чаю.
– Да больно же! – взвизгнув, накинулась она на меня, – жену свою бить будешь, а я – сестра!
– Вот! – Нет ничего приятнее отлично сделанного дела. – Что и требовалось доказать. Пойдем.
Мы как раз оказались перед распахнутой дверью, откуда доносился стон избиваемого металла.
В кузнице стоял невыносимый жар. Потный Постник в защитном фартуке и изображавшем одежду платке вокруг бедер носился по небольшому помещению, из горна трещало и сыпало искрами, в ведре исходила змеиным шипением похожая на кобру заготовка.
– Пришел? Отлично. А ты чего приперлась, марш домой.
Показав брату язык, Елка вразвалочку удалилась.
Не прерывая работ, Постник высказал:
– Что ты с Любой сделал?
– Ничего, – искренне выдал я.
И попробуйте кто-нибудь хоть в чем-нибудь меня упрекнуть.
– Сегодня она полезла флаг выставлять, а сама чуть не плачет.
– Не я тому причина.
– Уверен? Учти, скоро десятину платить.
– Всегда готов, – сказал я. – А какая связь?
– Прикидываешься? Прямая!
– Так объясни же недоумку.
– Правильно себя определяешь. – Постник улыбнулся. – Но такое не объясняют. У супруги спросишь. Теперь о деле.
Закончив с чем-то, он разложил инструменты по местам и отер ладони о замызганный фартук. В глазах проявилось абсолютно взрослое выражение:
– Вторая половина дня у тебя свободна. Будешь моим подмастерьем. Раньше отцу помогал я, теперь второй человек понадобится мне. Никакие гости на стоянке не принесут столько денег, сколько дает кузница. Твои псовые бои хороши, пока здоровье позволяет, а это недолго. Думаешь, почему среди вас только молодежь, а над вами – единственный пес, доживший до старости? – Постник жестом пригласил меня к верстаку. – Тонкую работу заказчики нам пока не доверят, дождутся возвращения отца, но нужно понимать: отец вляпался в дрязги, из которых не возвращаются. Я очень хочу, чтобы у него все получилось… но даже не надеюсь. Папы свидетелей не оставляют. Лишь кузница по-настоящему прокормит семью, поэтому запоминай основы, будешь работать со мной. Тебе нужно освоить рубку, вытяжку, осадку, сварку, изгибание, пробивку отверстий, насекание рисунка…
Извольте представиться: кузнец Чапа. Ставим галочку. Кем придется побыть еще, если не вернусь домой, в родную школу, где унылые учителя трындят о непонятном или неинтересном, а ученики делают вид, что учатся?
– …степень нагрева при ковке, закалке и сварке определяется по цвету каления, состав металлов – по цвету, излому и характеру искры. – Постник читал мне целую лекцию, наивно предполагая, что я сразу все запомню. – У нас есть заказ на доспехи. В городе кузнецов много, там они делятся по направлениям: молотобойцы выковывают пластины, шлифовальщики полируют их, слесаря изготавливают и устанавливают пряжки, застежки, петли, крючки… в общем, крепления для лат. Есть отдельные мастера по травлению, позолоте и инкрустации. Мы с тобой должны уметь все, иначе не выживем.
Как у любого мальчишки, пунктирное внимание Постника не смогло долго удержаться на главной теме.
– Что за новый пес у Драка, о котором все говорят? – спросил он практически без паузы.
В моем потоке, тренировавшемся до обеда, никого сверхвыдающегося не было. Значит, этот – из послеобеденных. Если о нем уже ходят слухи, новый боец даст жару всем нашим, с которыми я успел немного подружиться. Пусть мы не разговаривали, а только дрались, но если на нас нападут, я встану с ними плечом к плечу. Стадное чувство у подростка, сказали бы психологи. Ответственность общества за каждого, воспитанное в его членах, поправили бы коммунисты. Коллективизм, согласились бы другие серьезные дяди из телевизора. Чувство локтя – настаивали бы отцы семейств. Короче, я нашел компанию по интересам, и теперь с трудом перенастраивался на совершенно иную область приложения мозгов, кроме как в грудину или в переносицу, чтобы хрустнуло и упало.
– Говорят, из-за него к нам конязь собирается, – добавил Постник. – Если б отец не уехал…
Если б он не уехал, царевну не забрали бы в базилку, и у нас с ней могла появиться возможность сбежать, хотелось сказать мне. Естественно, я только улыбнулся и развел руками. Дескать, почему нет, если в общем почти как всегда, только наоборот и по-всякому.
Потом мы вместе делали пластины будущих доспехов из металлических брусков, крепили шаблоны – маленькие наковальни на стержнях, которые устанавливались в специальные деревянные конструкции. На них выковывали отдельные гнутые пластины, подгоняли их, скрепляли, чистили и шлифовали. Мои умения множились, как микробы в сладкой воде. С пятого раза мы сумели снабдить готовые пластины подкладкой, и юный кузнец с гордостью продемонстрировал результат.
Я тоже был на седьмом небе. Как здорово создать что-то своими руками, за что другие готовы платить.
– Передние пластины толще задних, – набивал меня Постник дополнительной информацией. – На шлеме одни части тоже толще других – для особенно уязвимых мест. Запоминай. Один раз что-то не учтешь, и конец доброму имени всей семьи.
Когда под вечер я выполз из кузницы, меня можно было не выжимать – все выпарилось и улетучилось. Зато настроения такого давно не было. Хотелось петь и летать. Улететь получилось бы от любого ветерка, но приходилось переставлять ноги.
