку дон Корлеоне идет выращивать помидоры. Император Диоклетиан предпочел капусту.
В общем, если ночью тянет не в клуб, а спать, поверьте, у вас счастливая жизнь. Просто поверьте.
По команде к утреннему построению мы одновременно сели, кутаясь в простыни. Быстро приходящие в себя тела поднялись, Зарина подошла к своему табурету, я отвернулся. Оттащенный лежак вернулся на место, под него был спрятал меч, до сих пор так и торчавший в полу.
Утро началось с пробежки вокруг школы. После двух кругов бегом, полкруга шагом и еще круга бегом нам дали умыться и прийти в себя. Я одним из первых ополоснул лицо и помчался в комнату. Перенесенный из комнаты в кладовку меч не вызвал особого любопытства. Подойдя к кладовице, я поинтересовался, не видела ли она вечером, кто мог взять и не сдать. Естественно, нет. Жаль, что до дактилоскопии еще тысяча лет на карачках.
Во время завтрака мы узнали, что царисса с отрядом еще не возвращалась. Зато начали прибывать подводы с продуктами. Кухня кашеварила вовсю, готовясь к встрече высоких гостей: давненько здесь не встречали других царисс.
Нами вновь занялась Астафья. Я ловил взгляды всех подозреваемых и тех, кто пока не попал в эту категорию.
Бессмысленно. Никакого намека, что кто-то удивлен моим присутствием. Астафья держалась профессионально небрежно, ничем не выдавая мыслей, даже если они у нее были. Карина после дежурства клевала носом и с трудом разлепляла глаза. Мое существование ее не волновало в принципе. Варвара перемигивалась с Аглаей по какому-то им одним известному поводу, подружкам было весело. Если б зачем-то готовили покушение, а тут такой я, живой и невредимый, подобное ликование выглядело бы неуместным. Мне так кажется. Моя смерть ничего не принесет, кроме неприятностей, ведь ангел — священная корова этого мира. О том, что я — черт, не знает никто, кроме Зарины, иначе просто сдали бы начальству, и проблема решилась сама собой. Значит, некто охотится именно на ангела. Причем, на конкретного.
Взгляд еще раз пробежался по присутствующим. Не видно Феодоры с женственной соседкой и еще кого-то из мелких. Либо дежурят, либо им дали какое-то поручение. В общем, облом-с. Преступление есть, преступников нет. Осталось выполнять указание дяди Люсика: быть осторожней и прожить подольше.
Астафья начала с верховой езды. Нас поделили на группы по уровню подготовки. Первая — для отработки мечевого боя верхом, вторая — для отработки основ мечевого боя верхом, и третья — для начального обучения управлению лошадью в последующем мечевом бою верхом. Куда попал я, не скажу. Если кто не догадался, наслаждайтесь интригой.
Ворота отворились, копыта застучали по утоптанной глине. За воротами дороги групп разошлись. Астафья с первой ускакала направо, вторая под управлением Аглаи ушла налево, третья продолжила движение прямо. В ее состав входили: сонная Карина как назначенный в силу опыта инструктор, Тома, я и одна из вчерашних шмокодявок, которые расспрашивали про мальчиков. Выяснилось, что зовут ее Клара, и она дочь цариссы Ольги.
— Моя мама — царисса кацармы и Трех озер, — гордо объявила девочка, когда Карина попросила напомнить имя. Не только моя память хромала на личностях мелковозрастных.
Зарина, мой милый ходячий справочник, ушла в первой группе, поэтому пришлось поинтересоваться у озерной царевны:
— Что такое кацарма?
Привычное по соседке безумное округление глаз даже не удивило.
— Там учат царберов!
Типа, как можно не знать. Можно. Все в жизни бывает, кроме того, чего не бывает. Но и оно случается.
— То есть, они там живут и учатся, как в школе? — уточнил я.
— Ну.
А мне говорили, что мальчиков не учат. Уровень честности собеседников неплохо бы подрегулировать в сторону увеличения хотя бы процентов до восьмидесяти. Или вопросы лучше формулировать. Это уже претензия к себе.
Вот бы мне перевестись в кацарму. Когда приспичит, то есть, если раскроют, предложу как взаимовыгодный вариант. Если не прибьют раньше.
Более часа мы занимались особой выездкой с упражнениями, потом Карина объявила перекур. К ней подходить не хотелось. За неимением словоохотливой Зарины я подсел к Кларе, чем вызвал странный взгляд со стороны Томы. Поняв, зачем это нужно, она подсела ближе, ушки навострились, голова приблизилась.
— Царисса со свитой уехали на разборки с чужими, — заговорил я. — Почему взяли с собой папринция? Он специалист по школе, и только. Или я чего-то не знаю?
Сидя на земле по-турецки, маленькая Клара надменно покачала головой: мол, такой большой, а такой глупый. Точнее, глупая. Но это частности.
— Царисса Дарья совсем недавно вернулась в эту вотчину. Все еще помнят предыдущую цариссу Аграфену. Хорошая была царисса, а затем царыня. Чтобы не злить народ допросами и казнями, вчера мудрая Дарья взяла с собой Аграфенина мужа. Местные сами и с удовольствием расскажут ему то, что иначе бы из них выколачивали. К тому же, в одной из крайних деревень живет кузнец Акулина. Она мастерица, свободная, но лучших мест не ищет. Всю жизнь там живет. После смерти одного из старых мужей она взяла бывшего папринция Харлампия Аграфенина. Оба староваты и, говорят, Акулина взяла его в основном как большого умельца. У Аграфены все были как на подбор. Третий сейчас тоже без дела не болтается.
— Вернемся к нашему папринцию, — попросил я.
— Неужели два Аграфенина папринция не найдут общего языка? — с удовольствием вернулась Клара. — Повспоминают былое, и слово за слово…
Ага, дядя Люсик исполняет роль наживки. Либо используется метод плохого и хорошего полицейских. Лучше все рассказать хорошему, чем за тебя возьмется плохой. В делах, о которых я знал исключительно по телевизору, царисса Дарья явно не одну свору собак-волков съела.