По сгущавшейся темноте я сходил в базилку к царевне. Убедившись, что все по-прежнему, поведал, что о кузнеце нет ни слуху, ни духу, а в доме жизнь постепенно налаживается. Посмотрев в грустные глаза, распрощался, пока там не заблестело.
Ночью, едва Люба привычно устроилась в своей половине сена и отвернулась, я нарушил молчание:
– Расскажи про флаги.
– Как можно не знать?
Ненавижу такие ответы. Если созрел вопрос – значит, человек действительно не в курсе.
– Тайна, что ли какая-то? Все удивляются, как можно не знать, и никто не говорит.
– Никакой тайны. – Сено разворошилось, разлетаясь в стороны, словно внутри проснулся вулкан, и Люба повернулась ко мне лицом.
Я залюбовался. Эх, если б сердце было свободно…
– Флаги – знак уплаты налогов. Слышал про десятину? Она во всем, государство живет за счет десятины.
– Не только. Еще – плата с гостей за проход через пороги, плата за стоянку, детская отработка… А сколького не знаю? К примеру, орехи или как их там, которые Елка недавно на отработке собирала, они ведь тоже государственные? Не верю, что такие сады и отработанная система уборки существует для чьего-то личного блага. Разве только для самого конязя.
– Сады – государственные, – подтвердила Люба из своего угла, глядя в меня молочными берегами.
– А что делают с орехами?
– Продают иноземцам. Не спрашивай, зачем, мы сами не знаем, но за границами они ценятся. То ли варят из них что-то, то ли наши орехи – лакомство для неведомых зверей. Разное говорят. Точно знают только гости, но они молчат, чтобы из посредничества не выпасть.
– Вернемся к флагам, – попросил я.
Это почему-то смутило Любу, она вновь зарылась по самые щеки. Удивляюсь, как терпит, ведь сено колючее, а она – пышная и объемная, как воздушный шарик в коробке с ежиками.
– Флаги – показатель уплаты налогов. Мужчины тридцать шесть дней в году отрабатывают на папство – три дюжины дней, десятина. Все должны работать, и все должны платить.
– Говоришь, все, а как взять десятину, например, с бежен… с убегайцев?
– Их женщины работают на папском дворе и замаливают прежние грехи. У мужчин выбор работ намного больше – по всему государству, от границы до границы. Умельцев куда-нибудь пристраивают к общей выгоде, работящих нанимают деревенские, оставшиеся просто живут в отведенном месте – в том лагере, куда нас…
Она запнулась и умолкла.
– Им что-то кушать надо, – сообразил я. – Что вы делаете, чтобы они не воровали?
– Подкармливаем, – вздохнула Люба.
Пока мозг раскладывал сказанное по полочкам, я сквозь щели пересчитал флаги на доме. Уже семь.
– Скоро платить десятину?
Люба кивнула. В ее глазах читалась тревога. Видать, отработка – не самое приятное и безопасное занятие.
– Куда меня могут определить?
– Обычно в служивые.
– В солдаты, что ли? – Теперь я понял, откуда здесь вояки вроде взимавших плату у деда Пафнутия – толстые и неповоротливые.
– Служивые папы – нижний уровень папства, когда еще не папа, но можешь им стать. Служба открывает дорогу лучшим. Проявишь себя – сможешь перейти в надзорные.
– Это те, которые в шлемах с рогами?
– Да. Надзорный папа – уже профессия. Выше только истинные папы, вроде Акима.
Зря Люба про него упомянула, настроение и так уползло ниже некуда.
– Их так и зовут – истинные?
– Просто папы. Я сказала «истинные», чтобы выделить.
– Давай разберемся с самого начала. Папы – это занятие, сан или сословие?
Поскольку я захотел с начала, Люба зашла издалека:
– Представляешь порядок наследования? Дом и земля достаются первому сыну, второй сразу идет в служивые папы на полный пансион, следующие ищут счастья на вольных хлебах – нанимаются к кому-нибудь, уходят в город, подаются в ушкурники. Разбогатевшие уезжают в другие города, иногда покупают челн и становятся гостями. Некоторые начинают с наемного помощника гостя с обязанностями гребца, воина, грузчика, бурлака… Главные сыновья – вторые, из них вместе со служивыми, которые отрабатывают десятину, составляется папская стража. Из нее конязь выбирает дружинников, а папы – надзорных пап. Надзорные потом тоже разделяются, одни больше работают ногами и оружием, как в карауле перед базилкой Святого Николы на свадьбе, другие становятся глазами и ушами. Мы их зовем наблюдателями. Наблюдатели ищут преступников – тех, у кого нет папских флагов или кто их не выставляет. И если таковой найдется… – Донесся полный страдания выдох.
Ночь оставила на виду только заманчивые обводы Любы, скрыв подробности. Свет луны проникал в щели, создавая причудливую игру света и тени. Снова полнолуние, а причал все еще не испробован на выход. Доведется ли проверить через месяц? Где я буду через месяц? Сейчас у меня все хорошо: сыт, одет, учусь самостоятельно зарабатывать, у меня есть жена покладистого характера и весьма недурной наружности, готовая покорно ждать моей готовности расстаться с мечтами и принять реальность. Еще есть влюбленная в меня царевна, сидящая под надзором пап в ожидании навязанного замужества, которое даст ей покой и достаток – как бы она ни уверяла себя в обратном. За речкой царисситствует сестренка Тома, нашедшая любовь и активно делающая карьеру. Малик, ушедший с отрядом в долину, окунулся в политику, а Шурик находится в исключительно женском обществе, где из недосеста его вскоре произведут в искусесты и примутся всячески искушать – возможно, вопреки желанию, он тоже обретет свое странное счастье, о котором даже не мечтал.